Толик черкас вор. «Сучья война» Черкасовых и Пивоваровых. Сотрудничал ли он с КГБ
В начале 1970-х в преступном мире «одной шестой суши» произошло нечто, похожее на революцию.
К середине 1950-х после продолжительных «ссучьих войн» и восстаний в лагерях на зонах СССР установился относительно мирный и либеральный режим. Однако это время продлилось недолго, и уже в начале 1960-х власть снова взялась за ужесточение режима в тюрьмах. Началом ломки послужило Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах союзных республик от 3 апреля 1961 года. Цель перед «тюремщиками» была поставлена достаточно ясная. Прежде всего – по возможности дифференцировать осуждённых, развести их по разным режимам в зависимости от тяжести преступления и профессионального уголовного стажа. Таким образом власть пыталась свести на нет влияние «воров» и их «идей» на основной контингент арестантов, искоренить арестантские «законы», «правила» и «понятия». «Законченные» «урки» должны сидеть в «своих» колониях и лагерях, «первоходы» – в своих. При этом и для впервые осужденных вводились режимы разной строгости – в зависимости от тяжести преступления: для «тяжеловесов» создавались отдельные колонии усиленного режима.
Было решено, что пора кончать с неоправданным «либерализмом» в отношении лиц, отбывающих наказание «за колючкой». В тюрьме должно быть тяжело и страшно! Пусть тот, кто её прошёл, будет вспоминать о ней с ужасом и другим закажет туда попадать. В результате осуждённые лишились многих льгот, завоёванных ими в буквальном смысле кровью в 1950-х. Вместо этого были введены драконовские ограничения – в том числе на переписку с родными, на получение посылок и передач, на приобретение в магазинах колоний продуктов питания и предметов первой необходимости, запрещалось ношение «вольной» одежды и т.д.
Малолетним преступникам, например, разрешалось не более 6-ти посылок-передач в год, а взрослым, в зависимости от режима, от 1-й до 3-х передач. При этом вес посылки или передачи не должен был превышать 3-х килограммов. Мясо, мясные изделия, шоколад, цитрусовые и пр. были категорически запрещены к передаче арестантам. Да к тому же право даже на такую жалкую передачу осуждённый получал не ранее чем после отбытия половины срока. В тюрьмах передачи и вовсе были запрещены.
То же самое и со свиданиями. Взрослым арестантам, в зависимости от вида режима, предоставлялось от 2-х до 5-ти свиданий (длительных и краткосрочных) в год. В тюрьмах «сидельцы» были лишены и этого. При этом администрация имела право за «нарушения режима» вовсе лишать зэка передач и свиданий…
Но не это главное. «Мужик» «пахал» и при новом режиме. Однако теперь он должен был изыскивать возможности «вертеться», добывать своим трудом пропитание в обход официальных правил (лагерный «ларёк» позволялся раз в месяц, в нём можно было «отовариться» на 5-7 рублей)
Тут-то и протягивали руку помощи «чёрные», лагерная «братва». Стали расцветать нелегальные арестантские кассы взаимопомощи под контролем «воров» – так называемые «общаки». Налаживались через подкупленных работников колоний нелегальные «дороги» на волю, по которым потекло в «зоны» всё то, что строжайше было запрещено: колбаса, шоколад, чай, деньги, водка, наркотики. Конечно, за баснословные цены – но «за колючкой» было всё. И только благодаря «воровскому братству». «Мужик» резко колыхнулся в сторону «законников». Тем более что теперь «честные воры» и их подручные на первое место стали выдвигать идеи «защиты справедливости», «братства честных арестантов», во главе которого стоят «честные воры».
Несмотря на всю стойкость и волевые качества лидеров «воровского ордена», «законники» вынуждены были считаться с невесёлыми реалиями, сложившимися в местах лишения свободы. «Ментовскому беспределу» и невиданному «прессу» необходимо было что-то противопоставить, чтобы «братство» «воров в законе» не только удержало, но и укрепило власть и в «зонах», и на воле.
