Главная » Дтп » Процедурная теория права лона фуллера. Обобщённые принципы Бакминстера Фуллера. Критика концепции права Лона Л. Фуллера

Процедурная теория права лона фуллера. Обобщённые принципы Бакминстера Фуллера. Критика концепции права Лона Л. Фуллера

Источник: Электронный каталог отраслевого отдела по направлению «Юриспруденция»
(библиотеки юридического факультета) Научной библиотеки им. М. Горького СПбГУ


Козлихин, И. Ю.
Процессуальная концепция права Лона Фуллера /
И. Ю. Козлихин.
//Правоведение. -1993. - № 2. - С. 53 - 58
  • Статья находится в издании «Известия высших учебных заведений: »
    • Материал(ы):
    • Процессуальная концепция права Лона Фуллера [Журнал "Правоведение"/1993/№ 2]
      Козлихин И.Ю.

      Творчество американского юриста Лона Фуллера (1902-1978) мало известно в нашей стране. Вместе с тем он на протяжении многих лет являлся одним из наиболее последовательных и влиятельных критиков позитивизма в англоязычном правоведении. Хотя его нередко называют ведущим представителем естественно-правовой школы в XX в., предложенная им концепция права достаточно оригинальна и существенно отличается от классических вариантов теорий естественного права.

      Право может и должно быть понято из самого себя, полагает Фуллер. Позитивизм взялся за решение этой проблемы, но результаты оказались, по его мнению, неудовлетворительными. Он предлагает принципиально иной взгляд на право. Прежде всего исходным элементом и главным объектом исследования является не норма права, не правовая система, а правовое отношение или, следуя терминологии самого Фуллера, различные формы юридических процессов и процедур. Сюда включаются отношения, возникающие на основе обычая, договоров, судебных, посреднических и управленческих решений, статутного права (законов). Юридическая сила правовых норм и, соответственно, отношений, возникающих на их основе, зависит не столько от легитимности «создателя» нормы, сколько от ее содержания.

      Право, согласно Фуллеру, и в целом, как социальное явление, и в различных Формах его выражения, и в каждой конкретной норме сущностно целеположено. Здесь он в определенной степени продолжает телеологическую традицию Аристотеля и Аквината, но в то же время близок к инструментализму в изложении О. Холмса, Р. Паунда. Правовая норма должна содержать в себе интеллигибельную цель (или отражать ее) и указывать на средства ее достижения. Норма права субстанциональна поскольку, поскольку несет в себе значение должного, в этом смысле она ценностно наполнена и инструментальна, ибо определяет средства достижения цели. 1 Идею о ценностной нагруженности права он распространяет на всю правовую систему. Ценностно нагружена и каждая правовая норма, :и вся правовая система, понимаемая как единство правотворческого и правоприменительного процессов. Целеположенность и ценностная нагруженность права связывается Фуллером с проблемой соотношения права и морали.

      Фуллер различает подразумеваемое, имплицитное право (implicit law) и созданное право (made law). 2 Имплицитное право включает обычаи и другие способы нормативной регуляции человеческих отношений, часто не имеющие вербального выражения. Созданное право состоит из внешне выраженных точных правил. Оно содержит статуты, нормы контрактов и т. д. Статуты создаются исключительно государственными органами, а нормы контрактов могут создаваться и государственными и негосударственными органами, а также частными лицами. И имплицитное и эксплицитное право целеположено, ибо сущностное значение правовой нормы лежит в цели или в совокупности целей. 3 При толковании и последующем применении нормы права следует учитывать ту цель, которая сущностна для нее. Поэтому право как сущее неотделимо от права как должного. Здесь, пожалуй, лежит линия, отделяющая Фуллера от позитивизма, объявляющего правом все нормы, исходящие от государства, и от нормативизма, предлагающего некую основную норму в качестве критерия права, и от социологии права, понимающей правовую норму как предсказание об использовании государственного принуждения. По мнению Фуллера, все эти подходы игнорируют цель в праве.

      Не только отдельные нормы права, но и целые отрасли имеют определенные цели. Так, цель конституционного права заключается в воплощении и применении основных организационных принципов государства. Это общедемократические принципы, способы против злоупотребления властью, принципы правления права, требования должной процедуры и т. д. Конституционное право создает общие возможности для нормального функционирования всех остальных отраслей правя. Кроме того, оно определяет цели, которые могут достигаться посредством права. Поэтому конституционное право рассматривается им как базисная отрасль, без осознания принципов которой вообще невозможно понимание сути права. В конституционном праве задаются глобальные цели всей правовой системы. 4 Но вместе с тем не любая норма, в том числе и конституционного права, может быть отнесена собственно к правовой.

      Фуллер различает факты и артефакты. Факты существуют независимо от желания человека видеть их такими или другими, например, камни в реке. Артефакты же создаются человеком с вполне определенной целью, поэтому в артефактах сущее и должное сливаются как элементы одной «интегральной реальности». Правовая норма, естественно, является артефактом. Поэтому, чтобы ответить на вопрос, является ли данная норма правовой, надо знать, какой она должна быть. Далеко не все, что исходит от законодателей, может считаться правом. Чтобы определить, является ли норма, созданная законодателем, правовой, следует определить, во-первых, содержит ли данная норма субстанционную цель, и, во-вторых, предлагает ли она соответствующие средства. В случае отрицательного ответа норма права определяется как мнимая. Наличие цели придает ценность и всей правовой системе, которая определяется Фуллером как целеположенная человеческая деятельность, направляемая и контролируемая общими правилами. 5 Итак, направлять и контролировать человеческую деятельность - это генеральная цель правовой системы. Влияние инструментализма здесь несомненно. Но при этом Фуллер формулирует и другие, более конкретные; частные, цели. Он называет их процедурными или процессуальными и полагает, что без их реализации правовая система не может существовать и достигать своей генеральной цели. Все разновидности статутного права должим отвечать следующим требованиям: они должны носить общий характер; быть обнародованными: не иметь обратной силы; быть ясными, свободными от противоречий, достаточно стабильными; не требовать невозможного, а реализация их должна соответствовать содержанию, т. е. целям и средствам, заложенным в данной норме.

      По сути дела все это требования инструментальной концепции права. Однако в отличие от многих инструменталистов, Фуллер полагает, что эти процедурные цели-принципы выполняют роль ограничителя по отношению к социальным политическим целям, которые государство может достигать с помощью закона. Например, опубликование закона заставляет государство само следовать ему; таким образом закон становится обязательным и по отношению к государственным органам. Процедурные принципы имеют отношение ко всей правовой системе, их реализация достигается в деятельности законодателей, судей, административных и управленческих органов. Однако они не в полной мере затрагивают такие формы права, как обычай, административный акт, нормы контрактного права. Но в целом правовая система должна соответствовать этим принципам, тогда создается режим «процедурной законности». Если система не отвечает этим требованиям, то можно утверждать, что общество имеет какую-то иную систему государства, но она не будет основана на правеи функционировать в соответствии с правом. 6 Норма права, прежде всего статутного, согласно Фуллеру, не может являться способом осуществления политической власти. Правовая норма как сочетание должной цели и должных средств представляет собой моральную ценность. Однако у Фуллера мораль приобретает специфически юридический характер. Он не считает, что «моральная норма» права в любом случае будет служить благим целям. Но нельзя с ним не согласиться в том, что если мы что-либо будем делать правильным способом, то вероятнее всего получим и правильный результат. Например, чтобы быть эффективным, закон должен быть ясно изложен и промульгирован. Это требования инструментальной эффективности, но следование им с наибольшей вероятностью будет порождать хорошее статутное право, потому что законодатель не будет склонен излагать порочное право в ясных терминах и промульгировать его. 7 Кроме того, каждая форма права имеет свои дополнительные критерии. Например, норма контрактного права должна тестироваться на «добросовестность» сторон, обычай - на разумность, статут - на субстанциональную справедливость. Эти критерии также моральны, поскольку определяют то, что должно быть, ибо моральное-это и есть должное. Тот факт, что норма заключает в себе интеллигибельную цель и является инструментальной, еще не означает, что она пройдет дальнейшее тестирование. Короче говоря, право и мораль неразделимы, как неразделимо сущее и должное. Поэтому Фуллер не согласен со своим главным оппонентом Л. А. Хартом, утверждавшим, что «нет необходимой связи между правом, как оно есть, и правом, каким оно должно быть». 8

      На протяжении всей своей жизни Фуллер упорно отстаивал идею, состоящую в том, что принципы законности, взятые в совокупности, представляют из себя моральную ценность. Однако его позиция не была все же абсолютно безупречной. Многие его противники утверждали и утверждают, что как ни называй предложенные им принципы, они имеют отношение к эффективности закона и никакого отношения - к морали. Фуллер ответил своим критикам во втором издании «Моральности права». Они ошибаются, утверждал он, рассматривая «принципы законности» лишь как условие эффективности. Ведь режим (государство) может эффективно добиваться поставленных целей и нарушая эти принципы. В качестве примеров Фуллер приводит нацистскую Германию и Советский Союз. 9 На наш взгляд, Фуллер путает здесь политическую эффективность, которая действительно может поддерживаться с помощью террористических неправовых средств, и эффективность права как регулятора социальных отношений. Сам же Фуллер все же убежден в том, что эти принципы конституируют моральность, 10 т. е. с необходимостью переводятся в моральные ценности. Даже в случае, если содержание нормы (цель, заложенная в законе) в чем-то порочно, его соответствие принципам законности гарантирует в той или иной мере реализацию моральных ценностей как таковых. Гражданин, по крайней мере, имеет возможность знать и понимать закон и подчиняться закону, а не индивидуальному произволу чиновника. То есть речь идет о «процедурной моральности», которая не обязательно предполагает хорошее право в социально-политическом смысле. Однако соблюдение «процедурной моральности» придает легитимность статутному праву, а таким образом и государству как его создателю. Государство, пишет Фуллер, принимая закон, как бы говорит гражданам: «Вот правила, которым мы просим вас следовать; если вы будете им подчиняться, то и мы обещаем вам применять эти правила по отношению к вам». Если же законодатель нарушает этот молчаливый договор, то он неизбежно утрачивает легитимность. А она, согласно Фуллеру, также представляет из себя моральную ценность. Действительно, легитимность можно рассматривать как моральное право на власть.

