Главная » Полезные советы » Предисловие бульвар преступлений. Спектакль фредерик, или бульвар преступлений

Предисловие бульвар преступлений. Спектакль фредерик, или бульвар преступлений

Эта книга не притворяется путеводителем по Парижу. Это действительно путеводитель, верный законам жанра: читателей ждет прогулка с остановками по всем двадцати округам французской столицы. Только взгляд на Париж здесь специфический: такого издания нет, насколько я знаю, и в самой Франции. В этом путеводителе Елисейский дворец славен не великими решениями, принятыми в его стенах, а тем, что президент Фор погиб здесь в объятиях великосветской шлюхи, а лучший друг Миттерана престранным образом вышиб себе мозги из револьвера «магнум». Ресторан «Липп» вспоминается не в связи с именами его великих завсегдатаев из мира культуры, а с именем политика, не успевшего переступить порог этого заведения, поскольку прямо на пороге он был похищен и с тех пор никто его не видел. Аллеи Булонского леса не были бы упомянуты, если бы не смерть финансиста, заколотого странным клинком, когда он выгуливал там собак.

Это - другой Париж.

Скажем так: Париж преступлений.

Париж, поставленный то ли с ног на голову, то ли с головы на ноги.

Зыбкий Париж, населенный призраками душегубов, их жертв, их преследователей, их трубадуров.

Париж, который и не Париж вовсе, а Панама, как называют его на воровском арго.

Париж, в котором под подозрение попадают все, и никто не имеет права на презумпцию невиновности в силу своих несомненных заслуг. Великий в будущем президент позорится, инсценируя покушение на самого себя. Великий автор детективов оказывается другом трех убийц и терпит постыдное фиаско в роли частного детектива. Великий адвокат в свободное время изучает сатанистские практики. Великого философа обвиняют в убийстве друга, не менее великого продюсера.

Евреи служат в гестапо, доктора-филантропы потрошат клиентов, миллионеры готовят революции, актеры прикупают бордели.

Писарро подозревают в терроризме, Модильяни - в убийстве, Аполлинера - в краже «Джоконды».

И в одном хороводе кружатся с ними те, чьи подлинные имена не столь известны, как будоражащие фантазию клички: Золотая Каска, Безумный Пьеро, Мамонт.

Как войти в этот Париж? Да очень просто.

Точно так же, как в Париж банальных путеводителей, открывающихся самой банальной фразой.

Хотя бы такой: «Париж - город бульваров».

Париж - город бульваров.

Точнее говоря, ста одиннадцати бульваров, из которых сложен скелет французской столицы. Каждый раз, когда городу становилось тесно в своих стенах, на месте укреплений, возведенных по его периметру, прокладывались бульвары.

После 1670 года - на месте крепостных стен Карла V и Людовика XIII. Это одиннадцать Больших бульваров, дугой охватывающих центр правобережного Парижа: Тампль, Монмартр, Бонн-Нувель…

После 1786 года - на месте укреплений, известных как «стена сборщиков пошлин». Это еще двадцать один бульвар: Распай, Монпарнас, Клиши, Бельвиль…

После 1920 года - на месте так называемого пояса Тьера, возведенного в середине XIX века и ставшего в 1870 году для осажденного пруссаками города тюремными стенами. Это двадцать два бульвара, названных в честь наполеоновских маршалов.

Укрепления отделяла от жилых кварталов запретная для строительства зона. По мере того как форты и бастионы становились бесполезными, ее застраивали бидонвилями нищие, деклассированные, разбойные люди. Во французском языке «запретная зона» превратилось просто в «Зону»: синоним параллельного мира «зонар» - «людей Зоны», опасных нищебродов.

Вы не поверите, но в Париже есть бульвар Зоны.

Слово «бульвары» неотделимо от имени барона Жоржа Эжена Османа, префекта департамента Сена в 1853–1870 годах, завершившего формирование современной структуры Парижа: безжалостно круша старый город, он не пощадил даже дом, в котором родился. Осман пробивал новые и расширял старые бульвары. Улицы становились широкими, нарядными, безопасными и чистыми, но - и в этом крылся тайный смысл великой перестройки - их было отныне крайне трудно перегородить баррикадами.

Осман стер с лица земли многие улицы и улочки, но не в его власти было уничтожить бульвар, которого нет ни на одном плане Парижа.

Бульвар дю Крим: бульвар Преступлений.