Идеологом таких перемен стал «вор в законе» Черкас, в миру Анатолий Павлович Черкасов. Черкас принадлежал к новому поколению «законных воров», многие из которых прошли обряд «крещения» в начале 60-х во Владимирской тюрьме строгого режима. «Вором» Черкас стал в зрелом возрасте. И уже при «коронации» заведомо нарушил «кодекс чести» «законника». Он скрыл, что во время Великой Отечественной был награждён за храбрость и мужество двумя орденами Славы.
Анатолий Черкасов предложил внести несколько серьёзных изменений в «воровские законы». Прежде всего, отменить обязательное правило, согласно которому «честный вор» обязан был долго не задерживаться на свободе и раз в несколько лет «чалиться» «за колючкой» (настоящий «законник» также и умереть должен был не где-нибудь, а на тюремных нарах). Наоборот, заявлял Черкас, необходимо сохранить «цвет» «воровского братства», чтобы укреплять влияние «законников» в уголовном сообществе. И, конечно, в местах лишения свободы. Но в «зонах» разумнее проводить свою политику преимущественно через «положенцев» и «смотрящих» – доверенных лиц «воровского мира» из числа особо авторитетных «жуликов» (самая высокая «масть» в преступном мире, следующая сразу за «вором»; к середине 70-х их стали называть также «козырными фраерами»).
Отсюда вытекало следующее предложение Черкаса. Поскольку власти ужесточили карательную политику в отношении уголовников, он предложил в основном «бомбить» тех «клиентов», которые не станут обращаться за помощью в правоохранительные органы – прежде всего подпольных предпринимателей-«цеховиков», наркодельцов и даже сутенёров. При этом соблюдая «справедливость», то есть не доводя людей до отчаяния, когда они могут кинуться искать защиты у милиции, несмотря на угрозу собственной свободе. Другими словами, «идеолог» предлагал заниматься обыкновенным рэкетом, заставляя подпольных предпринимателей делиться «по-честному» неправедно нажитым добром.
Наконец, особую значимость в новых условиях приобретало третье предложение Черкаса. Раз «менты» пытаются сломить «воров» при помощи подписок, требуя письменного отказа от преступной деятельности, применяя для этого физическое воздействие и стремясь раздавить непокорных, то разумнее всего идти им навстречу и давать такие подписки! Ведь ещё в старом «законе» существовала норма о том, что слово, данное «фраеру» или «менту», ничего не стоит! «Законник» даже освобождался от чувства благодарности к какому-нибудь «штемпу», пусть тот и оказал ему важную услугу (вплоть до спасения жизни).
В завершение Черкас предложил использовать в своих целях высокопоставленных чиновников и даже работников правоохранительных органов, покупая их услуги и обеспечивая этим себе надёжное прикрытие – «крышу».
В начале 70-х годов в Киеве на многочисленной «сходке» «воров в законе» все эти изменения были возведены в норму «закона». Этот «представительный форум» открывал очередную главу в развитии «воровского движения» – рождение «новых воров», с новыми принципами, методами руководства, приёмами борьбы против недругов, жизненным укладом и «моралью».
Весь период 70-х годов в уголовном мире проходит под знаком уверенного возрождения и укрепления власти и идеологии «воров в законе». Новая тактика приносит свои результаты. Благодаря «обжималовке» подпольных бизнесменов и им подобных преступников наполняются «общаки». «Законники» благополучно гуляют на свободе и осуществляют «идейное» руководство криминальным и арестантским сообществом, при этом не подвергая себя риску ни в малейшей степени.
Правда, поначалу уголовное «братство», следуя рекомендациям Черкаса, с такой неукротимой энергией бросилось «обжимать деловых», грабить «подпольных миллионеров», что последние были вынуждены вырабатывать адекватные меры. «Цеховики» стали обрастать телохранителями и собственными группами «боевиков» для защиты своей безопасности и безопасности своего бизнеса. Запахло большой кровью.
И тут «воры» в очередной раз оказались на высоте. Они собрали в 1979 году в Кисловодске представительную «сходку», на которую впервые в истории «воровского движения» были приглашены представители противоположной стороны – «цеховики». После долгих и продолжительных обсуждений непростого вопроса о мире и взаимопонимании стороны в конце концов постановили: теневые предприниматели обязаны выплачивать представителям «цивилизованного рэкета» «десятину» - 10% своих «левых» доходов. Уголовная «крыша», со своей стороны, обеспечивала им защиту от «залётных» бандитов и мелких хулиганов.