      Принципы законности Фуллер часто называет принципами правления права, которые определяют способы создания и реализации норм права, прежде всего статутного. Для Фуллера это идентичные понятия. Поэтому его концепцию правления права вполне можно назвать процедурной. Она во многом является реакцией на приземленность позитивизма и социологизма в праве, но вместе с тем существенно отличается и от естественно-правовой традиции. «Естественность» права он ищет не вне его, а в самом праве. Моральность права не выступает в качестве мегаюридического критерия позитивного права. Фуллер вообще не противопоставляет позитивное и естественное право, он противопоставляет право и неправо. Естественно-правовая традиция v него проявляется в подчеркивании роли разума в праве, в правовом порядке. Право - что разумность, проявляющаяся в человеческих отношениях. 11 В разуме выражаются наиболее фундаментальные естественные законы, обеспечивающие процесс формирования целей и функционирование каналов коммуникаций между людьми. Эти естественные законы связаны с природой человека как существа, стремящегося к общению. Поэтому существуют естественные принципы общения, определяющие групповую жизнь в каждой конкретной ситуации и познаваемые посредством разума. 12 Фуллер склонен рассматривать право как процесс правообразования и правореализации. Его интересуют различные типы правовых отношений (правового процесса), источник их легитимности и внутренняя моральность. Он подчеркивает, что конечные цели права: свобода, безопасность, справедливость, равенство, могут быть достигнуты с помощью определенных средств и, в той или иной форме, правоотношений. Каждой разновидности отношений свойствен свой специфический способ регулирования.

      Первая разновидность отношений-это взаимодействие на основе обычая (costomary interaction). Здесь Фуллер близок к социологической школе права, прежде всего к Эрлиху. Нормы обычного права произрастают из специфики отношений, которые они регулируют. Они содержат обязательства сторон, определяемые взаимными ожиданиями. 13 В этих отношениях проявляется глубинная связь между общесоциальным и правовым. Нормы обычного права не утверждаются каким-либо официальным способом: они порождаются в процессе взаимодействия людей. Их легитимность обусловлена, с одной стороны, тем, что они служат достижению определенных целей, которые преследуют стороны данного отношения (инструментальный аспект), с другой - принципом консенсуальной взаимности ожиданий, их относительной долговременности, тем, что никто не несет несправедливого (неравного) бремени и получает ожидаемую выгоду (субстанциональный аспект). В единстве субстанционального и инструментального аспектов заключается внутренняя моральность обычного права.

      Вторая разновидность правоотношений - отношения, возникающие на основе договора, или, точнее, контрактные правоотношения. В чем-то они сходны с нормами обычного права, которые Фуллер называет «неартикулированным старшим братом контракта». 14 Но контрактные нормы создаются в более или менее артикулированной, внешне выраженной форме. Нормы контрактного права также должны обладать внутренней моральностью. Ее условия следующие: обе стороны обладают возможностью выбора и свободны от любых форм принуждения; стороны равны и хорошо информированы; честны по отношению друг к другу; контракт заключается на основе взаимного согласия; предмет договора беспорочен. Контрактное право тесно связано с законодательством и судебными решениями, ибо они могут как благоприятствовать, так и препятствовать реализации контрактных правоотношений. 15

      Особое место у Фуллера занимает процесс законотворчества. Право, созданное легислатурой, он называет предписывающим. Предписывающее право облегчает, направляет или запрещает те или иные способы поведения. К процессу правотворчества в демократической системе предъявляются следующие требования: законодатели избираются должным образом, решение принимается большинством голосов и после предварительного обсуждения законопроекта. Специфика закона заключается в том, что в отличие от норм обычного и контрактного права оно создается не при участии заинтересованных сторон, а третьей стороной, возлагающей обязательства на субъектов права. Но все же отношения, возникающие на основе статутного права, не являются односторонними. Если законодатели следуют принципам законности, т. е. издают ясные, промульгированные и т. д. законы, они сами накладывают на себя определенные ограничения, и поэтому отношения, возникающие на основе законов, также носят в определенной степени двусторонний характер, связывая и государство и граждан, точно определяя права и обязанности.

      Несмотря на то, что за статутным правом стоит сила государства, сфера его влияния ограничена. Многие отношения, считает Фуллер, вообще не могут им регулироваться. Например, семейные отношения, деятельность частных корпораций и т. п. Дело в том, что предписывающее право - слишком грубый инструмент регулирования человеческих отношений, так как оно является внешним по отношению к их участникам. Его главные цели - способствовать обычным, контрактным и другим формам взаимодействия людей, а также обеспечивать социальный контроль через уголовно-правовые нормы. 16

      Обычное, контрактное и предписывающее (статутное) право дополняют друг друга. Они имеют хотя и совпадающие, но различные сферы регулирования. при этом Фуллер, следуя англо-американской либеральной традиции, стремится минимизировать cферy действия законодательства. Контрактное право, считает он, наиболее эффективный, целесообразный и справедливый регулятор отношений в условиях смешанной экономики.

      Весьма специфичны управленческие правоотношения. суть управленческого процесса состоит в отдаче властного приказа управляющего подчиненному. Посколькууправляющий, так же как и законодатель, выражает в приказе свою волю, управленческие решения, имеющие нормативный характер, должны отвечать многим требованиям законности: быть ясными, свободными от противоречий, исполнимыми. Однако такие требования, как всеобщность, отсутствие обратной силы неприменимы к управленческим нормативным решениям. Что же касается легитимности норм управленческого процесса, то они затрагивают две группы людей: государственных служащих и граждан. В первом случае легитимность основывается на консенсуальной основе служебных отношений (по существу Фуллер следует здесь М. Веберу). Во втором случае легитимность решения производна от легитимности закона, на основании которого оно принято. При этом управленческое решение не может иметь места там, где стоит задача оформления долговременных правоотношений.

      Управленческое нормотворчество тесно связано с другими формами права: предписывающим, контрактным и обычным. Предписывающее право определяет компетенцию должностных лиц по принятию решений; контрактное право, например, в сфере трудовых отношений может определять характер взаимоотношений между управляющими и управляемыми; кроме того, многие отношения в системе «начальник - подчиненные» регулируются нормами обычного права. При этом надо отметить, что Фуллер далеко не всегда относит управленческие решения к разновидности правовых, поскольку многие из них имеют односторонний характер. 17

      Особое внимание Фуллер уделяет гражданскому судопроизводству, что связано с тем местом, которое занимает суд в системе англо-американского права. Судопроизводство Фуллер определяет как процесс, в рамках которого конфликтующие стороны представляют доказательства своего права третьей беспристрастной стороне, выносящей на основе анализа этих доказательств решение в пользу одной из сторон. В самом широком виде перед судом стоят две задачи: разрешение конкретного спора, возникшего в прошлом, и создание нормы права. Иными словами, решение суда имеет как ретроспективный, так и перспективный характер. Суд создает судейское право, но чтобы создаваемые им нормы были легитимны и моральны, суд обязан строго придерживаться определенных правил. 1. Сторонам должны быть обеспечены равные возможности по предоставлению доказательств и аргументов. 2. В основу решения могут быть положены только те аргументы и доказательства, которые использовались сторонами. 3. Анализируя доказательства и вынося решения, судья должен руководствоваться уже известными сторонам принципами и нормами. В противном случае стороны лишаются возможности предвидеть реакцию судьи на используемые ими доказательства своей правоты. 4. Судья сам не может инициировать судебный процесс. 5. Судья должен быть беспристрастным при рассмотрении спора. 6. Как уже указывалось, решение судьи является ретроспективным, поскольку относится к спору, возникшему в прошлом, и перспективным, поскольку создает норму на будущее. Но - и это очень важно - суд не является законодателем, и сформулированная им норма относится только к сторонам, участвовавшим в процессе.

      Фуллер стремится конкретизировать эти правила в смысле легитимности и моральности принимаемых решений. Надо отметить, что четкую границу между легитимностью и моральностью в его теории провести невозможно. Легитимное решение (норма) морально, а моральное легитимно. Легитимность судебного решения Фуллером выводится из принципа назначения судей демократически избранными должностными лицами или лицом, а также из социальной полезности судебного способа разрешения конфликтов. При таком понимании легитимность (моральность) относится к судопроизводству в целом. Что касается легитимности, а значит и моральности каждого конкретного судебного решения, то дело тут обстоит гораздо сложнее. Прежде всего судья может принимать к рассмотрению только те споры, разрешение которых находится в его компетенции и которые уже фактически возникли. Судья не может давать оценку тому спору или конфликту, который, по мнению сторон, может возникнуть в будущем, так как судебное решение должно иметь ретроспективный характер. Но даже в том случае, если конфликт уже возник и его разрешение формально входит в компетенцию суда, последний отнюдь не всегда должен браться за это. Авторитет суда может поддерживаться только тогда, когда принятые им решения реально исполнимы. В этом случае моральность совпадает с эффективностью. Эффективность же может быть обеспечена только тогда, когда стороны представляют свои собственные интересы и не претендуют на представление интересов общества в целом. Фуллер полагает -и этим он отличается от многих англо-американских юристов, - что судья не может действовать как «политический представитель» и обращаться к решению вопросов, по которым существует глубокое разделение в обществе: что дело не суда, а легислатуры как органа, принимающего политические решения. Поэтому эффективность судебных решений, считает Фуллер, резко падает в периоды быстрых социальных изменений. Иными словами, суд должен сторониться политики, и, кроме того, - избегать вмешательства в те споры. при разрешении которых сложно точно определить права и обязанности сторон: это, например, многие аспекты семейных отношений: совместной деятельности, когда стороны должны продолжать ее и после вынесения судебного решения в пользу одной из сторон; это так называемые «полицентрические» проблемы, решение которых вообще не может быть достигнуто правовым путем: определение избирательных округов, установление системы цен или определения места, которое занял спортсмен в соревновании, и т. п.