Бульваром Преступлений в XIX веке называли - это знают все, кто видел фильм Марселя Карне «Дети райка» (1945), - разделяющий Третий и Одиннадцатый правобережные округа Парижа бульвар Тампль в старом еврейском квартале Марэ. Его имя - в переводе означающее «Храмовый бульвар» - хранит память о тамплиерах, рыцарях-храмовниках, казненных в начале XIV века по обвинению во всех мыслимых и немыслимых преступлениях и мерзостях. Но бульваром Преступлений его прозвали вовсе не поэтому.

И не потому, что 28 июля 1835 года на подоконнике дома номер 50 преждевременно рванула адская машина, сварганенная из десяти ружейных стволов. Заговор с целью убийства короля Луи Филиппа, принимавшего на бульваре смотр республиканской гвардии, замутил корсиканец Джузеппе Фиески, герой Наполеоновских войн, мошенник, игрок, полицейский провокатор. Король отделался царапиной на лбу, но восемнадцать человек погибли.

И не потому, что в феврале 1857 года Постав Флобер отправлялся из дома номер 42, в котором жил, на заседания суда. Автора «Мадам Бовари», романа, основанного на реальной криминальной коллизии, обвиняли в оскорблении общественной и религиозной морали и добрых нравов.

Нет, бульвар Тампль стал бульваром Преступлений по весьма невинной, даже легкомысленной причине.

В те времена, когда Фиески мастерил свой «многоствольный миномет», восточную сторону бульвара занимали сорок театров, не считая кабаре и кафешантанов. Все они, кроме «Фоли-Мейер», оказавшегося, на свое счастье, на западной стороне и существующего до сих пор, были уничтожены Османом. В полночь 15 июля 1862 года пробил их смертный час, и весь Париж погрузился в траур.

Бульварные, то есть демократические, свободные от догм классицизма, театры играли, естественно, бульварный репертуар, душещипательный и кровожадный. В 1823 году театральный альманах иронически подводил итоги творчества бульварных звезд: «Нами был сделан подсчет всех преступлений, происшедших на бульваре Тампль за двадцать лет. И вот результат. Тотен был заколот кинжалом 16 203 раза; Марти вынес 11 000 отравлений с вариантами; Френуа был различными способами умерщвлен 27 000 раз; мадемуазель Адель Дюпен 75 000 раз была невинной жертвой, соблазненной, похищенной и утопленной; добродетель мадемуазель Левек вынесла 6400 тяжелых обвинений; а мадемуазель Оливье, едва начав свою карьеру, уже 16 000 раз испила чашу преступления и мести. Вот, не считая ошибок, 132 902 преступления, разделенные между пятью индивидуумами, которые отличаются великолепным здоровьем и пользуются всеобщим уважением».

Образ самого знаменитого преступника Франции - Робера Макэра, чье имя стало нарицательным, создал великий актер Фредерик-Леметр. В 1823 году ему предстояло играть в пьесе Бенжамена Антье, Сент-Амана и Полианта «Постоялый двор Андре». Можно предположить, что Леметру было невмоготу участвовать в очередной раз в кроваво-сентиментальной ерунде на грани самопародии. По сюжету, беглые каторжники Макэр и Бертран убивают хозяина постоялого двора и похищают двенадцать тысяч франков. Подозрения падают на нищенку Мари, оказавшуюся брошенной женой Макэра. Приемный сын хозяина, в свою очередь, оказывается их сыном.

2 июля Леметр, выйдя на сцену, произвел на парижан такое же впечатление, как первые панки на лондонцев 1970-х годов. Зеленый сюртук, дырявый и лоснящийся. Некогда белый, щегольской жилет. Фетровая шляпа и женские туфли на каблуках. Пестрые заплаты. Рваный шарф. Черная нашлепка на глазу. Монокль на узловатой веревке. Одна экс-белая экс-перчатка. Сучковатая дубина в руках. По легенде, актер скопировал облик бомжа - клошара, - встреченного им на бульваре.

Леметр принес спектаклю такой триумф, что Морис Алуа и Антье написали специально для него пьесу «Воровской рай» (1833). В раю воров бушевал банкет в честь прибытия Макэра и Бертрана. На занавесе - на фоне ломбарда и биржи - были изображены знаменитые бандиты прошлого и современные мошенники, включая столпов общества: маклеров, адвокатов, дам-благотвори-тельниц, кассира государственного казначейства. Последовали скандал и новый триумф.

