Главная » Полезные советы » Право моральный минимум. Право и мораль (право как минимум нравственности, право как критерий нравственности, другие подходы). Моральная ценность правового равновесия

Право моральный минимум. Право и мораль (право как минимум нравственности, право как критерий нравственности, другие подходы). Моральная ценность правового равновесия

Рассуждая о праве, Владимир Соловьёв приходит к выводу о том, что право следует понимать как часть нравственности, право относится к нравственности, как часть к целому. Однако Соловьёв выделяет между правом и нравственностью три существенных различия.

Во-первых, чисто нравственные требования есть требования неограниченные, всеобъемлющие. Нравственность требует совершенства, или неограниченного стремления к совершенству. Всякое же, принципиально допущенное ограничение, противно самой природе нравственности; кто отказывается от безусловного идеала, тот отказывается от нравственности вообще. Напротив, правовые требования ограничены. Соловьёв видит их отличие от нравственных в том, что они требуют низший, минимально необходимый уровень нравственности. Но в таком положении (когда нравственность – максимум, а право – минимум) нет противоречия: нравственное требование праведности не избавляет человека от обязанности не красть или воздерживаться от убийства; также и право не отрицает нравственного совершенства, но и не требует его.

Во-вторых, нравственность не исчерпывается совершением каких-либо внешних действий, но должна в первую очередь обосноваться в человеческой душе. Право наоборот целиком посвящено требованию осуществления внешних действий или воздержания от них. В этом различии тоже нет противоречия: нравственность не только не исключает внешних действий, но прямо требует их, а правовое требование определённых действий не исключает соответствующего им настроения.

В-третьих, нравственное совершенство непреложно требует полную свободу субъекта нравственности, какое-либо насилие (физическое или психологическое) недопустимо и бессмысленно. В реализации правовых норм, напротив, допускается принуждение; более того, для осуществления минимального добра принуждение во многих случаях является необходимым.

Из этих трёх признаков Соловьёв выводит следующее определение права в его отношении к нравственности: «Право есть принудительное требование реализации определённого минимума добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла».1 По Соловьёву, мера правового принуждения определяется равновесием двух нравственных интересов – личной свободы и общего блага. Однако принудительная функция права должна быть строго ограничена. Право не должно вторгаться в область личной духовной свободы человека, оно никого не должно принуждать быть нравственным. Право не препятствует человеку быть злым, оно вступает в свои права лишь тогда, когда злой человек начинает проявлять свою злобу вовне, угрожая безопасности общества.

Рассуждая о степени и допустимости принуждения и насилия, Соловьёв выделяет три их вида:

1) насилие зверское, то, которое совершают убийцы и насильники;

2) насилие человеческое, как раз то, необходимо допускаемое, правовое принуждение, обеспечивающее общественное благополучие;

3) насилие дьявольское, то, всецело определяемое ложью и злом насилие, которое характеризуется насильственным вторжением общественной организации в духовную сферу человека.

«Задача права, – говорит Соловьёв, – вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он до времени не превратился в ад».2

Во-первых, чисто нравственные требования есть требования неограниченные, всеобъемлющие. Нравственность требует совершенства, или неограниченного стремления к совершенству. Всякое же, принципиально допущенное ограничение, противно самой природе нравственности; кто отказывается от безусловного идеала, тот отказывается от нравственности вообще. Напротив, правовые требования ограничены. Соловьёв видит их отличие от нравственных в том, что они требуют низший, минимально необходимый уровень нравственности. Но в таком положении (когда нравственность – максимум, а право – минимум) нет противоречия˸ нравственное требование праведности не избавляет человека от обязанности не красть или воздерживаться от убийства; также и право не отрицает нравственного совершенства, но и не требует его.

Во вторую очередь, нравственность не исчерпывается совершением каких-либо внешних действий, но должна в первую очередь обосноваться в человеческой душе. Право наоборот целиком посвящено требованию осуществления внешних действий или воздержания от них. В этом различии тоже нет противоречия˸ нравственность не только не исключает внешних действий, но прямо требует их, а правовое требование определённых действий не исключает соответствующего им настроения.

Третий аспект заключается в том, что нравственное совершенство непреложно требует полную свободу субъекта нравственности, какое-либо насилие (физическое или психологическое) недопустимо и бессмысленно. В реализации правовых норм, напротив, допускается принуждение; более того, для осуществления минимального добра принуждение во многих случаях является необходимым.