      Итак, авторитет суда связывается прежде всего с эффективным исполнением его решений - и во всех тех случаях, когда суд не имеет абсолютной убежденности в исполнимости его решения, он не должен принимать дело к своему рассмотрению. Схема эта носит, конечно, несколько абстрактный характер; как отмечает и сам Фуллер, она никогда полностью не осуществлялась. 18

      Подведем некоторые итоги. Ключевое понятие правовой теории Фуллера - правоотношение, или правовые процессы и процедуры: обычная практика, договорные отношения, законодательство (статутное право), судопроизводство, посреднический и управленческий процессы. В рамках этих процессов и процедур право создается, реализуется и изменяется. В широком социальном смысле они выступают как пути и средства достижения тех или иных целей, а в строго юридическом - как комплекс целей и средств, внутренне присущих праву.

      Для того чтобы норма могла называться правовой, согласно Фуллеру, недостаточно ее эффективности в смысле достижения внешних социальных целей: уменьшения преступности, укрепления семьи и т. п. Должны обеспечиваться внутренние цели права, присущие праву как таковому и отличающие его от прочих социальных норм. Например, внутренняя цель судопроизводства - обеспечение справедливого и равного участия сторон, интересы которых задеты. Все процедурные правила судопроизводства оправдываются только тогда, когда эта цель достигается. Внутренняя цель демократического законодательства - обеспечение самоуправления граждан через свободно избранных законодателей. Внутренняя цель договорного права или контрактных правоотношений - обеспечение свободы выбора и взаимности обязательств сторон. Все те правила, нормы и процедуры, которые обеспечивают достижение этих целей, также являются внутренними, сущностными характеристиками права; они, по сути, конституируют ту или иную форму правоотношений. Внутренние цели права одновременно являются и моральными целями. Судейская справедливость, демократическое самоуправление, контрактная свобода - все это моральные ценности-цели.

      На этой основе Фуллер разрабатывает концепцию легитимности правового порядка. Наиболее распространенной точкой зрения является определение легитимности нормы через легитимность ее источника. По Фуллеру, и это кажется совершенно справедливым, подобный вывод имеет отношение только к статутному праву, легитимность которого в демократическом обществе определяется способом его принятия избранным законодательным органом. Однако закон - лишь одна из форм права и для Фуллера отнюдь не самая важная. Процесс законотворчества действительно требует оценки и получает легитимность из принципов политической демократии. Но иные формы права и правоотношений к демократии отношения не имеют и черпают свою легитимность из других источников. Контрактные отношения получают легитимность из их соответствия принципам свободы выбора и взаимности сторон, судопроизводство легитимируется принципом равного участия сторон и т. д.

      Каждая разновидность правоотношений имеет свое собственное структурное единство, свой особый внутренний порядок. Судопроизводство предполагает трехсторонность, договор - обмен, демократический процесс законотворчества - голосование и систему подсчета голосов и т. д. Эти обязательные требования Фуллер называет «естественными законами», на основании которых упорядочиваются, организуются отношения между людьми. 19 Каждой разновидности отношений соответствуют те или иные «естественные законы», и их необходимо не изобретать, а открывать. Но все эти «естественные законы» имеют процедурный характер; по существу они идентичны «внутренней моральности права» и отнюдь не обеспечивают в любом случае «хорошего» в социальном смысле результата (нормы права или акта применения права).

      Итак, у Фуллера вопрос о том, каким же должно быть «хорошее право» в смысле его социально-политического содержания, остается открытым, вернее, он просто выводится за рамки оассмотрения. Возможно, это и верно с точки зрения формального правоведения. Ведь даже развитая правовая система отнюдь не всегда гарантирует «правильность» политических, социально-экономических и прочих решений. Могут ли оценки такого рода входить в задачу правоведения? Утвердительный ответ на этот вопрос будет означать, что юристы берут на себя непосильную ношу, подменяя собой философов, экономистов, социологов, политологов и практикующих политиков. Все это так. Но поиск критерия «хорошего» права продолжается и, видимо, будет продолжаться всегда, до тех пор пока будут существовать право и правоведение.

      * Кандидат юридических наук, доцент С.-Петербургского государственного университета.

      1 Fuller L. The Law in Guest of Itself. Boston, 1966.

      2 Fuller L. The Morality of Law. 2-d ed. New Haven, 1969. P. 106. 3 Fuller L. American Legal Philosophy//Journal of Legal Education. 1954. N 6. P. 470.

      4 Ibid. P. 462-467.

      5 Fuller L. The Morality of Law. 2-d ed. New Haven, 1969. P. 106.

      6 Ibid. P. 122-193.

      7 Ibid. P. 157-159.

      8 Hart H. L. A. Positivism and the Separation of Law and Morals//Harvard Law Review. 196R. Vol. 71. N 3. P 607

      9 Fuller L. The Morality of Law. P. 40-41.

      10 Ibid. P. 200-224.

      11 Fuller L. Anatomy of Law. P. 163.

      12 Fuller L. Reason and Fiat in Case Law//Harvard Law Review. 1946. N 9 P. 378.

      13 Fuller L. 1) Anatomy of Law. P. 64-75; 2) The Principles of Social Order. Durham 1961. P. 212-224.

      14 Fuller L. Anatomy of Law. P. 108.

      15 Fuller L. The Morality of Law. Ch. 5.

      16 Fuller L.: 1) The Morality of Law. Ch. 5; 2) Anatomy of Law. P. 126-158.

      17 Fuller L. The Principles of Social Order. P. 189-210.

      18 Ibid. P. 86-124.

      19 Fuller L. American Legal Philosophy. P. 476.

    Информация обновлена :29.11.1999

    Сопутствующие материалы:
    | Персоны | Книги, статьи, документы

    Фуллер Джон Фредерик Чарлз

    Операции механизированных сил

    Фуллер Джон Фредерик Чарлз

    Операции механизированных сил

    Перевод с английского с примечаниями: Герман И.Г.

    Предисловие: Фавицкий В.В.

    Аннотация издательства: Настоящий труд Фуллера является развитием его идей, изложенных в других его трудах и в частности в его книге "Реформация войны", перевод которой выпущен Военгизом в 1931 г. В данном труде Фуллер подробно исследует формы будущей "механизированной войны", излагая свои соображения и предложения в форме лекций по 3-й части Полевого устава, фактически не существующей и нигде ещё не написанной, но которая, по мнению Фуллера, непременно должна быть создана и должна содержать все необходимые указания по применению в будущих боевых столкновениях новейших технических средств и достижений. Труд Фуллера представляет интерес не только для всего начсостава РККА, но и для широких кругов гражданских читателей, интересующихся развитием современного военного дела.

    Предисловие

    Введение

    ЛЕКЦИЯ 1-я. Глава I. Вооруженные силы, командование ими и принципы войны

    ЛЕКЦИЯ 2-я. Глава II. Боевые войска, их характеристика и вооружение

    ЛЕКЦИЯ 4-я. Глава IV. Бой

    ЛЕКЦИЯ 5-я. Глава V. Разведка

    ЛЕКЦИЯ 6-я. Глава VI. Охранение

    ЛЕКЦИЯ 7-я. Глава VI Охранение (продолжение).

    ЛЕКЦИЯ 8-я. Глава VII. Наступление

    ЛЕКЦИЯ 9-я. Глава VII Наступление (продолжение).

    ЛЕКЦИЯ 10-я. Глава VII Наступление (продолжение).

    ЛЕКЦИЯ 11-я. Глава VIII.Оборона

    ЛЕКЦИЯ 12-я. Глава VIII Оборона (продолжение).

    ЛЕКЦИЯ 13-я. Глава IX. Ночные действия

    ЛЕКЦИЯ 14-я. Глава Х. Операции в малоразвитых и полукультурных странах

    ЛЕКЦИЯ 15-я. Главы XI, ХII и ХIII

    Примечания

    "нападение на СССР не может кончиться для них

    так же просто, как это было в первый раз.

    Пусть они вовремя подумают о своей судьбе..."

    В. Молотов.

    Предисловие

    I. Фуллер - военный теоретик империалистической буржуазии

    Каждое литературное выступление Фуллера заслуженно вызывает у советского военного читателя живой интерес. В противоположность подавляющей массе военных писателей буржуазного Запада он не замыкается в рамки опыта минувших войн. Его мысль непрерывно пытается преодолеть границы устоявшихся понятий, вековых традиций и общепринятых военных доктрин.

    Фуллер, Лидель-Гарт, Дуэ, Зольдан, Гельдерс составляют целую плеяду трубадуров новой военной техники, певцов "войны будущего".

    Нашему читателю нетрудно определить причины появления на свет экстремистских идей, проповедуемых основоположниками "гаражной и ангарной школы мыслей".

    Они хотят войны и боятся ее.

    Хотят, потому что они являются представителями своего класса, класса, пытающегося в новом туре империалистических войн и в первую очередь против СССР найти выход из общего кризиса капитализма.

    Боятся, потому что свежи еще воспоминания о войне 1914-1918 гг., о грозных социальных бурях, ею вызванных. Боятся, потому что видят с каждым днем возрастающее обострение классовых противоречий, нарастание революционного подъема и братской солидарности трудящихся масс всего мира.

    Лихорадочно готовясь к войне, империалисты хотят застраховать себя от надвигающегося грозного призрака революции. Историческая неизбежность превращения империалистической войны в войну гражданскую становится все очевиднее, и вполне понятен поэтому "их социальный заказ" военным теоретикам и практикам: сделать войну безопасной для капиталистического строя, сделать ее быстротечной и по возможности не требующей мобилизации массовых армий... \IV\

    И Фуллер - признанный глава "гаражной школы мыслей"{1}, и Дуэ - бывший выразителем "ангарной школы мыслей" и все близкие им военные писатели пытаются создать новую "теорию войны будущего".