В пьесе, названной без затей «Робер Макэр» (1834), Леметр, Антье, Сент-Аман, Оверне и Алуа воскресили Макэра, а Бертрану подарили возможность сбежать на полпути к виселице. Сюжет развивался следующим образом. Остепенившийся бандит создавал в Париже «Общество страхования от воровства» и женился на дочери барона. Но счастье было недолгим: барон оказался жуликом, а «дочь» - его любовницей и вообще потаскухой. Оскорбленные в лучших чувствах, каторжники смылись со сцены на воздушном шаре.

Они улетели, но обещали вернуться и вернулись.

Незримый бульвар Преступлений поныне пересекает весь Париж.

Я не хочу, чтобы эту книгу сочли «Бандитским Парижем».

«Парижские тайны» - еще куда ни шло. В процессе работы я обзавелся «комплексом Шерлока Холмса». Поскольку многие главы посвящены преступлениям, так и не разгаданным или разгаданным не до конца, искушение предложить свою версию, скажем, поджога студии великого режиссера Мельвиля оказалось сильнее меня.

Эта книга - своеобразный очерк истории республиканской Франции начиная с 1870 года. Символично, что падение императора Наполеона III предвещала непропорционально яростная реакция Парижа на вполне криминальное происшествие: кузен императора сгоряча застрелил юного журналиста Виктора Нуара. Это не случайность, а закономерность. Во Франции смерть президента в объятиях любовницы - повод для попытки военного переворота; разоблачение финансовой аферы погружает Париж, пусть и на одну ночь, в омут гражданской войны; а ради того, чтобы никто, боже упаси, не узнал о существовании внебрачной дочери президента, создается целая спецслужба.

Дело вовсе не в том, что во Франции - как везде, как везде - криминал переплетен с политикой. Да, переплетен, но не так, как везде. Для французов преступление - самое честное зеркало общественного неблагополучия, не извращение, а закономерность культуры. Преступления Ландрю, Синей Бороды XX века, возможны лишь на фоне Первой мировой войны. Немыслимые изуверства «доктора Сатаны» Петио - на фоне нацистской оккупации. Показательно, что во Франции фильмов о преступниках снято больше, чем о гениях культуры: нет фильма об Эмиле Золя (только мини-сериал), зато о налетчике Безумном Пьеро - как минимум четыре. И в отличие от Голливуда (где фильм о Золя сняли еще в 1937 году), преступники во французском кино не дельцы-гангстеры или патологические особи, а символы эпохи.

При всей своей буржуазности, включающей буржуазную размеренность революционных порывов, Франция чтит преступников как стихийных революционеров. Не только тех, кто, как Бонно, грабил банки под черным флагом анархии, или, подобно Месрину, выдавал разбои за городскую герилью. Даже Виолетта Нозьер, бытовая убийца-школьница, отравившая родителей, стала протестной иконой сюрреалистов.

Французы никогда не забывают, что рядом с Орлеанской девой скакал на битву маршал Жиль де Рэ, детоубийца, прототип Синей Бороды. Святость и низость здесь идут рука об руку.

И рука об руку - преступление и искусство. Если судить по количеству громких имен, эту книгу можно перепутать с очерком французской культуры. Французы верят, что гений - преступник не только против окостеневшего языка искусства, но и в буквальном смысле слова. Величайший поэт XV века Франсуа Вийон - вор и убийца священника. Бомарше, как все помнят со слов пушкинского Моцарта, «кого-то отравил». О маркизе де Саде и говорить нечего. Великие поэты Верлен и Рембо выясняли отношения при помощи ножа и револьвера. Вор и панельный педераст Жене с легкой руки Сартра прослыл «святым и мучеником».

Отец сюрреализма Андре Бретон полагал, что простейший сюрреалистический акт - выйти на улицу с револьвером и стрелять в толпу, пока не кончатся патроны.

Хорошо: смертельно раненный Вийоном священник признался, что сам затеял поножовщину: у Жене было трудное детство: Бретон стрелял в толпу только в своих снах. Но Дебюро! Любимец Парижа, великий мим Жан Гаспар Батист Дебюро, сыгранный в «Детях райка» Жаном Луи Барро. На сцене - нежный, ранимый лунатик, незадачливый воздыхатель Пьеро. А в жизни?