«За колючкой» дела тоже относительно нормализовались. Оказываясь в местах лишения свободы и попадая под «ментовскую ломку», «воры» в критических ситуациях давали подписки, уверяя лагерное начальство, что с преступным прошлым будет навсегда покончено.
К этому времени в местах лишения свободы уже неплохо отлажена теневая система лагерной жизни. Основу составляет мощная производственная база колоний и лагерей. «Мужик», работавший на производстве колонии, мог заработать неплохие деньги – даже с учётом явно заниженных расценок, официально отбираемой «хозяйской половины» (половина заработка просто вычиталась в бюджет) и всех остальных вычетов (за содержание в колонии, погашение иска, алименты и пр.). Но использовать эти деньги он не мог: они просто накапливались на его лицевом счёте, откуда арестант имел право потратить в месяц мизерную сумму на приобретение товаров в «ларьке» (до пяти рублей в месяц) или переслать эти деньги своей семье.
Фактически такая помощь была легальным способом обналичивания заработанных денег. Этим пользовались «чёрные». Они помогали арестантам, переславшим суммы на волю, «перегнать» необходимую часть этих денег обратно в «зону». Разумеется, не безвозмездно. Проценты от таких операций шли «на общак», который, в свою очередь, делился на «зоновский» (для нужд арестантов и, в первую очередь, поддержки «братвы» в штрафных изоляторах и помещениях камерного типа) и «воровской» (для поддержки лидеров уголовного мира на свободе).
Привлечению «мужиков» в свои ряды, а также привлекательности новой воровской системы способствовало ещё одно из нововведений «реформы Черкаса» – это почти полная отмена «прописки» в камерах и на зоне, а также системы «опущенных».
Так, в середине 70-х была запрещена процедура так называемых камерных «прописок», когда новички подвергались издевательствам, всевозможным «проверкам на вшивость» при помощи «игр» и «загадок». Тот, кто не проходил «подписку», мог перейти в разряд изгоев или просто получал свои порции побоев (затрещины, удары тяжёлыми арестантскими ботинками, мокрым полотенцем и т.д.). К концу 70-х «прописка» существовала только в основном среди «малолеток». Но и здесь «крёстные отцы» преступного мира решительным образом её искореняли. Ведь раскол в арестантском сообществе, увеличение числа униженных, озлобленных зэков было на руку «ментам», которые потом использовали эту недовольную массу против «отрицалов».
(Кстати, это видно и на более позднем (в 1980-е) примере самой жестокой тюрьмы СССР – «Белого лебедя», где в хозяйственной обслуге и активе состояли именно «обиженные»).
В начале 80-х годов «на продоле» (в межкамерном коридоре) ростовского следственного изолятора №1 было выжжено на стене следующее: «Пацаны! Решением воровской сходки (указывалось место и время сходки) прописки в камерах запрещены. Каждая «хата» отвечает за кровь». (Сами сотрудники СИЗО не стирали эту надпись, поскольку она служила стабилизации обстановки в камерах, снижению количества конфликтных ситуаций).
То же самое и в отношении «обиженных». Сам «воровской мир» теперь был настроен резко отрицательно к процедуре так называемого «опетушения» - то есть изнасилования осуждённых за какие-то провинности. В «правильных хатах» (камерах под контролем «братвы», воровских «смотрящих») за подобную попытку можно было серьёзно ответить. Во многих воровских «прогонах» тех лет читаем: «Мужики! Прекратите плодить «обиженных»! «Менты» после используют их против вас».
В «зонах» «воровской мир» тоже всячески пытался пресечь беспредел и «обжималовку», наказывать за лагерные грабежи. «Элита» стремилась сделать так, чтобы «мужик» сам нёс ей необходимое и был её союзником (к примеру, в лагерных восстаниях, которые начали возникать в 1970-е).
Советский режим не мог не отреагировать на усиление «воровской системы», превращения её в параллельную ветвь власти. В начале 1980-х, с появлением тюрьмы «Белый лебедь», начинается новая «ломка» «воров».