    Они хотят решить войну единым стратегическим взмахом. В 36 часов их малочисленные армии поражают - с земли или с воздуха - политический центр, мозг, столицу противника и вынуждают его подписать мир. Через 36 часов после начала войны она уже закончена. Цели, поставленные войне, - достигнуты. Все решено раньше, чем мобилизационные потрясения, охватывая воюющие страны, начнут грозить опасными социальными сдвигами. Таков идеал войны. Такую войну, войну без массовых миллионных армий, без экономических катастроф и политических напряжений хотела бы вести буржуазия.

    И "школы" и "школки" стараются угодить своим хозяевам. Возникающие "теории войны будущего" привлекают к решению поставленных задач все достижения современной науки и техники. Все быстродействующие средства - быстроходные танки, самолеты, электричество, химия - все мобилизуется и включается в систему вооруженных сил, призванную заменить медлительную и чреватую угрозой революции массовую армию.

    Фуллеровская "массобоязнь", стремление заменить людские массы машиной вызывает оппозицию "старой школы". Ее представители начинают серьезно опасаться, что фуллеризм "демобилизует" массы. Не веря в возможность решения войны силами малой механизированной армии, они считают, что "гаражная школа мыслей" создает у массы населения искаженные представления о войне, как об уделе только профессионалов-военных. Они знают, что ближайшая война потребует мобилизации миллионов, и боятся, что фуллеровские идеи сделают эту мобилизацию непопулярной. Один анонимный автор в январском номере журнала "The Army Quarterly" за 1931 г., возражая теоретикам "гаражной школы мыслей", с нескрываемой тревогой пишет: "Подобные идеи через несколько лет могут сделать людей менее расположенными идти на войну, чем это есть в настоящее время..

    "Инвертордонский инцидент" в сентябре 1931 г., когда 16000 восставших матросов являлись фактическими хозяевами 40 кораблей, большей части британского атлантического флота, - показательный симптом. Мобилизованные массы могут оказаться еще менее "устойчивыми", чем отборные добровольцы-матросы. Они могут выйти из повиновения и обратить оружие против своих угнетателей очень быстро вслед за тем, как их принудят принять активное участие в новой кровопролитной войне. Это отлично понимают уже многие. \V\

    Но совсем отказаться от мысли о возможности поднять на войну массовую армию, окончательно сделать ставку только на механизированную армию профессионалов-военных - буржуазия конечно еще не решается. "Буржуазия пытается всеми средствами создать надежную армию - путем муштровки, жестокой дисциплины, изолирования солдат от населения и запрещения им заниматься политикой, а в некоторых случаях даже путем обеспечения им привилегированного социального положения.

    Но она не может избежать необходимости военизировать массы, ей удается лишь комбинировать наемные войска с "народными армиями" или же с военными организациями типа милиции.

    Остановить процесс разрушения буржуазных армий она не может, она может лишь задержать его" (VI конгресс Коминтерна, тезисы).

    Буржуазия не в состоянии помножить усовершенствованную военную технику на массу, цементировать эту массу современным вооружением так, как это делаем мы, так, как это может позволить себе только одна власть в мире - диктатура пролетариата.

    Буржуазия ищет путей, позволяющих ей не подвергать себя риску быть сброшенной с трона собственной армией, трудящимися, вооруженными для войны.

    Буржуазная литература последнего времени, и при том отнюдь не только военная, содержит очень много подтверждений сказанного выше.

    Один из виднейших апостолов буржуазии и организаторов войны 1914-1918 гг. - Ллойд-Джордж - приступил к опубликованию своих воспоминаний об этой войне. "Знали ли мы, - пишет он, - что только одна империя выдержит и что другие самые блестящие империи мира разлетятся играх? Знали ли мы, что революция, голод и анархия пронесутся над половиной Европы и что угроза эта опалит остальную половину беспомощного континента? И разве уже все сказано в этом смысле? Кто может сказать?" Страх перед надвигающейся революцией, мрачное предвидение близкого конца сквозят в каждой строчке мемуаров бывшего английского премьера.

    Буржуазии есть о чем подумать.

    Сам Фуллер, работая над секретом победы в будущей войне, воспитывая у "молодых военных" веру в новое оружие, впадает иногда в уныние.

    "I cannot understand anyone wishing to repeat the last war"{2} меланхолически замечает он.

    Приходится сожалеть, что мы сравнительно мало знаем о том, какие отзвуки русская революция получила в армии Антанты. Ведь именно события последних полутора лет войны, т. е. периода, непосредственно следовавшего за Февральской революцией в России, и создали стойкий испуг перед массовой армией, до cих пор владеющий буржуазией и вряд ли могущий быть завуалированным бойкой проповедью ген. Фуллера. \VI\

    Поль Аллар, военный цензор в период 1916-1917 гг. выпустил недавно в Париже книгу: "Подоплека войны в освещении секретных комитетов"{3}. Книга Аллара содержит чрезвычайно интересные сведения о революционном движении во французской армии в период с апреля до июня 1917 г., граничившем с всеобщим восстанием в основном ядре французских вооруженных сил. За этот период восстанием было охвачено 115 армейских единиц, в том числе 75 полков пехоты, 23 батальона военно-инженерных войск, 12 полков артиллерии и т. д. Главнокомандующий Петен подробно докладывал о событиях в армии и перечислял части, выбросившие лозунги: "Долой войну!", "Смерть ее зачинщикам!", и отказавшиеся идти в наступление. На одном из заседаний секретного комитета военный министр Пенлеве сказал: "Мы считали - и с каким беспокойством! - число свежих дивизий между Суассоном и Парижем, на которые можно было бы положиться. В течение нескольких дней, - прошу молчать об этом, - момент, когда можно было опасаться германской атаки, между Суассоном и Парижем находилась всего одна надежная дивизия!" Шестнадцать лет, отделяющие нас от 1917 г, принесли новые значительные изменения Целый ряд революций и восстаний, школа напряженной классовой борьбы и пример победоносного пролетариата СССР - неизмеримо усилили позиции единого фронта трудящихся в грядущей решающей схватке.

    Проблема наказания приспешников нацистского режима, прилежно исполнявших самые бесчеловечные законы и предписания, была затронута не только Радбрухом, но и многими мыслителями, писавшими в послевоенные годы о проблемах философии права. В англоязычной литературе наиболее показательным интеллектуальным событием в этом отношении остается спор между английским правоведом Гербертом Хартом, концепцию которого мы рассмотрели выше, и американским философом права Лоном Фуллером в конце 1950-х гг. Поводом для этого спора послужило дело, рассмотренное в одном из немецких судов по факту доноса и осуждения нацистами человека, в семейном кругу скептически отзывавшегося о Гитлере и его режиме. В разговоре со своей женой он пожалел, что покушение на Гитлера в 1944 г. закончилось неудачно. Его жена втайне встречалась с другим и искала подходящую возможность избавиться от мужа, поэтому она донесла на него нацистам. Он был арестован, осужден, приговорен к смерти, но приговор не был приведен в исполнение, и осужденный был направлен на фронт. После окончания войны был поставлен вопрос не только об ответственности жены за донос и попытку причинить смерть мужу, но и о покушении на убийство со стороны судьи, который вынес смертный приговор.

    В отношении судьи дело поднимало множество сложных вопросов - судья руководствовался законом, действовавшим на тот момент, и не мог уклониться от связывавшей его клятвы применять закон, а в случае вынесения оправдательного приговора ему грозили не только отрешение от судейской должности, но и репрессии со стороны гестапо. Вопрос об ответственности судьи касался общих философских проблем о соотношении в праве ценностей стабильности, предсказуемости, справедливости, о возможности сопротивления несправедливым властям и законам. В конечном счете, жена была осуждена за покушение на убийство, а судья, вынесший приговор, за соучастие в этом преступном действии жены потерпевшего.

    Согласно описанию, приведенному в опубликованном в одним из американских журналов отчете, суд встал на позиции естественноправового подхода в духе Радбруха и указал на то, что выносивший приговор судья не должен был руководствоваться несправедливым законом, который не имел правового характера по причине нарушения основных естественно-правовых принципов свободы и равенства. Сам отчет был не совсем корректным и ошибочно отражал основные юридические аргументы стороны обвинения: эти аргументы касались неправильной квалификации дела и вынесения судьей заведомо неправосудного решения, поскольку высказывания о власти в кругу семьи не подпадали под состав преступления («публичный призыв к убийству представителя власти»), по которому был осужден потерпевший.

    Прочитав отчет о фабуле этого дела, Харт выступил с критикой такого подхода. Обвиняемый судья был не вправе уклоняться от применения закона, который может казаться несправедливым, - вынесенное послевоенным судом решение подрывало правовую определенность, поскольку, по логике этого суда, наряду с законом есть некие туманные критерии правового и неправового, с помощью которых осужденный судья должен был проводить различие между правовыми и противоправными законами. Сущность таких критериев, как свобода и справедливость, нигде не раскрыта, их четкое описание отсутствует, в связи с чем через требование к судье оценивать законы в судопроизводство вносится нестабильность и непредсказуемость. Если и были моральные основания привлекать судью к ответственности, то честнее и правильнее было принять ретроактивный уголовный закон, наказывавший судей задним числом за определенного рода приговоры, вынесенные ими в годы фашистской диктатуры. Этой позиции придерживался также Кельзен и ряд других позитивистски настроенных правоведов послевоенной эпохи.

    Лон Фуллер выступил с опровержением тезисов Харта. По его мнению, не любое постановление властей может называться правом - есть некоторые формальные показатели, с помощью которых можно отличить право от неправа. При этом речь не идет о неподдающейся точному измерению субъективной оценке справедливости законов, а о формальных критериях, которые достаточно легко, как считал Фуллер, можно измерить. Все дело в том, как понимать право. Если понимать его так, как понимает Харт и позитивисты - как приказ суверена, который нужно применить к конкретным фактам, как иерархию команд и предписаний, то законы нельзя критиковать. Но если подойти к праву как к попытке установить разумный и справедливый порядок в обществе, то нельзя не признать, что такая попытка может быть более или менее удачной в зависимости от того, как люди будут ее реализовывать. В стране, где люди добровольно следуют разумным и справедливым нормам, эта попытка будет иметь большую степень реализации, чем в стране, где люди подчиняются бессмысленным законам только из страха наказания. Иными словами, у каждого закона есть своя степень правомерности. Те законы, которые не реализуют задачу подчинения поведения справедливым и разумным нормам, либо реализуют ее в крайне незначительной мере, не создают, по мнению Фуллера, конкретных обязанностей для адресатов.