Воскресным вечером 18 апреля 1836 года подмастерье Вьелен, подстрекаемый скучающим хозяином, на выходе из театра «Фюнамбюль» осыпал оскорблениями мима, сопровождаемого женой и детьми, намекая на прошлое Марго, - Дебюро познакомился с ней в веселом доме. Оторвавшись от хулигана, Дебюро спокойно гуляли часа два, но, когда дошли до родной улицы Баньоле, дорогу им, как чертик из коробочки, преградил все тот же мерзкий Арлекин. Дебюро проломил ему висок ударом трости и сдался полиции.

Мим провел месяц в тюрьме Сен-Пелажи. На процесс явился «весь Париж». Репортер «Судебного вестника» объяснил ажиотаж просто и невероятно: «Публика знает Пьеро из „Фюнамбюля“, но не знакома с Дебюро. До сих пор она не видела лица своего любимого паяца без пудры и грима, в котором тот обычно появляется на сцене. И никогда не слышала, как он говорит! Публика знает его выразительный, остроумный и шутливый жест, бесконечно переменчивое лицо, но до сих пор не слыхала его голоса. Теперь вы понимаете, откуда этот интерес, это любопытство?» Актера оправдали.

Бандиты, в свою очередь, считают делом чести оправдать ожидания, возложенные на них культурной традицией, которая утверждает, что «Франция - республика изящной словесности». В заключении или подполье они сочиняют мемуары, детективы, сценарии, обреченные стать бестселлерами среди интеллектуалов. Покровительствует этому писательскому цеху свой «святой». Бандита, бретера и убийцу Пьера Франсуа Ласенера - равноправного с Леметром и Дебюро героя «Детей райка» - обезглавили в 1836 году. В тюрьме он писал романтические стихи, позволившие Бодлеру назвать его «одним из героев современной жизни», впечатлившие Достоевского, включенные Бретоном в легендарную «Антологию черного юмора».

На стезе изящной словесности полицейские не отстают от бандитов. Их «святой патрон» - Эжен Франсуа Видок (1775–1857), бывший каторжник, ставший гением сыска, литератор-мемуарист.

Да что там Видок, если я сам гостил на барже - ржавая руина снаружи, пятизвездочный отель внутри - кокаинового короля «Филу», отсидевшего лет двадцать. Битых три часа он со знанием дела обсуждал с моей женой феномен тургеневских барышень.

Во французских тюрьмах то ли уникальные библиотеки, то ли уникальные сидельцы.

Париж стоит не только обедни, но и преступления. Франция относится и к революции, и к преступлению как аперитиву или трапезе. Чревом Парижа называли уничтоженный в 1968 году огромный рынок в квартале Ле-Аль. Преступления питают неистребимое, метафизическое чрево Парижа.

P. S. В 1836 году Леметр вышел на сцену в гриме, недвусмысленно шаржирующем Луи Филиппа: спектакль «Робер Макэр» запретили. Вторую жизнь Макэру подарил великий Оноре Домье. В сюите из ста одного рисунка, опубликованной в журнале «Шаривари» (1836–1838), жулик примерил на себя все уважаемые в обществе профессии, от маклера до врача: любая из них оказывалась золотой жилой. Первый фильм о Робере Макэре - «Робер Макэр и Бертран» (1907) - снял пионер кинематографа Жорж Мельес. В «Приключениях Робера Макэра» (1925) Жана Эпштейна злодея играл Жан Анжело. О нем сняты также телеспектакль Пьера Бюро «Робер Макэр» (1971) с Жаном Маре и два телефильма: в «Робере Макэре» (1976) Роже Каана главную роль сыграл Робер Ирш, а в «Банде Обжоры» (1976) Франсуа Шателя - Франсис Лемер.

Дебюро играли Монти Блю («Любовь Камиллы» Гарри Бомонта, США, 1924), Густав Грюндгенс («Пляска на вулкане» Ханса Штайнхофа, Германия, 1938), Жан Луи Барро («Дети райка»), Саша Гитри («Дебюро» Гитри, 1951), Робер Ирш (телефильм Жана Прата «Дебюро», 1982).