29.06.2015 20:12Если вам понравилась эта и другие статьи в Блоге Толкователя, то вы можете помочь проекту, перечислив небольшой благодарственный платёж на:
Яндекс-кошелёк - 410011161317866
Киви – 9166313201
Skrill –
Тогда еще был уголовный мир - Я родился и вырос в нормальной семье. Был в школе отличником. В третьем классе у меня еще были домашние учителя, я уже чертил тушью, рисовал красивые здания Петербурга, зная, кстати, при этом, кто именно из архитекторов их строил. Начал изучать английский и немецкий языки. А потом - 37-й год, расстреляли отца. Он был главным механиком крупного завода. С тех пор в нашей семье начались разные передряги… Мама вышла второй раз замуж за сына отца Иоанна Ярославского - епископа Ярославля. Мама была очень красивой женщиной. Ее крестным отцом, кстати, был личный шофер Ленина - Гиль Степан Казимирович. Он, умирая, оставил маме восемь тетрадей воспоминаний. Мама была крупным банковским работником, хорошо знала семью Орджоникидзе, Рокоссовского. Дед мой был первым комиссаром Адмиралтейства - хотя и беспартийным, как и Гиль… Д-да, так вот, потом началась блокада, выехать нам не дали - было распоряжение нас не выпускать. В голод я не воровал, но вся обстановка сложилась так, что в 1947 году мы всем классом в школе украли дорогой воротник, продали его и пропили потом - молоком. Всех пожурили, а меня, как сына врага народа - осудили. Я попал в детскую трудовую колонию в Стрельце. Там, где был когда-то корпус графа Зубова, а сейчас - школа милиции. Я был очень любопытным и впитывал в себя все устои и принципы того мира, как губка. Я вдруг ощутил себя среди людей. Дома я устал от политических скандалов, от рассказов о том, кто в каком подвале от НКВД отстреливался. Мне все это не нравилось. А в колонии - совсем другие темы, и люди были, с моей точки зрения, порядочные. Воры старого поколения рассказывали мне, как имели дела еще с «Торгсинами» , - все это было очень интересно. А после Стрельцы - новый срок, - опять же, будучи несовершеннолетним, получил двадцать лет тюрьмы. У меня в кармане был пистолет - офицерский «Вальтер» - без обоймы, без патронов. Но разве им что-то докажешь? Они берут справку, что пистолет пригоден к одиночным выстрелам, и дают тебе разбой, которого не было… Отправили меня на Северный Урал, в СевУралЛаг. Тогда не было режимов: общих, усиленных, строгих - полосатых. Тогда были спецы. Мне зачли то, что я сын расстрелянного, и отправили в спецлагерь. Ну а там были просто «сливки общества» - дальше ехать некуда. Мне пришлось впервые показать зубы, иначе бы я погиб. Из интеллигентного мальчика я превратился в тигренка. Люди-то другие гибли просто на глазах… Я вовремя сориентировался, у меня появились опекуны - люди старого поколения, очень старого. Тогда были еще какие-то рамки поведения, которые ограждали от насилия, от унижения. Самого последнего человека в лагере ты не имел права тронуть пальцем. Хулиганов в лагере просто не было. По-человечески вели себя… А потом я попал на бухту Ванино - слышал песню такую, «Ванинский порт»? Оттуда ушел пароходом на Колыму. Там познакомился с врачами, которые сидели по делу Горького. Они отнеслись ко мне хорошо, так как я рассказал им про Гиля, а они его знали. Пытались, правда, и меня унижать в лагере. Из-за вражды разных группировок. Были суки, красные шапочки, ломом опоясанные. Много военных было, - в Якутии, на Колыме они в основном возглавляли все лагерные восстания - снайперы, Герои Советского Союза. Я стоял за себя. Я - против убийств, но порой защищаться приходилось насмерть. Сам-то я никогда никого не унижал - в нашей стране и так унижены все, поэтому унижать людей еще и в лагерной обстановке - это надо быть просто зверем… На Колыме тогда правил такой Иван Львов - вор в законе. Его боялись все, даже полумиллионная армия, которая там стояла. Он был интеллигентным москвичом, не ругался матом, не курил. Возглавлял! Колыма подчинялась ему полностью. Сейчас его, конечно, нет в живых - убили… Я с ним кушал вместе, он что-то находил во мне, а я - в нем. Он читал Достоевского, Толстого, Герцена, - а таких людей было мало. Они привили мне любовь к литературе… Иван Львов был моим наставником, я очень гордился дружбой с ним и очень много от него взял. Он был очень умным человеком. Кстати, даже