    При определении того, что есть право, важно принимать во внимание цель правового регулирования и оценивать степень ее реализации в каждом случае. Есть случаи, когда люди подчиняются власти правил добровольно, находят свою выгоду в этом, их моральные чувства не вступают в конфликт с их правовыми обязанностями, - это случаи хорошего, правильного осуществления власти права. Если же в совести человека возникают такие конфликты, если право выражено неясными фразами, требует от людей невозможного, то попытки подчинить поведение людей власти правил оказываются менее удачными. С этой точки зрения, можно говорить об относительном осуществлении права в законодательстве - в некоторых обществах мы несомненно имеем право, в других обществах права практически нет, а есть произвол и насилие, облеченные в форму законов, а в большинстве правопо- рядков право осуществлено только отчасти. Во многих случаях о регулятивной системе общества нельзя с полной уверенностью сказать, что эта система суть право; уместнее говорить о том, что этот порядок скорее есть право, а другой - скорее неправо: право не есть нечто с фиксированными границами, о праве можно и нужно говорить в относительной степени. То есть как о чем-то таком, что в разные моменты времени может существовать или прекращать существование, иметь большую или меньшую степень реализации в одном и том же обществе. Фуллер так и определяет право - это инициатива подчинения человеческого поведения власти правил.

    Есть ряд правил осуществления этой инициативы. Они носят скорее технический, процедурный характер - это своего рода искусство, наподобие техники строительства домов или выращивания хлеба. Создание и применение юридических норм объективно ограничено этими правилами, среди которых публичность, ясность и понятность, последовательность, выполнимость. Если эти правила не выполняются, то не осуществляется и основная цель права - подчинение поведения людей власти правил. Либо же такая цель, что чаще всего и имеет место в реальности, осуществляется только отчасти.

    Фуллер приводит следующий пример. Представим себе государство, в котором правит абсолютный монарх (Фуллер дает ему имя Рекс). Его указания отдаются произвольно, по усмотрению, а сам монарх даже не следит за тем, чтобы его приказания исполнялись правильно. Рекс произвольно меняет свои требования и наказывает сегодня за то, за что награждал вчера. Его указы и решения издаются тайно, а те, что доводятся до сведения населения, написаны на столь непонятном языке, что подданные не понимают, чего же от них хочет власть. Очевидно, что инициатива по подчинению подданных этого государства власти правовых правил осуществляется плохо, и с большой долей вероятности можно говорить, что право этого государство находится в плохом состоянии, и что это скорее даже не право, а произвол монарха. Чтобы сделать регулятивную систему правом, необходимо соблюдать определенные процедурные правила, которые обеспечивают успех правового регулирования. Каковы же эти правила?

    Фуллер описывает гипотетическую ситуацию, при которой король Рекс решает провести правовые реформы, чтобы исправить ситуацию в стране, где действуют плохие законы, работают продажные судьи, правоприменительная система запутана. Как избавиться от плохих законов и несправедливых решений? Монарх решает отменить все законы в стране, потому что они плохи и несправедливы, и приказывает судьям решать дела по совести и справедливости. Это привело подданных в ужас, поскольку они лишились даже тех плохих законов, согласно которым они могли планировать свои действия и предугадывать судебные решения. В свою очередь, судьи стали принимать совершенно разные решения по одинаковым делам, поскольку оказалось, что представления о справедливости у каждого судьи свои.

    Люди оказались в полной растерянности и вымолили у короля дать хотя бы какие-то законы. Рекс согласился, но решил, что лучше сделать законы тайными, доступными только судьям, чтобы легче было исправлять ошибки в законах и избежать того, что граждане критикуют законы, судей и их решения. Издание таких законов никак не исправило ситуацию, поскольку подданные так и не получили ясных руководств для своего поведения. Тогда король понял свою ошибку и опубликовал законы, которые ранее были введены в действие тайно. Но при этом король не сделал оговорку о начале действия законов, и получилось так, что законы вступили в силу с момента их первого тайного принятия и действовали с ретроактивной силой. В результате, судьи начали наказывать подданных за нарушение законов, которые на момент нарушений были тайными и неизвестными для подданных.

    Это привело к возмущению подданных, и король был вынужден изменить дату вступления законов в силу. Но он решил для каждого закона сделать особую формулировку о введении в силу: эти формулировки отличались друг от друга настолько, что даже самые опытные юристы оказались неспособны понять, как же применять новые законы. Пытаясь исправить ситуацию, король каждый закон снабдил обширными комментариями, вследствие чего ситуация стала еще более запутанной. Видя, что власть не способна дать внятное руководство для их действий, подданные перестают принимать во внимание законы короля и начинают руководствоваться своими собственными неофициальными правилами, решая свои споры не в государственных судах, а у частных арбитров и посредников.

    Король нанимает профессиональных юристов, которые приводят в порядок дурно написанные законы. Через некоторое время издается полный и последовательный кодекс законов. Гордый за эти отредактированные законы, король повелевает подданным ознакомится с ними и соблюдать каждую букву закона с абсолютной точностью. Но на практике это оказывается невозможным, поскольку люди уже привыкли жить по своим правилам и перестали серьезно воспринимать монарха и его законы. Это возмущает Рекса, и он вводит жестокие наказания за непослушание. Но даже эти наказания оказываются неспособными заставить подданных быстро переменить свою жизнь и свои привычки. Король смягчает свои требования, упрощает законы, делает свою правовую систему более либеральной, чтобы заслужить одобрение подданных.

    Но тут становится очевидным, что подданные находятся в весьма затруднительной ситуации, поскольку за время всех этих реформ социальное развитие ушло намного вперед, а созданные королем и его юристами законы настолько отстали от жизни, что в них уже не было никакого смысла. Нанятые Рексом профессиональные юристы спешно вносят в законодательство необходимые изменения, и король уверен, что на этот раз его реформы увенчались успехом. Подданные принимают законы и используют их в своей повседневной жизни. Через некоторое время выходят сборники судебных отчетов, и король в ужасе видит, что судьи не поняли того смысла, который вложил в законы король, и решали дела вразрез с его волей, которую он выразил в тексте законов. Король разочаровывается в своем замысле завершить свою правовую реформу и вовсе отказывается от законодательного регулирования, предоставляя подданным самим решать свои дела.

    Чему же, по мнению Фуллера, учит этот пример? Тому, что есть непреложные и очевидные правила, невнимание к которым лишает смысла даже самые благородные и тщательно продуманные правовые реформы. Король в данном примере нарушил восемь таких правил, согласно которым: (1) для регулирования отношений между людьми нужно создавать общие правила, а ручное управление (без общих норм) приводит к хаосу; (2) эти общие правила должны быть опубликованы или иначе заранее доведены до сведения тех, для кого данные правила предназначены; (3) нормы нельзя вводить с ретроактивным эффектом, распространяя их на те отношения, в которых люди не могли этими нормами руководствоваться; (4) тексты законов нужно формулировать так, чтобы они были понятными и (5) непротиворечивыми; (6) правовые нормы не должны требовать невозможного; (7) в правовом регулировании нужно соблюдать преемственность и последовательность, а (8) между правилами, условиями и практикой их реализации нужно избегать существенных расхождений.

    По мнению Фуллера, нарушение в системе властного регулирования хотя бы одного из таких правил неизбежно ведет к тому, что право, как проект подчинения людей власти правил, оказывается отчасти неудачным. Ведь нельзя же требовать от людей следовать тайным, противоречивым, непонятным, непоследовательным правилам! Если человек сталкивается с такими правилами, даже изданными компетентным законодателем, у него нет моральной обязанности этим правилам подчиняться. Человека можно принуждать к соблюдению данных правил силой, но это уже будет не право, а произвол.

    О праве можно говорить только применительно к таким правилам, которые уважают и понимают адресаты. Есть то, что американский мыслитель называл внутренней моралью права. Эта мораль может быть содержательной, если говорить о требованиях к содержанию законов: чтобы они были справедливыми, защищали права и свободы людей, устанавливали равенство. Эти требования традиционно назывались естественным правом. Для Фуллера - это содержательное (субстанциальное) естественное право, существование которого он подвергает сомнению - ведь у каждого свои представления о справедливости. Применительно к таким идеальным требованиям мы не можем использовать термин «право» - это нравственность, по поводу которой у каждого может быть свое мнение и к соблюдению которой нельзя принуждать.

    Наряду с таким содержательным правом, можно выделить процедурное естественное право, которое и заключается в известных формальных правилах, без которых нельзя внушить людям уважение к праву. Эти правила суть «необходимые условия организации отношений людей друг с другом» - это то, что Фуллер называет «внутренней моралью права». Именно о таких правилах и шла речь применительно к вымышленному примеру с реформами короля Рекса. Эти формальные правила, как считал Фуллер, очевидным образом нарушались и в фашистской Германии, и в сталинском Советском Союзе, и в других государствах, правители которых массово игнорировали свои же собственные законы и толковали их превратно, немалую часть регулирования осуществляли на основании тайных инструкций и расправ, творимых несудебными органами.