Из этих трёх признаков Соловьёв выводит следующее определение права в ᴇᴦο отношении к нравственности˸ ʼʼПраво есть принудительное требование реализации определённого минимума добра, или порядка, не допускающего известных проявлений злаʼʼ.1 По Соловьёву, мера правового принуждения определяется равновесием двух нравственных интересов – личной свободы и общего блага. Однако принудительная функция права должна быть строго ограничена. Право не должно вторгаться в область личной духовной свободы человека, оно никого не должно принуждать быть нравственным. Право не препятствует человеку быть злым, оно вступает в свои права лишь тогда, когда злой человек начинает проявлять свою злобу вовне, угрожая безопасности общества.

Рассуждая о степени и допустимости принуждения и насилия, Соловьёв выделяет три их вида˸

1) насилие зверское, то, которое совершают убийцы и насильники;

ʼʼЗадача права, – говорит Соловьёв, – вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он до времени не превратился в адʼʼ.2

Различия (Алексеев): Мораль устремлена, чтобы ее нормы воздействовали на человека изнутри. Действуют эти моральные требования через сознание человека. Право – внешний регулятор, оно устанавливает формально определенные писаные нормы. Мораль – область сознания, которая замкнута на духовной жизни людей, она не требует внешнего объективирующего положения. Право не может без выражения во вне быть регулятором, оно – институционный регулятор. Содержание нравственности сосредоточено на долге, обязанностях, ответственности людей за свои поступки, тогда как право фиксирует свое внимание на праве человека. Оно сфокусировано на правах отдельных лиц. Различие форм свободы: право ориентировано на внешнюю свободу, которая получает оформление в законах, а нравственность регулирует внутреннюю свободу человека, которая не связана с внешним принуждением. Резкое разграничение права и нравственности недопустимо, так как это может привести к деградации одного из них. Вопрос о соотношении морали и права никогда не решался однозначно. Существуют различные точки зрения: эти понятия противопоставляли, эти понятия отождествляли. Права и нравственность содержат разнородные обязанности. Право устанавливает обязанности отрицательного характера, а мораль – положительного. Удержание человека от действий, которые наносят вред другим, осуществляется принудительно с помощью норм права. Право рассматривалось, как определенный минимум нравственности, низший ее предел. Соловьев: право – требование реализации минимума добра и устранение известной доли закона. Господствующая точка зрения: эти явления взаимосвязаны и взаимообусловлены. Право не может быть оторвано от морали, так как право содержит в качестве элемента такое понятие, как «правильность», которое соотноситься с моральной категорией – «справедливость». Виноградов: принуждение – это не всегда обязательный элемент права, право не может опираться только на принуждение, так как должно быть равновесие между силой и справедливостью. Эти положения находят свое положение и сегодня.

Черненко: право есть некоторый минимум нравственности, этот минимум для всех обязательный, минимум этот относиться к нравственности. Право базируется на нравственных началах. Право не только включает в себя нравственные ценности, но и берет на себя защиту этих ценностей. Уровень нравственности и права – самостоятельные регуляторы, это уровень, рассматривающий единство и право.

29. Понятие и основные формы справедливости.

В словаре Даля справедливость объясняется через понятия правды и правосудия. Право должно обеспечивать справедливость. Речь здесь идет не о законе, а именно о праве в философском смысле. Ведь закон бывает разный и применение неправового закона обязательно приводит к торжеству несправедливости. Еще с древности возникает представление, особенно ярко выраженное в концепциях естественного права, о том, что право всегда справедливо, что только оно обеспечивает справедливость общественных отношений. Аристотельполагал, что понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее критерием справедливости, является регулирующей нормой политического общения. Всякий закон в своей основе предполагает право. Отступление закона от права приводит к вырождению закона в средстводеспотизма.

Справедливость предполагает существование в обществе правового начала и способов его применения для регулирования общественных отношений.Дошедшее до нас из римского права слово юстиция означает справедливость и правосудие. Достоянием европейской культуры стал образ древнегреческой богини правосудия Фемиды. Наиболее типичные атрибуты Фемиды - весы в руках и повязка на глазах. Весы Фемиды воплощают идею справедливости. Повязка на глазах - символ беспристрастия, равного подхода ко всем, невзирая на личности. Иногда Фемида изображалась с рогом изобилия в руках, который, видимо, означал, что благополучие граждан, их материальное благосостояние немыслимы без законности и правопорядка.