если кто-то по воровским законам подлежал уничтожению, то лагерный суд был гораздо лучше советского: это был суд присяжных, в котором принимали участие по 50-70 человек. Суд шел несколько дней, и даже если выносился смертный приговор, то приговоренному в течение нескольких дней давали возможность покончить с собой. И приговоры выносили весьма обоснованные. Например - приговор негодяю, который насиловал мальчиков и своими деяниями возбуждал злобу в рабочей массе. А рабочая масса - это же большинство! Вот и Горбачев все кричал на съезде: «Как рабочие скажут, так и будет», а между прочим, по статистике - самый большой процент преступников всегда составляли рабочие, самые жестокие преступления совершали они же… Мы-то тогда, конечно, о социологии не думали, просто понимали, что рабочих много, и старались, чтобы они были за нас… Потом, когда я повзрослел, у меня стал патроном Черкас Толя. Тоже вор в законе. Но, с моей точки зрения, человек нехороший. Он унижал людей, часто бил ни за что… Это мне не нравилось, и мы с ним разошлись. Нет, меня он не унижал никогда. Если бы он меня унизил, то умер бы гораздо раньше. Я уже был тогда не тот… Вообще, скажу тебе, что все авторитеты, кого я знал, это люди, которые никогда бы не пошли на убийство. Мента убить было нельзя - даже мента! За хулиганство можно было просто жизнью расплатиться. Собственно, к нам и уголовный розыск относился адекватно. Правда, тогда не появилось еще управлений по борьбе с организованной преступностью - так борьбы и не было. А в разрушении воровских законов были заинтересованы те же, кому выгоден и нынешний беспредел…
Биография
Черкасов Анатолий Павлович
родился 1 января 1924 года.Находился в СТ-2 тюрьме; Владимир.Находился в ИК-6; Иковка.
Революция статуса Вора в законе
Предложения Черкаса были приняты на сходке «воров в законе» в Киеве в начале 1970-х годов. Они также отменили обязательную для вора регулярную отсидку в зоне, разрешили им контакты с сотрудниками милиции. «Реформа» Черкаса привела к укреплению власти «воров в законе» в криминальном сообществе.
Однако первоначально криминал так зажал «теневиков», что те вынуждены были принять меры самообороны, обзавелись телохранителями, и в некоторых случаях бандиты оказались на службе у наиболее сильных «теневиков» и торговцев. Это грозило вылиться в большую и ожесточенную войну. Поэтому в 1979 году в Кисловодске состоялся негласный съезд «воров в законе», куда пригласили представителей «теневиков». Там после напряженных споров приняли историческое соглашение: «цеховики» должны были выплачивать 10 процентов прибыли, а воры обеспечивать им защиту и охрану. Территория страны была поделена на сферы влияния преступных сообществ. Бандиты также стали принимать участие в реализации продукции и налаживании контактов с представителями государственной власти.
Воры входили в экономику. Равнодушие государства к становлению организованной преступности и ее внедрению в местные элиты было смертельно для советского хозяйства и государства. В дальнейшем, с началом горбачевской перестройки (особенно после принятия закона о кооперации в 1988 году), «теневики» и криминальный мир вышли из подполья.
Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).| Анатолий Черкасов | |
|
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
|
| Имя при рождении: |
Анатолий Павлович Черкасов |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Гражданство: |
СССР 22x20px СССР |
| Подданство: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Страна: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Дата смерти: | |
| Отец: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Мать: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Супруг: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Супруга: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Дети: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Награды и премии: | |
| Автограф: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Сайт: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Разное: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). | |
| [[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке | |
Анато́лий Па́влович Черка́сов ( -) - участник Великой Отечественной войны , известный советский криминальный авторитет .