    Вместе с тем, как подчеркивали критики Фуллера, его процедурное естественное право устанавливает только формальные рамки, которые могут быть наполнены любым содержанием. Так, можно издать формально безупречную систему расистских законов, которые бы обращали в рабство всех людей, принадлежащих к определенной расе, или же обрекали на смерть по критерию национального происхождения или вероисповедания. Законы об апартеиде в ЮАР или законы о расовой сегрегации в США имели достаточно высокое качество, они были публичными и понятными, но от этого не становились морально оправданными: с трудом такие законы можно причислять к естественному праву и находить в них некую «внутреннюю мораль». Как иронично заметил Харт, в этом смысле можно описать в последовательной схеме правила успешного отравления и найти в этом искусстве «мораль отра- вительства», т.е. искусство устранения противников при помощи яда. Далее, запрет на ретроактивность знает множество исключений (действие более мягких законов, налоговые законы и проч.).

    Наибольшую трудность в этом отношении представляет прецедентное право, поскольку на момент совершения некоего действия человеку доподлинно неизвестно, будет ли такое действие одобрено судом или нет. С точки зрения прецедентного права, судья, рассматривающий дело, создает индивидуальную норму для этого дела с ретроактивным эффектом, т.е. распространяет ее на то отношение, из которого вырос спор. О том, соответствовало ли некое поведение создаваемой судьей индивидуальной норме, с определенностью можно узнать только после вердикта суда, поскольку в прецедентном праве нет общих норм, а есть только более или менее устойчивые принципы, которыми руководствуются судьи, а также сложившиеся в судебной практике правила создания индивидуальных норм. Также нет особого смысла рассуждать о существовании права как отчасти реализованного проекта, поскольку право - это руководство к действию: оно может обязывать к действию, либо не обязывать, третьего не дано.

    Пытаясь возразить на эту критику, Фуллер утверждал, что между внутренней (процедурной) и внешней (содержательной) моралью права есть непременная связь и что определенные моральные принципы лежат в основании любой правовой системы, которая эффективно регулирует поведение людей. Хотя соответствие формального права этим принципам и не является условием обязывающей силы правовых норм. На самом деле, люди не могут в течение длительного времени принимать и уважать безнравственную правовую систему, даже если на непродолжительной период времени их можно силой или идеологическим обманом заставить принять эту систему. Поэтому в долгосрочной перспективе инициатива подчинения поведения людей безнравственным правилам не может быть успешной.

    Далее, мыслитель предложил различать сделанное (официальное, формальное) и имплицитное (неявное, подразумеваемое) право. Как пишет Фуллер, «ни один вводимый в действие закон не является полностью сделанным» - процесс применения законов и норм права в целом не сводится к извлечению из них того смысла, что был вложен законодателем. «Сделанное право» (т.е. законы и прецеденты) всегда содержит в себе определенные цели, ценности, которые раскрываются только при рассуждении о том смысле, который в это формальное право вкладывают судьи, пытаясь согласовать правовые нормы с общими убеждениями и ценностями общества, с ориентирами, которыми на практике руководствуются люди. Ведь в большинстве ситуаций люди поступают определенным способом не потому что они знают о нормах права и о наказаниях за отступление от этих норм, а по иным причинам: моральным, религиозным и иным соображениям. В этом аспекте получает свое обоснование изучение так называемого «имплицитного права», т.е. лежащих в основании позитивного права целей и ценностей, защита которых подразумевается в нормах права.

    Уже на примере Фуллера видно, что естественно-правовая доктрина в XX в. подвергается радикальному переосмыслению и принимает совершенно иной облик по сравнению с классическими юснатурали- стическими учениями. Не только Фуллер, но и другие мыслители занимают позицию, основанную на признании приоритета неких объективных моральных ценностей, на возможности отрицать действительность позитивно-правовых установлений в случае расхождения с такими ценностями. Но при критике юридического позитивизма такие мыслители могут не апеллировать к различению права, данного природой, и созданного властями позитивного права.

    Дополнительная литература к 8.4

    Васильева, Т А. Как написать закон / Т. А. Васильева. - 3-е изд., пере- раб. и доп. - М.: Издательство Юрайт, 2017 (глава 1 «Специфика закона как правового акта и требования, предъявляемые к его качеству»). - С. 21-40.

    Лапаева, В. В. Соотношение морали и права в правовой концепции Лона Фуллера / В. В. Лапаева // Известия вузов. Правоведение. - 2013. - № 2. - С. 241-256.

    Фуллер, Л. Мораль права / Л. Фуллер. - М., 2007 (глава II «Мораль, делающая возможным право»).

    Фуллер, Л. Позитивизм и верность праву. Ответ профессору Харту / Л. Фуллер // Известия вузов. Правоведение. - 2005. - № 6.

    Харт, Г. Л. А. Позитивизм и разграничение права и морали / Г. Л. А. Харт // Известия вузов. Правоведение. - 2005. - № 5. - С. 104-136.

    Контрольное задание к 8.4

    В чем заключается сущность понимания Л. Фуллером естественного права как набора процедурных правил создания норм, какие критические замечания может вызвать это понимание? Раскройте основные моменты в споре Г. Л. А. Харта и Л. Фуллера касательно права привлекать к ответственности за следование и исполнение формально действительных, но несправедливых по своему содержанию законов. Обсудите и прокомментируйте идею Фуллера о том, что закон может только отчасти быть правовым и что есть непреложные требования к процессу правотворчества.

    Систематизация и связи

    Философия политики и права

    " Фуллер различает подразумеваемое, имплицитное право (implicit law) и созданное право (made law). Имплицитное право включает обычаи и другие способы нормативной регуляции человеческих отношений" - прочитав такое сразу можно понять подход Фуллера, он полицейский в основании своём. Обычное право - условное и осуществляется в паре только, и до которого никому нет дела, главное чтобы оно не заходило в уголовную сферу. Созданное право - фикция, право не регулируется и не создаётся, а действует . Позитивное право - фикция, и законы называют позитивным правом , почему так много граждан и сажают за неисполнение, 2 млн . в США. Право не может быть позитивным, как от единого Тела исходящее, тайного . Естественное право - также условное и не существует как правовая категория, а только как философская , связано это с тем, что оно исходит от бесполого Тела, как а-социального в едином Тела, и оно не правовое. Естественное право эффективно работает у Путина, который юрист и ничего не понимает в праве. "Право может и должно быть понято из самого себя, полагает Фуллер" - здесь ослиные уши идеализма ясно видны у Фуллера. Право никто не может понять, и того не требуется, оно действующее , а не понимаемое, а с другой стороны это положение двусмысленное, если Фуллер к себе его только относит, что ещё пол беды, а не как учёный рассказывает нам сказку о том, что право можно понять и выстроить как всем нам захочется. Многие аферисты государственники пробовали, начиная от Ленина, Сталина, до Путина, и пока результатов что-то не видно, тюрьмы пополняются и в позитивном праве, и от прочих надуманных правовых институций . Философское представление Фуллера о факте примитивно с логической стороны, что для правоведа не допустимо: "Фуллер различает факты и артефакты. Факты существуют независимо от желания человека видеть их такими или другими, например, камни в реке. Артефакты же создаются человеком с вполне определенной целью" - факт не может существовать независимо, и камень не факт, а общее понятие , фактом может являться только некое значительное для индивида событие , совершаемое в едином Тела, а артефакт отличается от факта социальной незначительностью события (цель - частное, а не общее, и не единое ). Далее по ходу Фуллер заявляет уже абсурд: "Правовая норма, естественно, является артефактом" - нормы в праве вообще не бывает, и норма - закон для чиновника, а не для гражданина, субъекта права . Уголовное право тоже не право, а условные законы назначающие санкции за определённые деяния, где также нет никакой общеобязательной нормы, и при либерал-фашизме эти законы только ужесточаются, и мы являемся свидетелями абсурдности этих законов с подачи славной Думы, от которых никуда не спастись. Хотя норма для уголовных законов желательна, чтобы речь и воровство отличать от физического насилия, а то наши идиоты Думы пишут такие законы, где за убийство меньшие сроки чем за предательство и воровство, и забавно что сами депутаты по факту привилегий и льгот являются по сути ворами в законе, и также опасными преступниками государства, правда морального только свойства, если сами себе пишут законы . [Государство, пишет Фуллер, принимая закон, как бы говорит гражданам: «Вот правила, которым мы просим вас следовать; если вы будете им подчиняться, то и мы обещаем вам применять эти правила по отношению к вам»] - здесь шизоидное Тела Фуллера, государство и не субъект права вовсе, законы принимают чиновники-функции , а не какое-то государство, и такие правоведы рассуждают о праве? Право не творится, и поэтому не подвластно шизоидному Тела как представляют творцы права, и депутаты.

