Основные педагогические идеи А.И. Герцена. Александр Иванович Герцен. Биографическая справка

Статья подготовлена при поддержке РГНФ (грант №04-03-00137а).

Вопрос, который неизбежно встает перед исследователем, обратившимся в начале XXI в. к герценовскому идейному наследию, будет звучать приблизительно так: чем может быть интересен анализ творчества Герцена современному читателю? В самом деле, по Герцену написаны десятки монографий, опубликованы сотни, если не тысячи, статей. Ни один мало-мальски значимый момент интеллектуальной биографии русского мыслителя не ускользнул от внимания исследователей, персонализированы все без изъятия оценки творчества Герцена, как «диссидентские», так и общепринятые, хрестоматийные. Наконец, определено, по-видимому навсегда, место Герцена в освободительном движении России - как родоначальника народничества, как зачинателя революционной пропаганды в России.

И все же, даже учитывая все проделанное герценоведами, проблема Герцена как политического мыслителя, на взгляд автора данной статьи, существует. Она порождена не лакунами в исследовании герценовского творчества, а расширением нашего философско-политического кругозора в связи с кризисом, особенно острым в России, пролетарски-якобинского, ленинского направления в социализме. Сегодня, когда марксизм-ленинизм предстал перед нами тем, чем он был в действительности - антибуржуазной идеологией буржуазного по своему историческому содержанию переворота, мы должны заново и по-новому осмыслить отношение Ленина к его предшественникам, прежде всего к Герцену и Чернышевскому.

Разумеется, их творчество являлось началом проработки тех социальных проблем, с которыми столкнулось в начале XX в. рабочее движение России, осознавшее свои цели и задачи. В этом смысле они - предшественники русской социал-демократии. Но может ли оценка предшественников марксизма в России ограничиваться уяснением степени приближения их к марксизму? Быть может, их значение определяется положением, занимаемым ими по отношению к идеям, которые они продолжают, а также к доктринам, против которых они были направлены? Насколько правомерно в начале XXI в. оценивать «надклассовый» социализм Герцена как только «прекраснодушную фразу», «доброе мечтание» буржуазного революционера, как «разновидность буржуазного и мелкобуржуазного социализма»? Не таит ли в себе «точка зрения классовой борьбы пролетариата» опасность якобинского перерождения политического действия? Наконец, если научный социализм по своей форме является продолжением идеологии Просвещения, о чем писал Ф. Энгельс, то возникает вопрос: какие просвещенческие ценности и принципы должны содержаться в этом социализме, чтобы он имел право претендовать на продолжение?

Все эти вопросы, к сожалению, фактически не ставились нашими герценоведами. Но ответы не рождаются, если не заданы вопросы. Поставив подобного рода вопросы, мы неизбежно приходим к критической оценке ленинской статьи «Памяти Герцена» и к иному прочтению наследия великого русского мыслителя.

Главная проблема политической философии Герцена, источник его духовной драмы - это отсутствие в Европе в середине XIX в. общественных сил, которые были бы способны воплотить в своей практической деятельности не узко групповые интересы, а широкие, общественные, совпадающие в итоге, по его мнению, с движением к социализму. В 40-60-х гг. XIX в. он не находит таких сил в Европе. И хотя симпатии Герцена на стороне угнетенных пролетариев, он, в отличие от Маркса и Энгельса, не верит в способность пролетариата (как, впрочем, и других классов) создать общество свободы без неравенства и эксплуатации. Отсюда и «открытие» русской крестьянской общины, с которой он, начиная с 50-х гг., связывает свои надежды на социалистическое обновление. В письмах «К старому товарищу» (1869) Герцен приветствует деятельность I Интернационала. Развитие рабочего движения свидетельствует, по его мнению, против тех, кто «идет по старой колее пророков и прорицателей, иерархов, фанатиков и цеховых революционеров» (20, 582) , ожидающих конечного кризиса. Интернационал для него как раз и является свидетельством повзросления рабочего движения.

Мировоззрение Герцена, и в особенности его политическую философию, нельзя понять, если судить о них, как это сделал Ленин в статье «Памяти Герцена» с точки зрения большего или меньшего приближения к марксизму. Герцен и Маркс являли собой принципиально разные тенденции политической философии и социализма. Первый положил начало воззрению либерального социализма , второй - пролетарского (а в случае с Лениным - пролетарски-якобинского) социализма . Соответственно ленинские оценки вроде: «вплотную подошел к диалектическому материализму», «и остановился перед историческим материализмом», «обратил свои взоры к Интернационалу», «поднял знамя революции» и т. п. - не выражают характера философско-политических взглядов Герцена. Они - из другого видения мира, из другой философии истории, нежели герценовская.

Специфика Герцена как политического мыслителя заключается - вопреки мнению Ленина - отнюдь не в приближении к позиции пролетариата, хотя, повторим, его симпатии целиком были на стороне последнего. Особенность политической философии Герцена состоит в другом - в отрицании буржуазного либерализма с точки зрения принципов и логики Просвещения . Главная мысль герценовского воззрения, связывавшая его с философией Просвещения, заключалась в том, что социализм трактовался им как постепенное претворение в жизнь идеи свободы и справедливости. Этот нравственный идеал должен быть воплощен в экономических и политических институтах, способных сделать универсальными ценности, которые узурпировала буржуазия, извратив их в собственных корыстных интересах.