Справедливость предполагает правовое равенство субъектов права. Это означает необходимость общезначимости и одинаковости требований права в отношении всех, включая и носителей власти, создающих законы. В римском праве имелось положение: то право, которое кто-либо считает справедливым применить к другому лицу, должно признаваться действительным и для самого себя. Выдвигалось также требование о том, что под действие закона должны подпадать все. Правовая форма органично присуща справедливости. Отказ от правового характера справедливости приводит к тому, что за справедливость начинают выдавать какое-либо неправовое начало, применение которого угрожает обществу и государству дестабилизацией. Такими неправовыми началами могут быть требования фактического равенства и привилегий, моральные нормы и религиозные ценности, национальные или экономические интересы. В этом случае правовое, то есть всеобщее и равное для всех значение справедливости подменяется отдельным, частным, произвольным интересом. Этот частный интерес может быть закреплен в неправовом законе, никак не способствующем благу общества и его конкретных граждан. Аврелий Августинутверждал, что справедливость выступает необходимым свойством права и выступает в качестве критерия для того, чтобы отличить право от неправа и насилия, государство - от банды разбойников.

Право как минимум нравственности (Л. П. Карсавин)

Позицию «органициста» занимал Карсавин. Исходя из философии всеединства, позволяющей сконструировать модель коллективной симфонической личности, он заключал, что право, как и мораль, является моментом такой личности. Но в отличие от религиозно-нравственной деятельности многочеловеческого субъекта право характеризует эмпирическое, предметное бытие данного субъекта, поэтому право и нравственность не равновелики, но иерархичны: они отражают различное отношение симфонической личности к своему совершенству, поэтому право связано с низшей сферой нравственности, идеей справедливости 1 .

Право само по себе существовать не может, оно обосновано абсолютно, через высшие ценности: «...в отличие от нравственности, право формально, определяя условия религиозно-нравственной деятельности, а не ее самое, так что в формах права возможна и деятельность безнравственная» . Поскольку право - низшая сфера нравственности, оно должно блокировать абсолютно безнравственные поступки, поэтому основными признаками права становятся «охранитель-ность», «принудительность», «формальность», «нормативность» .

Карсавин считал право «этическим минимумом», поскольку исходил из первичности общественного перед индивидуальным. Этот подход нивелирует проблему соотношения личной и коллективной морали. По мнению основоположника такого подхода Г. Еллинека, «не индивидуальное нравственное сознание должно стать источником объективного нравственного закона, а наоборот, социальная этика сообщает индивидуальному сознанию содержание нравственного императива» 1 .

Идею о праве как минимуме нравственности вслед за Еллинеком развил Вл. С. Соловьев. Карсавин, верный традиции «всеединства», знал о правовых воззрениях последнего, хотя его отношение к Соловьеву неоднозначно . Наиболее заметно сходство «Основ политики» Карсавина с «Оправданием добра» Соловьева: последний подчеркивал, что «всякое ограничение, принципиально допущенное, противно природе нравственной заповеди и подрывает ее достоинство и значение: кто отказывается в принципе от безусловного идеала, тот отказывается от самой нравственности, покидает нравственную почву. Напротив того, закон собственно правовой, как ясно во всех случаях его применения, по существу, ограничен; вместо совершенства он требует минимальной степени нравственного состояния, лишь фактической задержки известных проявлений безнравственной воли» .

Сближаясь с Соловьевым в вопросе о праве как нравственном минимуме, Карсавин расходился с ним в вопросе о ключевом правовом субъекте. Соловьев считал основой права «свободу, обусловленную равенством», но свободной полагалась именно индивидуальная личность. Еллинек считал основным субъектом социум, который бы вменял индивиду нормы социального целого. Мнение Еллинека Карсавину ближе: коллективная личность, по его мнению, есть целое, духовное и социальное, задача права в том, чтобы определить меру свободы человека в рамках этого целого.

Жизнь индивида, по Карсавину, есть не только осуществление собственной специфичности (индивидуальности), но и осознание принадлежности к целому. Индивид типически выражает в себе целое, при этом он нечто особенное, но опять же лишь в рамках целого.

Человек может, а значит, и должен осуществить в своей жизни оба момента - принадлежности к целому и своей уникальности. Реализация этих начал и есть подлинная нравственная «право-обязанность» человека: с одной стороны, лицо обязуется действовать в рамках целого, поскольку это позволит реализовать собственные права, с другой - лицо управомочивается, поскольку обязуется действовать в рамках целого 1 .