    Право может и должно быть понято из самого себя, полагает Фуллер. Позитивизм взялся за решение этой проблемы, но результаты оказались, по его мнению, неудовлетворительными. Он предлагает принципиально иной взгляд на право. Прежде всего исходным элементом и главным объектом исследования является не норма права, не правовая система, а правовое отношение или, следуя терминологии самого Фуллера, различные формы юридических процессов и процедур. Сюда включаются отношения, возникающие на основе обычая, договоров, судебных, посреднических и управленческих решений, статутного права (законов). Юридическая сила правовых норм и, соответственно, отношений, возникающих на их основе, зависит не столько от легитимности «создателя» нормы, сколько от ее содержания.
    Право, согласно Фуллеру, и в целом, как социальное явление, и в различных Формах его выражения, и в каждой конкретной норме сущностно целеположено. Здесь он в определенной степени продолжает телеологическую традицию Аристотеля и Аквината, но в то же время близок к инструментализму в изложении О. Холмса, Р. Паунда. Правовая норма должна содержать в себе интеллигибельную цель (или отражать ее) и указывать на средства ее достижения. Норма права субстанциональна поскольку, поскольку несет в себе значение должного, в этом смысле она ценностно наполнена и инструментальна, ибо определяет средства достижения цели. Идею о ценностной нагруженности права он распространяет на всю правовую систему. Ценностно нагружена и каждая правовая норма, :и вся правовая система, понимаемая как единство правотворческого и правоприменительного процессов. Целеположенность и ценностная нагруженность права связывается Фуллером с проблемой соотношения права и морали.
    Фуллер различает подразумеваемое, имплицитное право (implicit law) и созданное право (made law) . Имплицитное право включает обычаи и другие способы нормативной регуляции человеческих отношений, часто не имеющие вербального выражения. Созданное право состоит из внешне выраженных точных правил. Оно содержит статуты, нормы контрактов и т. д. Статуты создаются исключительно государственными органами, а нормы контрактов могут создаваться и государственными и негосударственными органами, а также частными лицами. И имплицитное и эксплицитное право целеположено, ибо сущностное значение правовой нормы лежит в цели или в совокупности целей. При толковании и последующем применении нормы права следует учитывать ту цель, которая сущностна для нее. Поэтому право как сущее неотделимо от права как должного. Здесь, пожалуй, лежит линия, отделяющая Фуллера от позитивизма, объявляющего правом все нормы, исходящие от государства, и от нормативизма, предлагающего некую основную норму в качестве критерия права, и от социологии права, понимающей правовую норму как предсказание об использовании государственного принуждения. По мнению Фуллера, все эти подходы игнорируют цель в праве.
    Не только отдельные нормы права, но и целые отрасли имеют определенные цели. Так, цель конституционного права заключается в воплощении и применении основных организационных принципов государства. Это общедемократические принципы, способы против злоупотребления властью, принципы правления права, требования должной процедуры и т. д. Конституционное право создает общие возможности для нормального функционирования всех остальных отраслей правя. Кроме того, оно определяет цели, которые могут достигаться посредством права. Поэтому конституционное право рассматривается им как базисная отрасль, без осознания принципов которой вообще невозможно понимание сути права. В конституционном праве задаются глобальные цели всей правовой системы.4 Но вместе с тем не любая норма, в том числе и конституционного права, может быть отнесена собственно к правовой.
    Фуллер различает факты и артефакты . Факты существуют независимо от желания человека видеть их такими или другими, например, камни в реке. Артефакты же создаются человеком с вполне определенной целью, поэтому в артефактах сущее и должное сливаются как элементы одной «интегральной реальности». Правовая норма, естественно, является артефактом. Поэтому, чтобы ответить на вопрос, является ли данная норма правовой, надо знать, какой она должна быть. Далеко не все, что исходит от законодателей, может считаться правом. Чтобы определить, является ли норма, созданная законодателем, правовой, следует определить, во-первых, содержит ли данная норма субстанционную цель, и, во-вторых, предлагает ли она соответствующие средства. В случае отрицательного ответа норма права определяется как мнимая. Наличие цели придает ценность и всей правовой системе, которая определяется Фуллером как целеположенная человеческая деятельность, направляемая и контролируемая общими правилами. Итак, направлять и контролировать человеческую деятельность — это генеральная цель правовой системы. Влияние инструментализма здесь несомненно. Но при этом Фуллер формулирует и другие, более конкретные; частные, цели. Он называет их процедурными или процессуальными и полагает, что без их реализации правовая система не может существовать и достигать своей генеральной цели. Все разновидности статутного права должны отвечать следующим требованиям: они должны носить общий характер; быть обнародованными: не иметь обратной силы; быть ясными, свободными от противоречий, достаточно стабильными; не требовать невозможного, а реализация их должна соответствовать содержанию, т. е. целям и средствам, заложенным в данной норме.
    По сути дела все это требования инструментальной концепции права. Однако в отличие от многих инструменталистов, Фуллер полагает, что эти процедурные цели-принципы выполняют роль ограничителя по отношению к социальным политическим целям, которые государство может достигать с помощью закона. Например, опубликование закона заставляет государство само следовать ему; таким образом закон становится обязательным и по отношению к государственным органам. Процедурные принципы имеют отношение ко всей правовой системе, их реализация достигается в деятельности законодателей, судей, административных и управленческих органов. Однако они не в полной мере затрагивают такие формы права, как обычай, административный акт, нормы контрактного права. Но в целом правовая система должна соответствовать этим принципам, тогда создается режим «процедурной законности». Если система не отвечает этим требованиям, то можно утверждать, что общество имеет какую-то иную систему государства, но она не будет основана на праве и функционировать в соответствии с правом. Норма права, прежде всего статутного, согласно Фуллеру, не может являться способом осуществления политической власти. Правовая норма как сочетание должной цели и должных средств представляет собой моральную ценность. Однако у Фуллера мораль приобретает специфически юридический характер. Он не считает, что «моральная норма» права в любом случае будет служить благим целям.
    На протяжении всей своей жизни Фуллер упорно отстаивал идею, состоящую в том, что принципы законности, взятые в совокупности, представляют из себя моральную ценность. Однако его позиция не была все же абсолютно безупречной. Многие его противники утверждали и утверждают, что как ни называй предложенные им принципы, они имеют отношение к эффективности закона и никакого отношения — к морали. Фуллер ответил своим критикам во втором издании «Моральности права». Они ошибаются, утверждал он, рассматривая «принципы законности» лишь как условие эффективности. В качестве примеров Фуллер приводит нацистскую Германию и Советский Союз. На наш взгляд, Фуллер путает здесь политическую эффективность, которая действительно может поддерживаться с помощью террористических неправовых средств, и эффективность права как регулятора социальных отношений. Сам же Фуллер все же убежден в том, что эти принципы конституируют моральность, т. е. с необходимостью переводятся в моральные ценности. Даже в случае, если содержание нормы (цель, заложенная в законе) в чем-то порочно, его соответствие принципам законности гарантирует в той или иной мере реализацию моральных ценностей как таковых. Гражданин, по крайней мере, имеет возможность знать и понимать закон и подчиняться закону, а не индивидуальному произволу чиновника. То есть речь идет о «процедурной моральности», которая не обязательно предполагает хорошее право в социально-политическом смысле. Однако соблюдение «процедурной моральности» придает легитимность статутному праву, а таким образом и государству как его создателю. Государство, пишет Фуллер, принимая закон, как бы говорит гражданам: «Вот правила, которым мы просим вас следовать; если вы будете им подчиняться, то и мы обещаем вам применять эти правила по отношению к вам». Если же законодатель нарушает этот молчаливый договор, то он неизбежно утрачивает легитимность. А она, согласно Фуллеру, также представляет из себя моральную ценность. Действительно, легитимность можно рассматривать как моральное право на власть.

    Введение

    В последнее время на фоне царящих в обществе призывов к возрождению нравственных ценностей все чаще заявляют о безнравственности права и том, что решения, принимаемые в его рамках, абсолютно не соотносятся с требованиями морали. Подобные заявления порождают многочисленные споры о соотношении этих двух понятий. Вопрос взаимозависимости и возможной взаимообусловленности права и морали волновал многие поколения. В связи с этим возникла дискуссия между Г. Хартом и Л. Фуллером о соотношении морали и права.

    Перед коллегами встал вопрос: "как судам послевоенной Германии следует расценивать нацистское законодательство?". Как раз он то и стал поводом к дискуссии. В рассматриваемом случае источник проблемы лежал в области юридической практики. С одной стороны, судьи считали недопустимым применение нацистских статутов, которые могли послужить оправданием для людей, совершавших недопустимые, с точки зрения морали, поступки; с другой стороны, не оправдать таких людей было довольно сложно, поскольку судебные решения не могли оставаться без должного правового обоснования. Таким образом, источник проблемы лежал в области юридической практики, но ее решение надлежало искать в области теории. Фуллер, Л.Л. Позитивизм и верность праву: Ответ профессору Харту /Л.Л. Фуллер; Пер. с англ.В. В. Архипова; Под ред. И.В. Мироновой, Н.С. Лосева; Науч. рук. И.Ю. Козлихин. //Правоведение. - 2005. № 6.

    В ходе дискуссии между Г. Хартом и Л. Фуллером коллеги затронули ряд вопросов юридической теории, так или иначе связанных с практической проблемой. Среди коих для Г. Харта наиболее важным был вопрос о соотношении права и морали, для Л. Фуллера же - вопрос о моральных основаниях права.

    Теоретические проблемы, рассмотренные авторами в контексте конкретных исторических обстоятельств, не теряют своей актуальности. Рассуждения Харта на тему юридического позитивизма и отделения права от морали и сейчас могут внести ясность во многие вопросы, так или иначе связанные с аналитической юриспруденцией. Что касается взглядов Фуллера, в особенности заложенные им принципы "процедурной моральности", то им даже присущ некоторый оттенок новизны.

    Спор между Г. Хартом и Л. Фуллером о соотношении морали и права

    Философия права учит ясности и организованности юридического мышления. Анализируя сущность права в целом, философия права является незаменимой основой для более конкретного и детального изучения отдельных законов и правовых систем. В своей практике юристы неизбежно сталкиваются с философскими вопросами. Часто это связано с тем, что возникают проблемы с пониманием и интерпретацией основных понятий права. Моисеев С.В. Философия права. - Новосибирск, 2003, С. 8.

    Рассмотрим конкретный пример. В 1944 году один немецкий солдат на короткое время смог побывать у себя дома. В разговоре со своей женой он высказал некоторые суждения о нацистском режиме. В частности, он неодобрительно отозвался о Гитлере и верхушке Рейха и заявил, что ему жаль, что Гитлер не был убит во время покушения (20 июля 1944 г.). Вскоре после его отъезда жена, которая за время долгого отсутствия мужа завела себе любовников и желала избавиться от законного супруга, донесла на него лидеру местного отделения национал-социалистической партии, заявив, что "человек, сказавший такое, не достоин жизни". В результате муж был судим военным трибуналом и приговорен к смерти (заметим, что нацистские законы не обязывали жену в данной ситуации доносить на мужа властям). Однако приговор не был приведен в исполнение. После короткого тюремного заключения этот солдат был снова отправлен на Восточный фронт.

    После войны, в 1949 г., его жена была судима западногерманским судом за незаконное лишение своего мужа свободы. Женщина заявила, что ее муж был заключен в тюрьму согласно нацистским законам того времени и, соответственно, она не совершила никакого преступления. Апелляционный суд, куда в конце концов поступило дело, признал ее виновной, хотя муж и был лишен свободы на основании приговора суда за нарушение закона, поскольку, как заявил апелляционный суд, этот закон "противоречил здравой совести и чувству справедливости всех порядочных людей" Моисеев С.В. Философия права. - Новосибирск, 2003, С. 8-9. .