Непосредственный свидетель июньских, 1848 г., событий в Париже, когда буржуазия потопила в крови восстание пролетариата, Герцен первый из русских мыслителей поставил вопрос о социализме как сознательном действии народных масс. И это в эпоху поражения революции 1848-1849 гг. в странах Европы и политической спячки крестьянства в России. После революции 1848-1849 гг. Герцен рвет с буржуазной версией либерализма, показывает его нравственно-политическую несостоятельность.

В Европу русский демократ, социалист и революционер приехал в 1847 г. Он и остался таковым после 1848-1849 гг. Но уроки революции не прошли даром для него. Как мыслитель-социалист он столкнулся лицом к лицу с проблемами, которые можно было решить лишь путем переосмысления и критики всей концепции Просвещения.

Ход событий показал ему, что пути и узы, наложенные, как казалось, невежеством и сопротивлением власти, на деле представляли собой условия развития нового буржуазного общества, развития, по необходимости антагонистического, чреватого катастрофой. Но подойдя вплотную к пониманию причин социальных противоречий капитализма, Герцен не смог найти ответ на вопрос, мучивший до него Р. Оуэна, что нужно сделать, чтобы прогресс оборачивался только прогрессом, т. е. нес равные для всех благоденствие, свободу, безопасность, образование и интеллектуальное развитие. Стратегия освободительного действия должна предполагать, уверен Герцен, способность масс людей быть субъектами разумного волеизъявления - то как раз, что он не смог обнаружить в европейском обществе середины XIX в., после поражения революции.

События 1848-1849 гг. означали выход рабочего класса, социализма на европейскую политическую арену. В ходе революции, в особенности во Франции, где столкнулись лицом к лицу буржуазия и пролетариат, имущие либеральные слои сказали окончательное гуманистически-демократическому разрешению социальных проблем. Июньская бойня в Париже показала всем, что проблема труда и пролетариата, которая, как казалось Герцену и другим демократам, должна была доминировать над остальными, на самом деле не волнует либеральную буржуазию. Перед лицом раскола общества на имущих и неимущих все существовавшие либеральные ценности, институты и системы права продемонстрировали свою историческую несостоятельность, несовместимость с элементарными условиями человеческого общежития. Когда пролетарий, этот «несчастный обделенный брат», пишет Герцен, «о котором столько говорили, которого так жалели, спросил, наконец, где же его доля во всех благах, в чем его свобода, его равенство, его братство», либералы «удивились дерзости и неблагодарности работника, взяли приступом улицы Парижа, покрыли их трупами и спрятались от брата за штыками осадного положения, спасая цивилизацию и порядок » (6, 53).

То, что считалось новым измерением человека, общества, цивилизации: свобода, гражданственность, благо народа, отношение человека к другим людям и к государству и т. п. - в условиях расколотого на классы общества обернулось прикрытием узких корыстных интересов имущих сословий. Это все более отчетливо стал осознавать, констатирует Герцен, «пролетарий, рабочий, которому досталась вся горечь этой формы жизни и которого миновали все ее плоды» (6, 55) и «подавленность» которого была условием этой цивилизации.

Революция нанесла удар по одной из главных посылок старого просветительского мировоззрения, будто существует своего рода избирательное сродство современного Герцену европейского развития с ценностями свободы, демократии, общественной морали. «В разных частях Европы, - написал Герцен, - люди могут быть посвободнее, поравнее, нигде не могут они быть свободны и равны - пока существует эта гражданская форма, пока существует эта цивилизация» (6, 54).

Как человек, прошедший школу гегелевской философии, Герцен не может просто принять чью-то сторону в развернувшейся борьбе, скажем, сторону пролетариата, чьим бедствиям он сочувствует. То должное , с позиции которого политический мыслитель имеет право судить о событиях, происходящих в обществе, оценивать их, не совпадает для Герцена с интересами и точкой зрения определенного класса. Буржуазная цивилизация представляется ему изжитой формой общественного развития. Что же касается пролетариата, то он не верит в его исторические потенции. Отсюда сохраняющаяся, несмотря на все исторические перипетии, точка зрения разума в общественном развитии.

Конечно, Герцен понимает, что революция поставила вопрос о разуме в истории на новую почву: враждебные классы не в силах объясниться - «у них разные логики, два разума». Но и в этой ситуации он не хочет отказываться от позиции разума, его развитие, верит в его конечное торжество. «...Законы исторического прогресса, - надеется он, - не противоположны законам логики, но они не совпадают в своих путях с путями мысли, так как ничто в природе не совпадает с отвлеченными нормами, которые строит чистый разум» (6, 67).

Как мы видим, Герцен не отказывается от основной посылки просветительской философии - приоритета разума в общественном развитии. Но разум в его понимании - в этом его отличие от просветителей XVIII в. - совпадает уже с «народной мыслью », коренным образом отличной от разума власть имущих.