Ласенера в «Детях райка» (1945) играл Морис Эрран, в «Ласенере» (1990) Франсиса Жиро - Даниэль Отей. Видоку повезло больше. Его образ создавало множество актеров: Гарри Бор в фильмах Жерара Буржуа («Молодой Видок, или Как становятся полицейским», 1909; «Видок», 1911), Рене Наварр («Видок» Жана Кемма, 1923), Андре Брюле («Видок» Жака Даруа, 1940), Джордж Сандерс («Скандал в Париже» Дугласа Сирка, США, 1946), Анри Нассье («Кавалер креста смерти» Люсьена Гарнье Реймона, 1947), Бернар Ноэль (телефильм «Видок», 1967), Клод Брассер (телефильм «Новые приключения Видока», 1971–1973), Жерар Депардье («Видок» Питофа, 2001), Бруно Мадинье (телефильм «Маска и перо», 2010).

| |

Эрик-Эммануэль Шмитт написал комедию "Фредерик, или Бульвар преступлений" для своего друга Жан-Поля Бельмондо, и в 1998 году великий французский актер вышел на сцену парижского театра Мариньи, чтобы сыграть другого великого французского актера - Фредерика Леметра. В Москве эту роль исполняет Василий Лановой. В Санкт-Петербурге - Сергей Мигицко.

"Фредерик, или Бульвар преступлений".
Спектакль питерского Театра имени Ленсовета "Фредерик, или Бульвар преступлений" стоит посмотреть хотя бы потому, что это действительно спектакль из репертуара питерского Театра имени Ленсовета, а никакая не антреприза. Здесь все честно и благородно: густонаселенная, богатая постановка (костюмы и декорации делала знаменитая Алла Коженкова, см. все "золотые" спектакли Романа Виктюка), режиссура Владислава Пази (увы, покойного; Рига помнит его "Оскара и Розовую даму" с Алисой Фрейндлих), в главных ролях - первые лица труппы: Мигицко (за Леметра он получил в 2003-м премию "Золотой софит"), Анна Алексахина, Лариса Луппиан, Семен Стругачев, Анна Ковальчук...
Этой зимой "Фредерика" возили на гастроли в Москву (Театр имени Ленсовета обычно гостит в Театре имени Моссовета), и одна из столичных рецензий - в газете "Труд" - вышла под прекрасным старинным заголовком "Публика стонала от хохота".
Чуть позже в городе на Неве давали 100-е представление "Фредерика". Строгий, далекий от сентиментальности "Петербургский театральный журнал" по этому поводу опубликовал заметку, похожую на краткое объяснение в любви:
"...Какое, собственно, отношение к искусству имеет эта пафосная, полная цветистых банальностей, "хорошо сделанная пьеса"? А эти костюмы? Мизансцены со звездочками и ангелочками? Помпезная музыка? Китч, кабаре. Но когда смотришь, невольно чувствуешь себя сестрой Золушки из старого фильма, которая, восхищенно глядя на свое бальное платье, упрямо повторяет: "Какая безвкусица! Какое уродство!"
Есть спектакли в этом городе, которые любишь, несмотря ни на что. Скажут: фи! Ну что такое "Фредерик"?! Развлекательный спектакль для завсегдатаев. Бенефисная роль С.Мигицко. Еще одна возможность увидеть "живьем" красавицу-актрису из телесериала "Тайны следствия". Кондитерский запах закулисья в обывательском представлении о нем. Несколько лет назад был шутовским манифестом "бульварного театра" В.Пази, теперь - по жестокой иронии судьбы - стал его шутовским завещанием. Наверное, пошлость. Ну и пусть".
Из Франции на спектакль приехал автор пьесы. Размах питерского "Фредерика" его потряс. Из актеров Шмитт особо выделил Мигицко - сказал, что в нем есть трогательный ребенок и целый актерский фейерверк.
Без сумасшедшей энергетики Мигицко "Фредерик" и впрямь мог распасться на маленькие кусочки: три с половиной часа действия, калейдоскоп событий, множество персонажей... У Шмитта, как обычно, все очень намешано - "Фредерик" и про жизнь и людей вообще, и про театральную жизнь и людей театра, которые почти не приспособлены к тому, что происходит за его стенами... Плюс незаметные зрителю потайные сюжеты, которые находятся за пределами текста и жанра, - внутренние актерские связи...
Буйный кутила-премьер Леметр, являющийся на репетицию, когда ему вздумается. Мегера-премьерша мадемуазель Жорж, не дающая ходу молодым. Зачумленный, но не забывающий о необходимости льстить директор театра. Герой-любовник, влюбленный лишь в себя самого. Вездесущий привратник; вечно мерзнущий и совершенно незаменимый помреж, начинающий драматург со своей бездарной пьесой, из которой артисты пытаются вылепить "хит", граф, герцог, барон с дочерью... Вот они, обитатели "Фоли-Драматик" - одного из театров на бульваре Тампль, на сценах которых в первой половине XIX века каждый вечер совершалось столько злодеяний, что парижане прозвали его бульваром дю Крим - бульваром преступлений...
12 и 13 ноября мы увидим их всех на сцене театра "Дайлес".
Маша НАСАРДИНОВА