    Этот случай стал предметом для дискуссии двух известных философов права, представляющих различные, а во многом антагонистические юридические направления - Герберта Харта (юспозитивизм) и Лона Фуллера (юснатурализм). Дискуссии, которые развернулись в конце 50-х гг. XX в. на страницах "Harvard Law Review", оказали сильное влияние не только на развитие англо-американской философии права, но и на развитие теории права в целом.

    Харт, признавая взаимосвязь права и морали, обусловленную, прежд всего, их генетическим родством, тем не менее, полагал, что право и мораль не должны смешиваться, а само право подлежит изучению как система логически взаимосвязанных норм, в рамках которой любое юридически значимое решение может быть выведено посредством логических операций без обращения к социальным, политическим и моральным обоснованиям. Козлихин И.Ю. Позитивизм и естественное право // Государство и право. 2000. С. 10-11. Ввиду чего проблема справедливости или несправедливости позитивного закона находится вне сферы правоведения. Что же касается самого нацистского законодательства, то оно, по мнению Харта, неприемлемо, к примеру, для англичан, поскольку для них неприемлемы сами цели нацизма и, как следствие, нацистского законодательства. Другими словами речь идет о вопросе не юридического, а сугубо политического характера.

    Фуллер возражал. Такой подход, по его мнению, таит в себе огромную опасность, ибо в нем заложена возможность конфликта между правом и моралью, между юридической обязанностью и моральным долгом. Самое же главное, что он неверен по существу. Юридическая обязанность подчиняться не может быть выведена лишь из формальных признаков закона. Право должно нести некое моральное содержание, которое и придает ему авторитетность. Но, рассуждая о морали, Фуллер далеко отходит от классических теорий естественного права. Мораль в его концепции юридизируется. Собственно он так же, как и Харт, стремится изучать право, исходя из него самого, а не из каких-то внешних критериев и источников. Право должно быть справедливым, но справедливость эта носит процедурный характер. Она связана с тем, каким образом право создается, в каких формах выражается, как толкуется и как применяется. Связь же между правом и моралью хотя и присутствует, но является следствием, а не предпосылкой "процедурного подхода", которому и следовал Фуллер. В нацистской Германии процедурные требования, а значит, и моральность права нарушались. Например, многие законы были ретроспективны, не говоря уже о наличии множества секретных инструкций по поводу толкования и применения законов. Кроме того, нацистские суды всегда были готовы угодить политическим властям, а сами власти легко отказывались от следования провозглашенным законам и прибегали к прямому насилию, если это отвечало интересам режима. Поэтому нарушения процедурной справедливости (моральности) права были столь велики, что фактически правовая система в Германии перестала существовать. Козлихин И.Ю. Позитивизм и естественное право // Государство и право. 2000.С. 11.

    Г. Харт в своей статье "Позитивизм и разграничение права и морали", в частности, писал: "…Если мы примем взгляды Радбруха и вслед за ним и немецкими судами выразим протест против порочных законов, утверждая, что таковые не могут быть законом только из-за их моральной несправедливости, мы неадекватно выразим как одну из самых важных, так и одну из самых простых форм моральной критики" Харт Г. Позитивизм и разграничение права и морали // Изв. вузов. Правоведение. 2005. № 5.С. 128. Если с позиций утилитаризма, продолжал он, называть вещи своими именами, то следует говорить о том, что законы, будучи правом, являются в то же время слишком порочными с точки зрения морали, чтобы им можно было бы следовать. В противном случае (то есть признавая, что эти законы правом не являются) люди столкнутся с целым рядом сложных философских вопросов. "Так что, возможно, наиболее важный урок, который мы можем извлечь из рассмотренного мною отрицания утилитаристского разделения, - резюмирует автор свой анализ, - будет именно тем уроком, который так хотели преподать утилитаристы: когда мы еще способны говорить ясно, не стоит представлять моральную критику институтов как положения спорной философии" Харт Г. Позитивизм и разграничение права и морали // Изв. вузов. Правоведение. 2005. № 5.С. 129.

    Американский юрист Л. Фуллер в эссе, написанном в форме ответа своему английскому коллеге, верно заметил, что смысл позиции Г. Харта вовсе не в том, что нацистские законы должны были соблюдаться по принципу "закон есть закон", а в том, что несоблюдение этих законов надо рассматривать не как результат отрицания их правового характера, а как итог морального выбора, в котором "идеалом верности праву следовало бы пожертвовать ради более фундаментальных целей" Фуллер Л. Позитивизм и верность праву. С. 126. . По мнению самого Л. Фуллера, эти законы изначально не являлись правом, что избавляло их адресатов от сложного морального выбора и делало решение об их соблюдении "лишь вопросом благоразумия и храбрости" Фуллер Л. Позитивизм и верность праву. С. 126. . Обосновывая неправовой характер нацистских законов, Л. Фуллер пишет: "Прежде всего власть, позволяющая создавать право, должна поддерживаться моральными позициями, сообщающими ей компетенцию. Тут мы имеем дело с внешней по отношению к праву моральностью, благодаря которой право и возможно. Но одного этого недостаточно" Фуллер Л. Позитивизм и верность праву. С. 137. . Эта внешняя моральность права должна быть, по его мнению, дополнена "внутренней моральностью".

    Наиболее полно свои взгляды ученые изложили в вышедших через несколько лет монографиях. Харт опубликовал "Концепцию права", Фуллер - "Моральность права". При очевидном различии подходов к праву Фуллера и Харта объединяет общий предмет исследования - развитая правовая система. При этом первый подчеркивает ее процессуальный характер, второй - нормативный. Оба подхода отнюдь не исключают друг друга, тем более что понимание морали у Фуллера столь юридизировано, что, собственно, можно было бы обойтись и без слова "мораль" Гроций Г. О праве войны и мира. - М., 1994. С 48.

    Изучение спора между Г. Хартом и Л. Фуллером о соотношении морали и права позволило мне сформировать мнение по рассматриваемому вопросу. Л. Фуллер прав относительно того, что всякий закон должен основываться на принципах морали и справедливости. При этом мораль и справедливость, на которых должны основываться принимаемые законы, обязательно должны быть понятны большинству населения, в отношение коего эти законы будут применяться, а также это большинство должно быть внутренне согласно с их содержанием и готово их соблюдать.

    Однако и Г. Харт прав в том, что все законы должны соблюдаться во что бы то ни стало, считает ли какой-то конкретный человек их соответствующими принципам морали или нет. Таким образом, раз закон принят, он становится превыше понятий о морали и праве отдельных людей, включая представления судей, которыми они руководствуются при разрешении споров и, признавая наличие судейского усмотрения, принцип "закон что дышло: куда повернешь, туда и вышло", тем не менее, не должен действовать ни при каких обстоятельствах

    При этом Харт признает существование несправедливых законов, однако он вынужден мириться с подобным положением вещей. По Харту, лучше допустить существование несправедливости в праве, чем лишить права некоторых важных элементов. В идеале справедливость должна достигаться без нарушения буквы и духа закона и без поощрения пренебрежения законом.

    Что касается именно законов, принятых во времена нацисткой Германии, то сложно дать тут однозначный ответ, должны ли были суды послевоенной Германии учитывать нацистское законодательство или нет. Это действительно сложный вопрос. С одной стороны, закон есть закон, и соблюдение его должно быть беспрекословным, но с другой - это законы жестокого и действительно лишенного моральных принципов для абсолютного большинства людей времени.

    Мне кажется, что в наше современное время этот опыт должен быть предупреждением и наставлением в принятии новых законов, которые обязательно должны быть основаны на морали.

    мораль право харт фуллер

    Заключение

    Мораль и право.

    Синонимичны или антонимичны эти два понятия? По-человечески хотелось бы гармонии, хотелось бы, чтобы право было морально, гуманно, человечно… Но не станет ли это лазейкой для аморальных дельцов, фарисействующих, направляющих закон так, как удобно или выгодно им? Поэтому пусть закон стоит выше морали, а мораль будет законна…

    Список литературы

    1. Гроций Г. О праве войны и мира. - М., 1994.

    2. Козлихин И.Ю. Позитивизм и естественное право // Государство и право. 2000.

    3. Лапаева В.В. Типы правопонимания: правовая теория и практика: Монография. - М.: Российская академия правосудия, 2012.

    4. Моисеев С.В. Философия права. Курс лекций. - Новосибирск: Сиб. унив. изд-во, 2003.

    5. Фуллер, Л.Л. Позитивизм и верность праву: Ответ профессору Харту /Л.Л. Фуллер; Пер. с англ.В. В. Архипова; Под ред. И.В. Мироновой, Н.С. Лосева; Науч. рук. И.Ю. Козлихин. // Правоведение. - 2005. - № 6.

    6. Харт Г.Л.А. Позитивизм и разграничение права и морали / пер. с англ. В.В. Архипова // Правоведение. 2005. № 5. С.102-136;

    7. Фуллер Л.Л. Позитивизм и верность праву - ответ профессору Харту / пер. с англ. В.В. Архипова // Правоведение. 2005. № 6.



    Просмотров

    Вкус Средиземноморья: паста с соусами из баклажан и помидоров
    Вкус Средиземноморья: паста с соусами из баклажан и помидоров
    Молочный рисовый суп Суп молочный с рисом
    Молочный рисовый суп Суп молочный с рисом
    Как открыть расчетный счет в сбербанке для юридического лица и ип
    Как открыть расчетный счет в сбербанке для юридического лица и ип
    «Иисус Христос к чему снится во сне?
    «Иисус Христос к чему снится во сне?
    Сакральное значение цифры семь
    Сакральное значение цифры семь
    Логическая схема 2. Логические элементы. Задача синтеза логических схем в булевом базисе
    Логическая схема 2. Логические элементы. Задача синтеза логических схем в булевом базисе