Констатируя факт умственной и политической незрелости народных масс, Герцен, тем не менее, ставит вопрос о необходимости «угадать народную мысль », которая, как он понимает, движется иными темпами, путями, чем пути отвлеченной мысли. Не «втеснять свои мысли, свои желания среде, нас окружающей», а исследовать «самобытную физиологию рода человеческого», «понять ее пути, ее законы» - вот, по Герцену, задача общественной науки, достойной этого звания. Но даже и тогда успех не гарантирован - пути движения масс противоречивы. Вдобавок у них мысль «не остается по-нашему теорией, она у них тотчас переходит в действие». «Оттого они часто обгоняют самых смелых мыслителей, увлекают их поневоле, покидают средь дороги тех, которым поклонялись вчера, и отстают от других вопреки очевидности» (6, 68).

Герцен понимает, что без альтернативы буржуазному пониманию свободе и равенству в европейском обществе XIX в. нет места. И он мучительно ищет силы, способные бороться за либеральные ценности в «подлинном» (не буржуазном) смысле этого понятия. Здесь находятся истоки герценовского духовного кризиса. Как сторонник «всеобщих», обнимающих все слои общества, свободы и равенства, он не приемлет буржуазного истолкования либеральных ценностей. Но в буржуазном европейском обществе середины XIX в. он не видит реальных возможностей обновления. Мелкий собственник, «ограниченный своим клочком земли», остановится, по его мнению, на полдороге; пролетарий, конечно, не будет умирать с голоду, но удовлетворится «своей коморкой в работничьих домах». Такова, по Герцену, «перспектива мирного социального переворота». Что же касается насильственного варианта решения конфликта, вполне возможного и вероятного, то он обернется, уверен Герцен, разрушительным катаклизмом, социальной катастрофой, способной отбросить общество назад.

В этом пункте отчетливо намечается водораздел между Герценом и основоположниками марксизма. И Герцен и они отталкиваются от теоретического наследия классического Просвещения, развивают, опровергают, переформулируют политические, экономические, культурные «заявки», которые сделал либерализм. Но оппонируя либерализму, критикуя его, они идут принципиально разными путями .

Герцен сохраняет приоритет всех основных понятий просветительской философии - требование свободы, суверенитета индивида, самоценности личности и т. п., хотя и отчетливо понимает их несовместимость с буржуазным обществом. Они для него - нравственные постулаты, выражающие не сущее, а должное . С точки зрения этого нравственного постулата он оценивает происходящее в действительности. Отсюда его специфическая трактовка исторического развития, настаивание на субстанциональном характере человеческого участия в мире, отрицание надежд на «естественный ход дел», способный якобы сам по себе вывести общество на магистральный путь. В океане истории, настаивает Герцен, человек «разом лодка, волна и кормчий», более того, он способен стать «рулевым» - «человеческое участие велико». Это - своего рода творчество, «мы вправе наведением делать посылки от прошедшего к будущему» (11, 246, 247, 248).

Герцен не отрицает объективности истории - это доказывает его работа «С того берега» - он только выступает против истолкования исторического развития как наперед заданного, независимого от воли и желания людей. «Пути истории вовсе не неизменны, - пишет он в письмах «К старому товарищу».- «Напротив, они-то и изменяются с обстоятельствами, с пониманьем, с личной энергией. Личность создается средой и событиями, но и события осуществляются личностями и носят на себе их печать - тут взаимодействие» (20, 588).

Соответственно, общественная наука («философия истории») перестает быть у него исследованием, сосредоточенным только на выявлении постоянно действующих факторов и законов. Его внимание сосредоточено на тех элементах исторического процесса, которые зависят от воздействия тех или иных сил, на культурных смыслах и значениях, господствующих в обществе (ими во многом определяется практическая деятельность людей), на обстоятельствах народной жизни, которые определяют массовое сознание, и т. д. и т. п. Это еще не политическая философия в собственном смысле этого слова, но философия истории, формулирующая основные пункты именно политического мировоззрения.

Отсюда принципиально различная трактовка генезиса социализма у Герцена, с одной стороны, и Маркса и Энгельса - с другой. Согласно Герцену, социализм возникает как проявление человеческой воли, детерминированной разумом и моралью. Первостепенную роль здесь играют умственное и нравственное развитие народа. Пока большинство остается непросвещенным, пока оно поглощено своими узкими частными интересами, до тех пор самостоятельное участие масс в политической жизни невозможно - «забота об одних материальных нуждах подавляет способности» (6, 56). Для «психического развития», уверен Герцен, человеку нужен досуг, довольство, но их-то при «современно гражданской форме» достигнуть нельзя.