Биография
Участник Великой Отечественной войны, дошел до Берлина .
Вернувшись с фронта Черкас через год снова попал в тюрьму. В 1950 году его по этапу отправили в Воркуту .
Награды
Напишите отзыв о статье "Черкасов, Анатолий Павлович"
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Черкасов, Анатолий Павлович
– Нет, конечно же... Но спасибо вам за хорошие слова. Мама часто называла меня не совсем хорошими именами, даже на Земле... Но я знаю, что это не со злости. Она просто была несчастной оттого, что я родилась, и часто мне говорила, что я разрушила ей жизнь. Но это ведь не была моя вина, правда же? Я всегда старалась сделать её счастливой, но почему-то мне это не очень-то удавалось... А папы у меня никогда не было. – Мария была очень печальной, и голосок у неё дрожал, как будто она вот-вот заплачет.Мы со Стеллой переглянулись, и я была почти уверенна, что её посетили схожие мысли... Мне уже сейчас очень не нравилась эта избалованная, эгоистичная «мама», которая вместо того, чтобы самой беспокоиться о своём ребёнке, его же героическую жертву совершенно не понимала и, в придачу, ещё больно обижала.
– А вот Дин говорит, что я хорошая, и что я делаю его очень счастливым! – уже веселее пролепетала малышка. – И он хочет со мной дружить. А другие, кого я здесь встречала, очень холодные и безразличные, а иногда даже и злые... Особенно те, у кого монстры прицеплены...
– Монстры – что?.. – не поняли мы.
– Ну, у них страшенные чудища на спинах сидят, и говорят им, что они должны делать. А если те не слушают – чудища над ними страшно издеваются... Я попробовала поговорить с ними, но эти монстры не разрешают.
Мы абсолютно ничего из этого «объяснения» не поняли, но сам факт, что какие-то астральные существа истязают людей, не мог остаться нами не «исследованным», поэтому, мы тут же её спросили, как мы можем это удивительное явление увидеть.
– О, да везде! Особенно у «чёрной горы». Во-он там, за деревьями. Хотите, мы тоже с вами пойдём?
– Конечно, мы только рады будем! – сразу же ответила обрадованная Стелла.
Мне тоже, если честно, не очень-то улыбалась перспектива встречаться с кем-то ещё, «жутким и непонятным», особенно в одиночку. Но интерес перебарывал страх, и мы, конечно же, пошли бы, несмотря на то, что немного побаивались... Но когда с нами шёл такой защитник как Дин – сразу же становилось веселее...
В начале 1980 года в преддверии московских олимпийских игр на контакт с КГБ пошел Анатолий Черкасов авторитетнейший вор старой закваски. Он заслал в приемную УКГБ СССР по Москве и Московской области своего гонца, который сообщил дежурному офицеру о якобы готовящемся "центральном терроре" (терактах в отношении государственных деятелей). Этим визитом Черкас сознательно вызвал огонь на себя. Чекисты проследили за странным посетителем и установили его принадлежность к окружению Черкаса. Сотрудники КГБ не стали "светить" осторожного вора и установили с ним контакт негласным путем. В разговоре с офицером госбезопасности на конспиративной квартире Черкасов сообщил об активизации кавказского криминалитета и его скором вторжении на территорию РСФСР. Вор предупредил о грядущей "этнической войне", которая начнется с уголовных сфер и перебросится в сферы политические.
Оперативная разработка Черкасова продолжалась несколько недель, но по приказу самого Юрия Андропова была прервана. Не умаляя патриотизма Черкаса, можно предположить, что через него воровской клан пытался прощупать чекистов, а заодно и убедить их в своей лояльности к существующему режиму. В те годы КГБ уже пытался дублировать некоторые функции МВД и начинал поглядывать в сторону профессиональной преступности.