Все иные обоснования прав и обязанностей, не проистекающие из связи индивида с коллективным субъектом, Карсавин отрицает. По мнению автора, homo hobbesicus не может осознать долг по отношению к социальному целому, поскольку он есть целое лишь для себя, у него нет никаких подлинных прав и обязанностей. По Гоббсу, в естественном состоянии вся индивидуальная «ничтожность» и одновременно вся сила человека содержатся в нем самом: ничто ему не гарантировано. У этого «атома» права и обязанности случайны, поэтому он и не может их защитить. Лишь в государственном состоянии суверен может заставить его что-либо сделать, что-то ему гарантировать, однако воздействие государства все равно останется внешним.

Важно, что словосочетания «право-обязанность», «и право, и обязанность» приводятся Карсавиным не в качестве характеристик позитивного права, а в связи с идеей права в интерпретации ее Гегелем. Право не создается для отдельного индивида, право мыслится в свободной связи человека и целого, поэтому, по Гегелю, «права отца семейства над его членами суть в такой же мере обязанности в отношении к ним, как и обязанность послушания детей есть их право стать благодаря воспитанию свободными людьми» . Нечто подобное, по Карсавину, можно сказать и об отношениях государства и человека.

Идея «права-обязанности», сформулированная Карсавиным в 1927 г., на наш взгляд, повлияла на содержание статьи Алексеева «Обязанность и право» (1928). Моделируя идеальные отношения между государем и его подданными, Алексеев полагал, что отношения, в которых обе стороны «правообязаны», являются предпочтительными для отношений между государем и подвластными. Правящий осознает свою власть не только как право, но и как обязанность, подвластные относятся к реализации своих прав так же внимательно и осознанно, как и к несению обязанностей .

Важно, что Г. Д. Гурвич сочетал в своем учении о «социальном праве» воззрения Алексеева, считавшего право актами признания ценностей, и правовой органицизм Карсавина. Гурвич использует те же самые доводы при обосновании правовой структуры, что и Алексеев: он отрицает, что право создается государством, говорит о связи правомочия и обязанности, называет справедливость основным признаком права, упоминает об актах признания ценностей 1 , наконец, в схожем ключе синтезирует выводы Гуссерля и Петражицкого.

Последователь и интерпретатор идей Петражицкого, Гурвич был, безусловно, знаком с трудами Алексеева. Он упоминает, что «современный русский теоретик права Н. Н. Алексеев в книге “Основы философии права” (1924) попытался синтезировать идеи Петражицкого с учениями интуитивизма и русской религиозной школы» . Однако Гурвич переосмысливает воззрения Алексеева, смещая главный акцент: для первого юридический опыт всегда является опытом коллективным .

Ученый подчеркивал, что в отличие от нравственного опыта, имеющего преимущественно духовный характер, правовой опыт не в меньшей степени причастен и миру чувственному . Поэтому мнение человека о том, что он король, само по себе не является правовым: таковое можно считать разве что нравственным переживанием собственной избранности. Но как только люди признают его королем, начнут оказывать почести, позволят взойти на престол, подчинятся ему как монарху, такой опыт, перестав быть сугубо нравственным, станет правовым, субъектом признания здесь станет не индивид, а общность в целом .

В этом вопросе Гурвич соглашался с Карсавиным, о котором отзывался как о «самом глубоком» религиозном русском философе . Вслед за Карсавиным Гурвич использовал понятие «всеединство» в своих работах 1 , более того, его правовая аргументация напоминает доводы Карсавина .

В отличие от правовых воззрений евразийцев теория «социального права» Гурвича получила за рубежом широкую известность. Вполне вероятно, что автор соединил в своем учении два полярных начала правовой философии евразийцев: акт признания ценности личностью (Н. Н. Алексеев) и целое как источник признания опыта правовым (Л. П. Карсавин).