В этом пункте Герцен останавливается. Он не знает, каким образом можно обеспечить массам доступ в мир мысли и культуры. В такую меру, как перераспределение общественного богатства, он не верит: человек из низов, поселянин или рабочий, не в состоянии сделаться с помощью этой меры политическим человеком . Не верит Герцен после 1848 г. и в демократию. Она для него - всего лишь «полуосвобождение». В ней политические решения принимает не народ, а образованное меньшинство , хотя и от имени народа. В 50-х гг. реализм приводит Герцена к идейному кризису. Выход из тупика он найдет позже, двадцать лет спустя, когда деятельность Интернационала покажет ему, какую огромную роль в расширении сферы свободы играют политическое сознание и организованность «работников», показавшие реальную возможность постепенного преобразования буржуазного общества.

Точка зрения Маркса и Энгельса на социализм коренным образом отличалась от герценовской. Для них необходимость социализма задана противоречиями развития капитализма. Капитализм, производство само порождает силу для собственного отрицания. Гибель буржуазии и торжество пролетариата одинаково неизбежны. Вопрос заключается лишь в том, чтобы рабочий класс осознал эту неизбежность и обрел волю двигаться в нужном направлении. Как особая проблема, связанная с миром культуры, умственным и нравственным кругозором общества, проблема формирования социалистической воли пролетариата не стояла перед Марксом и Энгельсом. Сфера свободы их концепции истории низводилась до уровня следствия, а не равноценной с экономическими условиями причины общественного развития . Ее решение перенесено на завтрашний день социальных перемен - в коммунистическое общество, в котором человек освободится от рабства по отношению к материальным силам. Что же касается «переходного периода», то здесь господствует исключительно политическая целесообразность - интересы классовой борьбы пролетариата. «Наша нравственность, - говорил Ленин, - подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата» .

Для Маркса и Энгельса противоречие производительных сил, общественных по своему характеру, капиталистической форме присвоения могло быть разрешено одним единственным способом - свержением власти буржуазии с помощью пролетарской революции. Правильное в принципе, вытекавшее из теории исторического материализма, как ее понимали тогда Маркс и Энгельс, это видение социализма страдало недостатком историчности: основоположники пролетарского социализма, и в особенности их последователи, не приняли во внимание специфики формирования массового сознания. Им казалось, что сами условия существования пролетариата неизбежно порождают социалистическое сознание в среде рабочего класса. Много позже, в начале XX в., Ленин поймет, что дело обстоит не так, что без внесения идей пролетарского социализма в рабочее движение последнее развивается по реформистскому пути (Ленин как пролетарский якобинец определял его как буржуазный). Это «внесение» предполагает наличие иных факторов, чем те, которые предусматривались теорией «научного социализма», - прежде всего специфические социо-культурные сдвиги в народных массах. Герцен был совершенно прав, когда подчеркивал, что «старый порядок вещей крепче признанием его , чем материальной силой, его поддерживающей» (20, 579). Либо совершается идейный и моральный сдвиг в обществе, либо социализм невозможен.

Абстрактному универсализму Просвещения Маркс и Энгельс противопоставляют пролетарски-коммунистический проект, тоже универсалистский, по своему характеру. Мир представлялся Марксу и Энгельсу в 40-60-х гг. XIX в. единым буржуазным гражданским обществом, одной-единственной «экономической общественной формацией». Мир будущего - тоже единое отрицание этой формации, одна-единственная эпоха социальной революции, итогом которой является человечество в коммунизме . Формула 1845 г., которой они следовали в это время, гласила: коммунизм возможен только как действие «господствующих народов», произведенное «сразу».

Подчеркнем, что это видение истории и социализма, европоцентристское по своему существу, сложилось у Маркса и Энгельса в 40-60-х гг. XIX в., и они придерживались его вплоть до конца 70-х гг.

Итак, для либерального социалиста, каким был Герцен, проблемы культуры и морали имеют первостепенное значение для победы нового общества. Социализм, общество свободных и равных, согласно его политической философии, не может ограничиться изменением материальных условий жизни людей. Освобождение должно быть и материальным и духовным, иначе его не будет вовсе - буржуазный мир останется не преодоленным и сумеет воскреснуть вновь в той или иной форме. Вот почему он ставит во главу угла истолкования социального прогресса проблему свободы. Свобода, по Герцену, не только цель, но также и средство. Свободы нельзя добиться путем грубой силы, даже если насильственный переворот делается во имя высоких идеалов. Пока не воспитаны свободные убеждения большинства, реформа социальных отношений на принципах справедливости не дает ожидаемых результатов, растворится в бесплодных усилиях. В этом контексте становится понятным, почему Герцен последовательно отвергает якобинскую традицию в социализме: революционная катастрофа - и это показал ему 1848 г. - не в состоянии открыть дорогу новому обществу свободных и равных.

Для пролетарских социалистов Маркса и Энгельса, как отмечалось выше, определяющей, ключевой являлась экономическая проблема. Экономическое освобождение сначала рабочего класса, а потом и остальных слоев народа, является предпосылкой создания свободной личности и свободного общества. Их концепция «научного социализма» носит подчеркнуто детерминистический характер, включая и такую область, как действия пролетариата. Люди, согласно этой концепции, конечно, не марионетки истории, но их устремления в конечном счете определяются экономической необходимостью, которая прокладывает себе дорогу независимо от их воли, сознания и намерений.