Стать сукой, то есть пойти на сотрудничество с правоохранительными органами, - самый большой грех для блатного братства. Но и он с годами (точнее с десятилетиями) превратился в невинную шалость, а затем и в насущную необходимость. Соликамская ИТК-6 умела укрощать воров в законе. Для "перековки" имелись такие средства воздействия на психику и здоровье человека, что вор был готов подписать любую бумагу о любом сотрудничестве. Подписка о сотрудничестве с органами МВД, как правило, не афишировалась, но рано или поздно "косяк" переставал быть тайной "для двоих". После этого вор терял авторитет и даже изгонялся из блатного клана.
Сегодня законник волен давать какую угодно подписку, лишь бы она не шла во вред братве. Более того, он сам пытается установить тесные контакты с милицией, прокуратурой и спецслужбами для разрешения своих проблем. Братва это только приветствует и не брезгует периодически пользоваться наработанными связями.
И еще один любопытный факт. На вопрос корреспондента "Известий" к начальнику Хабаровского РУОПа Николаю Меновщикову по поводу его контактов с вором в законе по кличке Джем офицер милиции ответил так: "Потому, что выясняю, узнаю, как работники мои поступают. Что в этом дурного? Мне, между прочим, чистота рядов моих дороже".
Воры в законе сторонились почетной воинской обязанности по защите Отечества. Даже в годы войны они предпочитали сидеть по лагерям и малинам, считая себя вне фронта, вне политики. Да и Родина не особенно рвалась вооружать своих непутевых сыновей, которые могли бы при удобном случае сбежать или сдаться на милость победителю. Чтобы полностью отмежеваться от политики, блатному миру, прежде всего, необходимо было определить для себя ее границы. Эта задача оказалась непростой.
В начале 80-х в структуре КГБ начали создаваться оперативно-боевые бригады для непосредственных контактов с лидерами преступного мира. Александр Черкасов оказался лишь первой (хотя и рассекреченной) ласточкой. Трезво оценив статус и социальный вес воров в законе, руководство Комитета госбезопасности принялось за их изучение. После первых "безобидных" контактов, которые прошли в виде взаимных советов и консультаций, блатной мир понял: чекисты принимаются за него всерьез. Построить отношение с КГБ на тех же принципах, что и с Министерством внутренних дел, не удалось. Многие из воров в законе были завербованы чекистами, но эта связь прикрывалась обеими сторонами исключительно политическими мотивами. Скажем, "социальной подготовкой к Олимпиаде-80", "профилактикой центрального террора", "стабилизацией межнациональных отношений" и т. п.
Сказано много и о воровской чести. От реакции вора на грубость или оскорбление зависел его авторитет и вся уголовная карьера. Великодушие и толстовское всепрощение блатной мир встречал непониманием.
В иркутской тюрьме Японца долго не признавали. Кавказские воры призывали зэков игнорировать "столичного самозванца" и даже подбивали на оскорбления. Их расчет был прост: каждая снесенная обида уменьшала бы шансы добиться авторитета. Иванькову пришлось отстаивать свои права кулаками, заточкой и всеми подручными предметами. Дважды ему накручивали срок за зверское избиение товарищей по зоне. Однажды Иваньков опустил табурет на голову офицера внутренней службы, который разразился в его адрес отборной матерщиной.
Стоическая личность Япончика стала символом воровской чести, живой легендой. Это не высокопарные слова, а суровая действительность. Московского вора в законе не сломала даже пресс-камера, не говоря уже о "каких-то там" ШИЗО и карцерах. Иваньков, никогда не отличавшийся мощными габаритами, обуздал и козлов, и сук, и кавказцев. Ввязываясь в драку, вор думал не о возможных увечьях или даже смерти, а о своей воровской чести. "Я прошел сумасшедшие дома, скрытые тюрьмы, карательную медицину, - комментировал свое прошлое Японец. - Я пережил все это с честью и достоинством. Честь и достоинство в нашей истребительно-трудовой мясорубке сохранили единицы. Я прошел между молотом и наковальней, где либо от человека ничего не остается, и он превращается в шлак, либо выковывается булат. Я - булат, о который все ломают зубы".
Когда московский законник Валерий Длугач прибыл на сходку в нетрезвом состоянии, да еще с двумя дамами (чтобы веселей обсуждались наболевшие блатные вопросы), один из воров дал Длугачу пощечину. Подобные выходки считались оскорблением.