См.: Карсавин Л. П. Основы политики. С. 407.
Там же. С. 406.
Принудительность права, по Карсавину, проявляется в том, что «норма права неодолима для соборной и индивидуальной личности, во-первых, постольку, поскольку эта норма укоренена в идее справедливости, т. е. обоснована абсолютно. (В этом, например, отличие основной сферы права от сферы нравов и быта.) Однако, так как право всегда выражается в норме и всякая норма условна, правовая норма не обладает в конкретной своей формулировке тою же неодолимостью, как нравственное требование, нормативно невыразимое, но за то и не подверженное относительности всякой формулировки. Во-вторых, норма права неодолима потому, что она является свободным волеизъявлением соборной личности, в котором эта личность и всякая ее индивидуация свободно себя связывают. То же, разумеется, есть и в нравственном требовании, но оно немыслимо без абсолютной обоснованности, а правовая норма (хотя бы в форме своего выражения, практически же и по существу) мыслима» {Карсавин Л. П. Основы политики. С. 406-407).
Прибыткова Е. А. Указ. соч. С. 311.
Можно выделить отдельные негативные высказывания Карсавина о Соловьеве. Последнего именуют «латинствующим», сторонником «теократии», которую Карсавин отвергал. См.: Карсавин Л. П. Ответ на статью Бердяева о евразийцах // Путь. 1926. № 2. С. 126.
Соловьев Вл. С. Оправдание добра. М., 2010. С. 503. Примечательна оценка К. А. Чхеидзе этой работы: «...книга В. С. Соловьева - “Оправдание добра” - менее значительна. Она напоминает книги средневековых богословов и в этом отношении служит новым доказательством правильности общей интуиции профессора] Виппера о цикличности истории и основной мысли Н. Бердяева “О Новом Средневековье”; она написана в духе восхваления, тогда как по современному состоянию умов требуется исследование. В этом слабость книги о добре» (ГАРФ. Ф. Р-5765. Оп. 2. Л. 66).
См.: Карсавин Л. П. Основы политики // Евразийский Временник. Кн. V. Париж, 1927.С. 236.
Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. Философия духа. М., 1977. С.328.
См.: Алексеев Н. Н. Обязанность и право. С. 159.
«Право представляет собой попытку реализовать в данном социальном образовании идею справедливости (т. е. привести к начальному и варьирующемуся в существенных моментах сочетанию присущие данному социальному образованию противоречивые культурные ценности) путем многостороннего императивно-атрибутивного регулирования, основанного на прочной связи между правом требования и обязанностью; обязательность этого регулирования обусловлена нормативными фактами, которые дают социальную гарантию эффективности, а в некоторых случаях обеспечивают выполнение требований путем внешнего принуждения, что, однако, не предполагается как обязательное» (Gurvitch G. Sociology of Law. N. Y., 1942. P. 59). Цит. по: Туманов В. A. Буржуазная правовая идеология: К критике учений о праве // Туманов В. А. Избранное. М., 2010. С. 227.
Ср. высказывания Карсавина и Гурвича. «Несомненно, что многое (но далеко не все) из отличного и “данного” воспринимается нами как качествования иного (субъекта или объекта, поскольку дело идет о восприятии внешнего мира). Это значит, что нами воспринимается и само “иное”. А такое восприятие возможно лишь в том случае, если “иное” является и нами самими, нашим качествованием, отличным от воспринимающего его качествования, и своим иным, не менее отличным от всякого нашего момента, чем то нами воспринимается. Следовательно, мой воспринимающий иное и, значит, являющийся и самим иным субъект выше и шире, чем он же в качестве субъекта всех моих качествований, относимых мною только к себе, а не к иному. Субъект, как всеединство моих моментов, сам оказывается лишь моментом высшего субъекта, другими моментами которого являются иные субъекты (и “объекты”)» (Карсавин Л. П. Философия истории. С. 49). «Для того чтобы правосознания могли сходиться в трансцендентных по отношению друг к другу актах признания, необходимо, чтобы они раскрылись как участвующие и частично сливающиеся в одних и тех же актах признания. Иными словами, коллективный опыт социального права является необходимым условием коллективного опыта индивидуального права; первый опыт - основа второго и скрыто присутствует в нем. Именно здесь и лежит действительная основа примата социального права по отношению к праву индивидуальному, несмотря на их сущностную разнородность, на которой мы настаивали в наших работах» (Гурвич Г. Д. Юридический опыт и плюралистическая философия права. С. 272).

Немецкий государствовед Георг Еллинек (1851–1911). В 1883 г. занимает профессорскую кафедру в университете Вены, в 1889 г. – в Базеле, а с 1891 г. – в прославленном Гейдельбергском университете (Еллинек Г. Социально-этическое значение права, неправды и наказания». М., 1910.)