Разумеется, Маркс со свойственной ему гениальностью не мог ограничиться лишь одним экономическим фактором функционирования общества. «Восемнадцатое брюмера Луи-Бонапарта» - наглядное доказательство тому. Но проблема заключалась в том, что формализованной в его теории оказалась лишь одна сторона его философско-исторического миросозерцания - экономические изменения. Не случайно в 90-х гг. XIX в. Энгельс вопреки первоначальному смыслу доктрины «научного социализма» вынужден был открещиваться от чисто экономического, фаталистического истолкования их учения.

Наконец, пожалуй, главное обстоятельство в отношениях между Герценом, с одной стороны, и Марксом и Энгельсом - с другой. Это - герценовская концепция русского крестьянского социализма. После революции 1848-1849 гг. Герцен связывает свои надежды с Россией, разумеется не самодержавной и деспотической властью Николая I, а с русской крестьянской общиной. Русская община, как он считал, представляет собой тот тип развития, на который Европа оказалась неспособной. «Мы являемся со своей общиной, - утверждал Герцен, - в эпоху, когда противообщинная цивилизация гибнет вследствие полной невозможности отделаться, в силу своих начал, от противоречия между личным правом и правом общественным» (7, 255).

Переход Герцена на позиции «русского социализма» был крайне болезненно воспринят Марксом и Энгельсом. В нем они увидели не просто покушение на идею пролетарской социалистической революции в Европе. Концепция Герцена в их глазах была не менее, как попыткой оправдать политику реакционного русского царизма! Если взять политические эпитеты, которыми награждали Маркс и Энгельс Герцена, то русский мыслитель для них - это «панславист», «социалист в лучшем случае на словах», а его «русский социализм» - попытка представить Россию «избранным народом в социальном отношении», стремление оправдать миссию России «омолодить и возродить, в случае необходимости даже силой оружия прогнивший, отживший свой век Запад» . Односторонность и даже предвзятость этой критики бьет в глаза. Не забудем, однако, что для Маркса и Энгельса возможен был только один, пролетарский социализм, и никакой другой. Герценовский общинный социализм выступал для них исключительно в одном-единственном ракурсе - как ложная и реакционная доктрина мелкобуржуазного социализма.

Несомненно, различие типов личности и, соответственно, типов мышления сыграло свою роль во взаимном непонимании. Но противоречие между Герценом и Марксом, думается, имело более глубокие корни. Основная причина взаимного неприятия заключалась, думается, в европоцентристской точке зрения Маркса на социализм и перспективы мирового развития. На пути европейской социальной революции, убеждены в это время Маркс и Энгельс, стоит Российская империя, Россия - жандарм Европы. Она должна быть в интересах революции любыми средствами уничтожена. «Империи московитов не существовать». Ее необходимо низвергнуть, разрушить, какие бы силы это ни сделали.

Надо ли удивляться, что такое видение прогрессивного исторического развития Европы не допускало никакого оправдания России и вообще всего русского.

Позже, в 70-е гг. XIX в., Маркс и Энгельс (в особенности Маркс) изменяют свое видение роли России и даже русской общины. Новый взгляд на мир и его эволюцию будет базироваться на признании разноосновности развития человечества, многообразии путей построения современной цивилизации. Тогда Маркс напишет о надвигающейся «российской Коммуне» и будет советовать русским революционерам-народникам не бояться слова «архаический». Но все это будет в конце, когда Герцена уже не стало.

Кто оказался прав в конечном счете, Герцен или основоположники марксизма? Ответить на этот вопрос не так-то просто. Можно, конечно, сказать, что историческая правота Герцена заключалась в первую очередь в доказательстве несовместимости социализма с любыми формами якобинского действия. У якобинцев, понимал Герцен, не цель определяет методы, а наоборот, методы определяют результат. Истинность этого положения в полной мере продемонстрировали Октябрьская революция и большевики . Но правота политического мыслителя неотделима от судеб его учения. Герцен как родоначальник «русского социализма» проторил дорогу в России не социализму, а идеологии крестьянской демократии - народничеству. Что касается идеологии социализма, то в русском социалистическом движении победила пролетарски-якобинская тенденция, выродившаяся в 30-40-е гг. XX в. в тоталитаризм. Социализма в России, вопреки Герцену , стал пониматься как диктат меньшинства, как централизованное и коллективистское общество. Уважение к разуму, признание права личности на независимость, свободное волеизъявление, т. е. те ценности, которые отстаивал либеральный социалист Герцен, были отвергнуты и заменены командно-административными методами управления обществом. Непризнание самостоятельности народа, насильственная нивелировка людей, нетерпимость к свободе мнений стали нормой повседневной жизни в условиях «реального социализма». Сбылись худшие опасения Герцена: народ был превращен в «мясо освобождения». В этом смысле либеральный социализм Герцена потерпел полное поражение и был забыт.