Коммерсант , 10 декабря 2003 года

Показательные преступления

Бенефис Василия Ланового в Театре Вахтангова

Театр имени Вахтангова показал премьеру "Фредерик, или Бульвар Преступлений" по пьесе французского драматурга Эрика Эммануэля Шмитта. Великого актера позапрошлого века Фредерика Леметра сыграл Василий Лановой – спектакль поставлен для него. Но РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ считает, что идти на "Бульвар" стоит ради Натальи Теняковой.

Режиссер Николай Пинигин когда-то интересно работал в Минске. Потом, когда в Белоруссии работать стало совсем уж неинтересно, он переехал в Петербург и закрепился на должности очередного режиссера в Большом драматическом театре. Должности, прямо скажем, неблагодарной: пока статусные художники примериваются к уже полтора десятилетия пустующему креслу Георгия Товстоногова, Николай Пинигин ставит кассовые спектакли с участием бэдэтэшных знаменитостей. И вот ведь что интересно: претенденты на художественное лидерство один за другим сходят с дистанции, а спектакли господина Пинигина исправно кормят кассу академического театра. Петербургская критика обычно пишет про этого режиссера через губу. Между прочим, совершенно зря: мучающихся художников у нас пруд пруди, а крепкий кассовый спектакль поставить иногда некому.

Так что вполне естественно, что именно его, как специалиста по ублажению народных артистов, позвали в Москву ставить бенефис Василия Ланового. Пьесу выбрали тоже точно. Не случайно Эрик Эммануэль Шмитт вот уже несколько сезонов победоносно шествует по бульварам мира. Драматург хорошо знает, на какие клавиши нажимать: это какой же нежданный подарок для любого голодного премьера – сыграть другого знаменитого актера и при этом весь вечер не уходить со сцены. В пьесе "Фредерик, или Бульвар Преступлений" всех тем намешано понемногу. Есть про любовь стареющего лицедея к молодой красавице. Есть про политику. Есть, разумеется, про театр, про извечные закулисные интриги между актрисами, про сребролюбивого директора и глупого драматурга, про радость и проклятие актерского ремесла. Есть, наконец, про тщету всех земных усилий – пьеса заканчивается смертью всеми брошенного и обнищавшего любимца публики. Выбирай тему по вкусу.

Можно, впрочем, ничего и не выбирать. Потому как все названные темы театрами давным-давно пережеваны и переварены, все варианты перебраны, все мудрости и колкости выслушаны. Оригинальничать на бульваре – преступление. Так что режиссер покорно, но добросовестно следует за драматургом, не забывая отбивать смены эпизодов музыкальными вступлениями и поворотами сценического круга. Художник Зиновий Марголин построил на нем огромный портал с выгнутыми зеркалами и большими буквами "Folie Dramatique" поверху, то есть обозначил заведение, где играл легендарный Фредерик Леметр. Однако пособием по истории французского театра ни пьеса, ни спектакль быть не берутся. Тяжелый бархатный занавес, который то поднимается, то опускается между опорами, обозначает театр вообще. Излишней театрализацией сюжета в Театре Вахтангова не увлекаются – держатся в рамках приличий. А все-таки самой занимательной сценой в спектакле господина Пинигина оказывается "театр в театре": когда Леметр и мадам Жорж (тоже, кстати, историческая личность) вынуждены во время действия своего спектакля импровизировать, чтобы спасти от жандармов попавшего за кулисы театра раненого смутьяна.

Мадам Жорж играет Наталья Тенякова. Трудно припомнить такой случай, чтобы Театр Вахтангова согласился позвать актрису из другого театра. Здесь старомодно блюдут целостность труппы и трогательно верят, что вахтанговская масть – особенная, аристократическая, не терпящая примесей извне. Послабление сделано не от хорошей жизни: назначенная на роль актриса отказалась от работы, достойной замены не нашлось. Так вот, именно пришлая Наталья Тенякова в "Бульваре Преступлений" оказывается самой обаятельной, привлекательной, ироничной, куражистой, элегантной, то есть обставляет всех по тем параметрам, которыми принято измерять зрелость в актерах пресловутого "вахтанговского начала". И преимущество Натальи Теняковой разительно в ее партнерстве с актером, который считается одним из главных лиц Театра имени Вахтангова.