Право – этический минимум. Объективно это – условия сохранения общества, поскольку они зависят от человеческой воли, т.е. Existenzminimum этических норм; субъективно – минимум нравственной жизнедеятельности и нравственного настроения, требующийся от членов общества. По мнению Еллинека, право есть совокупность таких нравственных требований, которые в данную эпоху у данного народа признаются безусловно необходимыми для существования общежития, без которых общежитие сделалось бы невозможным. право будет составлять как охраняющий момент минимум норм определенного общественного строя, т.е. обнимать те нормы, которые обеспечивают неизменное существование последнего. Если в десяти заповедях, которые составляют основание этических понятий современных культурных народов, оставить в стороне заповеди, говорящие об отношении человека к Богу, в нем окажутся, главным образом, те основные нормы, на которых покоится правовой порядок всякого сколько-нибудь цивилизованного народа. «Не убивай, не кради, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй». То есть, посредством этих заповедей охраняются и поддерживаются святость семьи, неприкосновенность личности, собственности, брака, основывающегося на вере в честное слово нравственного и материального оборота. Буддийские заповеди, которым должен следовать каждый мирянин, точно так же предписывают не убивать ничего живого, не красть; соблюдать целомудрие и не лгать. Эти основные заповеди подавляют безграничное эгоистическое стремление в такой степени, чтобы оно не угрожало существованию всеобще-необходимых социальных учреждений и благ. Чем дальше идет культурное развитие какого-либо народа, тем становится больше число таких норм, необходимых для сохранения целого и частей, тем, поэтому, шире нравственный базис права. И право, и нравственность возникают из нравов, этического обычая (иерархическое и территориальное поведение у животных?).

Вот почему исполнение таких требований нельзя предоставить доброй воле каждого, а необходимо гарантировать их авторитетом государства, т.е. превратить эту часть нравственности в право. Так как задача права состоит прежде всего в охране созданного положительными и отрицательными человеческими действиями общественного строя, то оно должно располагать силою принуждения, дабы, в случае надобности, возмещать путем принуждения то, что должно исполняться добровольными актами человека. Эта власть принуждения, сопровождающая право, является таким заметным его свойством, что нетрудно проникнуться убеждением в его существенном значении для права и считать право и принуждение нераздельно-соотносительными понятиями. Однако принуждение обращается лишь против патологических явлений правовой жизни, и удачно было указано на то, что правовой порядок, который должен был бы применять в каждом отдельном случае принуждение для осуществления своих задач, держался бы на глиняных ногах. Бесчисленны те случаи, в которых право совершается без противодействий.

Правовой порядок, осуществляющийся в течение долгого времени исключительно путем принуждения, является невероятным. 1) Основа действия права – вовсе не внешнее принуждение, а внутреннее убеждение людей в разумности или целесообразности юридических норм; следовательно, как действия чисто нравственные, так и действия просто легальные обусловлены внутренним убеждением человека; 2) говорят, что для права важны только внешние действия, внешний результат безотносительно к мотивам, обусловившим этот результат; между тем мы видим, в особенности в уголовном праве, первостепенную важность мотивов для юридической квалификации результатов; 3) право никогда не предписывает совершения безнравственных действий.

Во времена первоначального образования государств оно живет в неписаном виде в сердцах народов, тесно связанное с благоговением и страхом перед Богом. Оно является столь мало внешним, что у германских племен тесно срастается с личностью каждого индивидуума, сопровождая его всюду, куда бы он ни отправлялся, и германец заключал договоры только по своему праву, судился только своим судом.

В виде вечного, абсолютного права могли бы явиться только скудные нормы, при несоблюдении которых совершенно немыслимо возникновение даже самой примитивной формы человеческого общежития.

Чувство права, которое ясно подсказывает нам, что правильно и что неправильно, нарушение которого самым мучительным образом ощущается нами как ущерб всей личности, которое внушает нам глубокое сострадание к оскорбленному в его праве, К этому непосредственному чувству апеллирует государство, когда оно призывает людей, – сведущи они в праве или нет, – творить суд над своими согражданами. Положительность права основана на средней, типической убежденности народа в том, что это есть право действующее: "Право существует только в нас самих, оно есть функция человеческого общения и потому должно опираться на чисто психологические элементы". у всей совокупности оно предполагает определенную степень правового настроения. Нормативное сознание ("должно быть так, как есть") придает власти правовой характер ("легитимация государственной власти").

Но общая воля может впасть в ошибку и объявить правом социально-вредное; индивидуальный или коллективный властитель может возвысить до степени действующего права свой безотчетный произвол. Такое право, однако, является правом с формальной стороны, а по более глубокому материальному основанию оно – неправда или, в лучшем случае, правовая ошибка. Норма существует не только потому, что она доводится до общего сознания, что она ясно предписывается воле в качестве руководящего правила, как и нормальное состояние органа не возникает только потому, что таким признает его врач. Норма может не признаваться, возможно, что она вообще не дойдет до сознания; если же она нарушается, то она беспощадным образом мстит за себя всему организму.

Просмотров