Впрочем, и о правоте Маркса и Энгельса можно говорить только cum grand salis. Они были правы в теоретическом отношении, когда доказывали историческую и экономическую обусловленность социализма противоречиями капиталистического общества, необходимость материального и политического возвышения рабочего класса с тем, чтобы он превратился в субъект нового общества. Но пролетарская революция так и не стала прологом социализма ни при жизни классиков марксизма, ни позже, в XX в. С одной стороны, колоссальное развитие производства в капиталистических странах Европы и Северной Америки ликвидировало шаг за шагом нравственную и материальную нищету трудящихся классов. Многое из того, что связывалось основоположниками марксизма с победой социалистической революции, было осуществлено в ходе развития капитализма и повседневной борьбы пролетариата (мы уже не говорим о том, что научно-техническая революция поставила под вопрос существование самого рабочего класса, по крайней мере в прежнем смысле этого слова).

С другой стороны, революционность рабочего класса оказалась существенно иной, чем предполагали во второй половине XIX в. Маркс и Энгельс. Рабочее движение, взяв на вооружение принцип классовой борьбы, предпочло революционной катастрофе, открывающей якобы путь к социализму, постепенное преобразование условий капиталистического общества. Рабочее движение, порой сливавшееся с другими освободительными движениями, порой - через социализм - обособлявшееся от них, оказалось фактически составной частью процесса демократизации западного общества: оно продемонстрировало, что проблема свободы не может одинаковым образом стоять перед всеми классами, что реальная свобода для рабочего класса предполагает его экономическое, социальное и моральное возвышение.

Короче, история не подтвердила однозначно ни либеральный социализм Герцена, ни пролетарский, классовый - Маркса и Энгельса. Не забудем, однако, каждый из этих социализмов стал элементом общего прогресса общественной мысли и политического действия. Перефразируя мысль Герцена, скажем: социалистическое Евангелие не осуществилось - ни герценовское, ни марксово. К тому же оно соответствовало первичной постановке социального вопроса в Европе и России. Но даже в этой форме социализм имел огромное историческое значение: он проникал во все крупные события, воодушевлял, напутствовал, указывал. Парижскую Коммуну, немецкую социал-демократию конца XIX - начала XX в., итальянское Рисорджименто, русский большевизм нельзя понять, не учитывая того воздействия, которое оказал на них социализм и в народнической и в марксистской его версиях. Но осуществиться социализму, как он замысливался Марксом и Энгельсом, было не суждено - новое в истории, еще раз повторим Герцена, является «переработанным, иным», составленным из воспоминаний и надежд, из существующего и водворяемого, из верований и знаний, из отживших римлян и неживших германцев, соединяемых одной церковью, чуждой обоим» (6, 78).

Но вернемся назад - к противоречиям герценовского политического миропонимания. Не желая отказываться от нравственных, культурных и иных ценностей либерализма, наработанных человечеством в ходе долгого исторического развития, Герцен сталкивается с неразрешимой в тех условиях (да, пожалуй, и в наше время) проблемой: образованное меньшинство и народные массы принадлежат к разным культурным мирам - «между ними века, больше, чем океаны, которые теперь переплывают так легко» (6, 68). Это «двойство» сложилось исторически и не подлежит моральной оценке.

«Виновато ли меньшинство, что все историческое развитие, вся цивилизация предшествующих веков была для него, что у него ум развит за счет крови и мозга других, что оно вследствие этого далеко ушло вперед от одичалого, неразвитого, задавленного тяжким трудом народа? Тут не вина, тут трагическая, роковая сторона истории...» (6, 81). С этим «двойством» (выражение Герцена) исторического развития он связывает проблему варварства народных масс, когда они поднимаются к революции. Народы, «ринутые в движение», с горечью признает Герцен, «неотразимо увлекают с собою или давят все, что попало на дороге, хотя бы оно было хорошо» (6, 81). Позже эту тему будет развивать Чернышевский, анализируя исторические перспективы российского общества, и точно так же, как Герцен, не найдет выхода из противоречия.

Самостоятельное развитие разума масс, согласно Герцену, упирается прежде всего в их материальную нужду («Забота об одних материальных нуждах подавляет способности» - 6, 56), но не только в нее. «Будь пролетарий побогаче, он и не подумал бы о коммунизме. Мещане сыты, их собственность защищена, они и оставили свое попечение о свободе» (6. 97). Проблема, по Герцену, глубже, она заключается в том, что самобытность отдельных личностей стирается в общей безличной массе. «Истина принадлежит меньшинству», поэтому все «свободное, талантливое, сильное» должно , желает оно того или не желает, подняться над толпой, («выйти из толпы»), чтобы встать на уровень интеллектуального и исторического развития своей эпохи. «Могла ли толпа, в самом деле, в половине XVIII столетия желать свободы, Contract social (общественного договора - И. П.), когда она теперь, через век после Руссо, через полвека после Конвента нема к ней, когда она теперь в тесной рамке самого пошлого гражданского быта здорова, как рыба в воде» (6. 96).