Виновник постановки поражает театралок прежде всего блестящей физической формой. Ничто не берет вахтанговского Фредерика Леметра. Он запросто, без видимых усилий может в три прыжка преодолеть сцену, сверкнуть орлиным взором, воздеть руки в отчаянии или воодушевлении, взмахнуть гордой седой прядью, раскатать случайный звук так, что и на балконе у зрителей задрожат перепонки. Народный артист Советского Союза Василий Семенович Лановой сделан точно из звонкого серого металла, его не собьешь с навеки светлого пути, ему нипочем режиссура, драматургия и партнеры. Любые чувства и страсти, хотя бы и бульварные, лауреату Ленинской премии как об стенку горох. Он бодр и энергичен, нестилизуем и неизменен. Он безжалостен ко времени, он не ко времени неуязвим. Даже страшно становится. Вряд ли чувство зрительского страха входило в намерения драматурга Шмитта и режиссера Пинигина. Но уж что получилось, то получилось.

Русский курьер, 20 декабря 2003 года

Алиса Никольская

Жизнь и смерть на бульваре

Василий Лановой сыграл Фредерика Леметра

Юбилейные спектакли - вещь опасная. Бывает, что пьеса, подбираемая под известного и любимого народом актера, с большим скрипом вписывается в текущий репертуар. Да и заметен потом в спектакле лишь бенефициант, а прочие артисты гуляют на втором плане. Тем отраднее увидеть, как без энтузиазма ожидаемый, среднестатистический бенефис оказывается зрелищем ярким и увлекательным.

Василию Лановому, популярному артисту и импозантному мужчине, в нынешнем сезоне исполняется семьдесят. Очень вовремя нашлась пьеса француза Эрика-Эммануэля Шмидта "Фредерик, или Бульвар преступлений". Для постановки был приглашен питерский режиссер Николай Пинигин, славный умением делать крепкие кассовые спектакли со "звездами". В результате родилась история, где можно и следить за сюжетом, вкушая подробности закулисной жизни знаменитейшего парижского "Фоли драматик" - самого популярного бульварного театра XIX века, и радоваться хорошей актерской форме вахтанговской труппы.

Герой, которого играет Лановой, под стать ему самому: легенда французского театра, великий Фредерик Леметр, актер, чей талант был достоин подмостков академичного "Комеди Франсез". Однако Леметр всю жизнь оставался верным коллективу, где к нему пришел настоящий успех, "Фоли драматик". Здесь шла "драматургия страстей" - мелодрамы, комедии, детективы, словом, все, что привлекает массового зрителя.

Лановой явно получает удовольствие от происходящего, и его Фредерик выглядит не только привередливой "звездой", требующей от директора театра уплатить его карточные долги, но и озорником-приколистом с чертиками в глазах. Такому нипочем и устроить виртуозный капустник на премьере, и пролететь на канделябре через сцену, и очаровать любую красавицу. А вокруг царит настоящий дурдом: носится хитрюга-директор Гарель (Михаил Васьков) с мини-сейфом под мышкой; привередничает молоденькая актрисуля Красотка (Нонна Гришаева), желающая заполучить все роли сразу; выскакивает из всех щелей болван-драматург с неприличным именем My де Звон (молодой артист Сергей Епишев)...

Лицедейство у Фредерика в крови, театр - его воздух. Поэтому сцены, связанные с актерством, - самые смешные и захватывающие в спектакле. Профессия приходит на помощь Леметру-Лановому в схватках с власть предержащими, но сам он понимает, что сцена для него давно подменила жизнь. И потому неожиданно возникшая любовь к молоденькой аристократке Беренике (Анна Дубровская) вносит в его душу смятение. Фредерик с болью спрашивает у своей давней партнерши, мадемуазель Жорж: "Сколько длится моя любовь?", а она отвечает: "Для нас любовь - это только желание любви". Сцена и жизнь несовместимы - к такому печальному выводу приходит в финале жизненного пути Фредерик. "Оставьте сцену для нас, мы же оставляем вам жизнь!" - скажет он. И умрет он на подмостках, почти одновременно с дорогим ему театром.