Витя Никифоров по кличке Калина за словесную обиду прикончил ножом московского авторитета. Он воткнул в Шелковника, имевшего черный пояс по каратэ, нож и спокойно удалился. Но тот же Витя Никифоров сам едва не пострадал за свою вспыльчивость. Он публично обозвал нехорошим словом чеченского вора Султана Даудова, и тот также публично пообещал расквитаться с наглецом. Поостыв, Калина встретился с Султаном и бесхитростно извинился. В ответ чеченец протянул Вите руку.
В блатном мире со словами обращаются очень осторожно. В отличие от фраерских понятий, они часто имеют двойственный смысл. К примеру, на обычное приветствие "Здорово, мужики!" может последовать: "А где ты видишь мужиков?". Сакраментальное послание "на три буквы" воспринимается как пожелание стать опущенным. Воспринимаются по-иному "сука" и "козел". А добрая русская вставка "е… твою мать" оскорбляла святыню блатаря - тюрьму.
До 60-х годов настоящий блатарь всегда имел при себе одну или две колоды карт и был готов сражаться в любом месте и в любое время. Он прихватывал карты даже на "скок" и, выбрав удобную минуту, гадал себе на итог кражи. Гаданье шло во время игры: по карточному раскладу вор пытался предсказать свою дальнейшую участь. Победа сулила легкое, нехлопотное дело, проигрыш вообще мог отсрочить воровскую операцию. Азарт руководил поступками вора.
Профессиональный вор, привыкший рисковать и регулярно напрягать нервную систему, за решеткой чувствовал себя неуютно. Здесь его лишали прежних ощущений, прежнего холодка в животе, который для вора стал своеобразным наркотиком. Восполнить эти ощущения помогали карты. "Игра напоминает мне карманную кражу, - признался один рецидивист. - Тебе идет карта, и ты чувствуешь то же самое, если бы под подкладкой фраера в твою руку скользил бумажник".
Если в тюрьме имелась библиотека или красный уголок с периодикой, проблема с карточными колодами снималась. Распотрошив книгу или газету, воры получали вполне приличные "колотушки". Бумажные листы склеивали в три-четыре слоя. Клей готовили с помощью обычного хлеба: его окунали в кипяток, затем отжимали и пользовались отжатой жидкостью. Склеенные листы разрезались по нужному формату и метились по карточным мастям и достоинству. Для этого имелся трафарет - картонный лист с вырезанными бритвой или острым ножом окошечками. Краской служило мыло, разведенное на стержне химического карандаша или саже. Красная масть выделяется очертанием очков, достоинство - их комбинацией.
В довоенные годы похороны вора в законе сопровождались особым ритуалом. В гроб клались бутылка водки и колода карт: верные спутники блатаря. Это не было бравадой. Игральные карты, как символ азарта, для вора служили святыней. То, что здравое человечество относило к слабости, блатной мир считал достоинством. Контролеры уже не пытались застукать блатарей, а просто периодически изымали карты для отчетности. Это стало традицией. Говорят, что авторитеты никогда не прятали карт. Вор в законе не имел права остановить игру при таком пустяке, как появление казенного персонала. Опытные сотрудники СИЗО или ИТК, все же решив отобрать у вора колоду (а это случалось не часто), давали ему доиграть.
Высшим органом власти блатного мира считалась и считается сходка. Именно воровская сходка - единственная форма коллективного решения всех важных вопросов. Прикрытием для встреч зачастую служат массовые мероприятия - свадьбы, юбилеи или похороны. Так, в начале декабря 1992 года в московский мотель "Солнечный" на день рождения законника Александра Захарова по кличке Захар прибыли десятки столичных авторитетов. Поздравив Захара с очередной его годовщиной, выпив и плотно закусив, воры приступили к своим обыденным проблемам.
Классические воры собирались в тюремных больницах под видом пациентов. Чтобы попасть в лечебное учреждение или же задержаться в нем, ворам часто приходилось симулировать болезнь. Для этого существовали специальные рецепты, которые уголовная братия разработала и опробовала еще во времена каторги. Случалось, что претендент на воровской титул даже причинял себе увечья, чтобы попасть в больницу на вручение венца.