Очевидно, что мысль Герцена бьется в противоречиях логики просветительства. Как политический мыслитель, усвоивший уроки 1848 г., он понимает, что «народная мысль» является важнейшей составляющей исторического движения, более того, она определяет направление этого движения, его логику и этапы. Но есть еще один немаловажный фактор - логика развития общественно-политической мысли. Что делать образованному меньшинству - интеллектуальной элите, сказали бы мы сегодня - в условиях, когда народные массы безнадежно отстали в своем умственном развитии? Отстаивать свое миропонимание, свою мораль, свою культуру вопреки наличной действительности? Или пойти вслед за «записными революционерами» (Герцен имеет в виду революционеров и демократов 1848 г.) «освобождать человечество», завоевывать власть, устанавливать республиканский строй?

Герцен с горечью признает, что они, эти «привилегированные освободители человечества» «ближе к делу», понятнее для масс, наконец, «современнее», чем сторонники социальной республики , личной свободы человека, противники авторитета. «Массы желают социального правительства, которое бы управляло ими для них, а не против них, как теперешнее. Управляться самим им и в голову не приходит. Вот отчего освободители ближе к современным поворотам, нежели всякий свободный человек» (6,124).И тем не менее социалист Герцен предпочитает оставаться верным идеалам свободы, социального равенства, независимости личности, идти своей дорогой, рискуя оставаться одиноким, непонятым, чем плыть по течению, «отдаваться среде», покоряться «демократической черни». После 1848 г. он не хочет больше бороться за «свободу мантаньяров», за «порядок законодательного собрания», за «египетское устройство работ коммунистов».

Отрицая буржуазную революционность - террор «во имя успеха свободы», борьбу за «формальную республику», смирение и покориться перед авторитетом власти и т.п., Герцен отвергает и все формы современной ему гражданственности, включая демократию и республику, которые, по его убеждению, не освобождают, а закабаляют человека, поскольку сохраняют буржуазный общественный порядок, «католическое устройство Европы». Республика Конвента, по Герцену, - «пентархический абсолютизм». Вместо символа веры явились гражданские догматы. Собрание и правительство священнодействовало мистерию народного. Законодатель делался жрецом, прорицателем и возвещал добродушно и без иронии неизменные, непогрешимые приговоры во имя самодержавия народного. Народ, как разумеется, оставался по-прежнему «мирянином», управляемым , для него ничего не изменилось...» (6, 111).

Форма европейской гражданственности, республика, как ее понимали революционеры 1848 г., считает он, несовместимы со свободой, равенством и братством. Это показала революция. Каждый шаг вперед поэтому невозможен, доказывает Герцен, без разрушения этой гражданской формы, этой государственности. Демократия с ее всеобщим избирательным правом и главенством конституции тоже не способна изменить положения - «с своим - тупым большинством голосов и с ложью на знамени» она способна лишь поддерживать отжившее государственное устройство. «Европа догадалась, благодаря реакции, что представительная система - хитро придуманное средство перегонять в слова и в бесконечные споры общественные потребности и энергическую готовность действовать» (6, 74).

Герцен не отрицает, что республика, демократия представляют «более удобную форму для новых идей, нежели монархия» (6, 75), но он считает их, тем не менее, палиативными средствами, не решающими главную задачу - освобождения народа от духовного и материального рабства. Вот почему он относит демократию по преимуществу к настоящему . Она, по Герцену, - «борьба, отрицание иерархии, общественной неправды, развившейся в прошедшем», но не путь в будущее : демократия «не может ничего создать, это не ее дело». Демократы, по мнению Герцена, знают только, чего они не хотят, «чего они хотят, они не знают», в демократии нет действительного творчества. Начав создавать, она теряется «в ученических опытах, политических этюдах» (6, 77).

Критическое отношение Герцена к демократии и тогдашним демократам объясняется достаточно просто: всеобщие выборы во Франции показали, что неразвитый народ - крестьянство в особенности - руководствуется не разумом, а воспоминаниями. Надобно знать, подчеркивает Герцен, что народ французский не имеет ни малейшего понятия о свободе, о республике, но имеет бездну национальной гордости; он любит Бонапартов и терпеть не может Бурбонов. Бурбоны напоминают ему корвею (барщину - И. П.), Бастилию, дворян; Бонапарты - рассказы стариков, песни Беранже, победы...» (6, 83).

Проблема демократии для Герцена вновь упирается в проблему «двойства» - разности развитий сознательного меньшинства и основной массы народа. Право выбирать здесь ничего не решает, как, впрочем, и другие политические средства.

Перед нами - точка зрения социалиста сен-симонистского толка, уверенного, что будущее возникает в жизни «вне политики», вернее, оно явится итогом всех политических и социальных устремлений, «возьмет из них нитки в свою новую ткань» (6, 78). Но вслед за этим - гениальное прозрение, значение которого не поняли ни Маркс и Энгельс, ни их последователи. «Исполнение социализма представляет... неожиданное сочетание отвлеченного учения с существующими фактами. Жизнь осуществляет только ту сторону мысли, которая находит себе почву, да и почва при том не остается страдательным носителем, а дает свои соки, вносит свои элементы. Новое, возникающее из борьбы утопий и консерватизма, входит в жизнь не так, как его ожидала та или другая сторона. Оно является переработанным, иным...» (6, 78).