К слову сказать, однозначного бенефиса из "Бульвара преступлений" не получилось. Бенефициантов оказалось двое. Половину аплодисментов забирает себе Наталья Тенякова, мадемуазель Жорж. Безбожно некрасивая, но удивительно женственная, с безумной прической и мужиковатыми манерами, хриплым голосом и острым, как жало, языком, Жорж-Тенякова - такое же (если не большее) воплощение сути театра, как Фредерик. Правда, она еще более откровенна и более безжалостна к себе и другим. Думается, что без такой партнерши и господин бенефициант не выглядел бы так удачно, и спектакль не был бы столь колоритен. Приятно, что совокупность обстоятельств дала такой привлекательный результат.

Вечерняя Москва, 19 декабря 2003 года

Ольга Фукс

Попрыгунья Стрекоза

Бенефицианта Василия Ланового переиграла приглашенная Наталья Тенякова

Как известно, роль - лучший подарок для актера, а роль, позволяющая целый вечер не покидать сцену, - вдвойне. Хотя, если призадуматься, роль роли рознь: можно выйти несколько раз и сыграть Судьбу, Характер, Образ, а можно произнести уйму монологов, тьму диалогов, продемонстрировать все свои не подвластные возрасту возможности - и остаться предсказуемым.

В Вахтанговском театре состоялся бенефис Василия Ланового (спектакль по пьесе Э.Шмитта "Фредерик, или Бульвар преступлений", режиссер Николай Пинигин). На протяжении всего спектакля бенефициант не только практически не уходит со сцены (умирает его герой - знаменитый французский актер Фредерик Леметр -тоже, разумеется, на сцене), но и появляется на заоблачной колеснице, подобно Зевсу-громовержцу (что сия мизансцена означает - ума не приложу). Любимец публики и женщин, звезда бульварного театра, республиканец в душе, балагур и смельчак (это не о Василии Семеновиче, а о его герое).

В довольно-таки громоздкой пьесе Шмитта уместились и закулисные интриги, и воспевание лицедейского братства, и игры в кошки-мышки с власть предержащими (от жандармов до министра внутренних дел), и удавки цензуры, и поздняя любовь, пронесенная через годы... Играй - не хочу.

"Фредерик" заметно обрусел - в этом "заслуга" не только переводчика (Ирина Мягкова), но и редактора. Так, например, бездарного драматурга, волей судьбы получившего ореол мученика, пострадавшего от цензуры, в вахтанговском спектакле пошловато поименовали My де Звоном, а сам "мсье Леметр" вспоминает, как учил в школе крыловскую басню "Стрекоза и муравей" и всю жизнь симпатизировал попрыгунье Стрекозе.

В целом "Фредерик" напоминает сильно ухудшенного и затянутого булгаковского "Мольера". Но если там за каждой талантливой строчкой дышит "почва и судьба", здесь - лишь умелое мастерство по кройке и шитью, так сказать, прет-а-порте: чтобы и актерам было в пору, и публике ласкало глаз.

От чего действительно глаз не оторвешь - так это от работы художника по свету Глеба Фильштинского, которая вполне могла бы заменить собой все громадье слов по поводу таинства кулис и манкой притягательности театра. Да еще от игры Натальи Теняковой, бог весть какими судьбами оказавшейся в этом спектакле. "В Вахтанговском не любят иноверцев", - заявили педагоги Щукинского теперь уже института на недавней пресс-конференции, посвященной предстоящему юбилею "Щуки". А зря, между прочим, не любят. Пришла вот мхатовка Тенякова в цитадель вахтанговской традиции - и дала огромную фору по части жара, куража, да и вообще таланта всем "правоверцам". "И это сыграем", - заверяет бездарного драматурга ее героиня, знаменитая актриса мадемуазель Жорж. Наталья Тенякова "и это сыграла", сделав наверняка проходную в ее актерской судьбе роль лучшей в спектакле.

А Василий Лановой по-прежнему остается самым красивым и статным актером нашего театра и кино вместе взятых. Вот если бы он выбрал себе для бенефиса-юбилея роль "на вырост", перед которой можно и оробеть, в закоулках которой можно и заблудиться (тем интересней было бы пробираться сквозь нее на свет, к сути) - и разговор получился бы другим.

Марину Кронидову,

первого читателя

и «внутреннего редактора» книги, -

за ее безупречную интуицию, вкус и логику;

Наталию Бродскую -

за титаническую помощь в поисках материалов;

Валерия Кислова - за разгадку филологических ребусов;

Розлин Гране, Патрика Грина и Филу -

за рассказы о былом;

а также Вильяма Бруя и инспектора,

в сентябре 1990 года, -

за погружение во вселенную комиссара Мегрэ.