Перед нами гениальное предвосхищение будущих судеб социализма. Подчеркивая, что теоретические построения никогда не осуществляются так, «как они носятся в нашем уме», что между «логическими сферами» и политической практикой существует сложное, каждый раз оригинальное взаимодействие, Герцен закрывал, разумеется, в теории дорогу якобинскому революционизму с его уверенностью, будто он воплощает непосредственно социальную идею в жизнь. «Жизнь осуществляет только ту сторону мысли, которая находит себе почву..., - отвечает якобинцам Герцен. Новое осуществляется не так, как его представляли, оно является переработанным, иным », своего рода равнодействующей «борьбы утопий и консерватизма».

История XIX-XX в. показала, что новый общественный строй, необходимость (если не неизбежность) которого доказывали Маркс и Энгельс, не пришел на смену капитализму: экономическое освобождение рабочего класса было осуществлено и осуществляется на других путях, нежели пролетарская революция. Прав был Герцен: «Жизнь осуществляет только ту сторону мысли, которая находит себе почву». Впрочем, надо сказать, что утопия не равна иллюзии. Марксизм как идеология социализма расширил горизонт рабочего движения, способствовал выходу его на политическую арену.

Нежелание Герцена мыслить современную ему политическую действительность в категориях буржуазного «реализма», ориентация на социализм приводит его к отрицанию государства и государственности вообще. Такое воззрение можно назвать анархизмом. Однако несмотря на все сходство с анархизмом точку зрения Герцена все-таки нельзя полностью отождествить с бакунизмом. Отличие, оказавшееся малозначимым для современников, все-таки существовало.

Отрицание политики, государственности у Герцена было связано со стремлением делегитимизировать существующую власть, в отправлении которой народ в силу недостаточности своего развития практически не участвует. Главной для Герцена в этом отрицании является проблема повзросления народных масс, их перехода «из мира нравственной неволи и подавторитетности» в «мир свободы в разуме ». У Бакунина же отрицание государства приняло доктринальный характер, стало его идеологическим credo. Вовсе не случайно, что именно Герцен, в отличие от Бакунина, сумел пересмотреть свое отношение к государству. «Из того, что женщина беременна, никак не следует, что ей завтра следует родить. Из того, что государство - форма преходящая , не следует, что эта форма уже прошедшая ... Можно ли говорить о скорой неминуемости безгосударственного устройства, когда уничтожение постоянных войск и разоружение составляют дальние идеалы? И что значит отрицать государство, когда главное условие выхода из него - совершеннолетие большинства» (20, 591).

Несомненно, появление Интернационала стало вехой в идейной эволюции Герцена. Но эту веху нельзя правильно понять, если, как Ленин, не принимать во внимание предыдущую позицию русского мыслителя. Благодаря Интернационалу Герцен укрепляется в своем отрицании якобинских переворотов. «Неужели, - вопрошает он, - цивилизация кнутом, освобождение гильотиной составляют вечную необходимость всякого шага вперед?..» (20, 585). И далее: «Взять неразвитие силой невозможно. Ни республика Робеспьера, ни республика Анахаренса Клоца, оставленные на себя, не удержались, а вандейство надо было годы вырубать из жизни» (20, 590). Рабочий интернационал Герцен ставит высоко не потому, что он - рабочий : точка зрения пролетарского социализма осталась, как и прежде, чуждой ему. Рабочие, по Герцену, составляют лишь «македонскую колонну» трудящегося народа.

Интернационал - и в этом Герцен усматривает важнейшее значение - наносит решающий удар по романтическим фигурам заговорщика и революционера. «...Общее постановление задачи не дает ни путей, ни средств, ни даже достаточной среды. Насилием их не завоюешь. Подорванный порохом, весь мир буржуазии, когда уляжется дым и расчистятся развалины, снова начнет с разными изменениями какой-нибудь буржуазный мир . Потому что он внутри не кончен и потому еще, что ни мир построяющий, ни новая организация не настолько готовы, чтобы пополниться осуществляясь» (20, 577). Повзросление рабочего движения в том и заключается, согласно Герцену, что благодаря организации рабочие и их лидеры становятся способными сознательно выбирать пути и средства борьбы за социализм. «Между конечными выводами и современным состоянием есть практические облегчения, компромиссы, диагонали пути. Понять, которые из них короче, удобнее, возможнее - дело практического такта, дело революционной стратегии» (20, 583).

Повторим: перед нами новое, более богатое и перспективное видение истории и политики. Либеральный социалист Герцен неизмеримо более точно, чем тогдашние и последующие марксисты, определяет суть политики рабочего движения как действующего лица европейского прогресса. Придавая первостепенное значение социальной проблеме, борьбе рабочего класса, он трезво учитывает данное состояние общества («буржуазного мира») и пролетариата, признает множественность путей развития рабочего движения. Его политическая концепция учитывает консервативную роль буржуазии и прогрессивные потенции рабочего класса, располагаясь сама, используя выражение К. Росселли, «по диагонали между этими силами» (80).

Напомним, что эта точка зрения на решение социального вопроса возникает в контексте идеологии Просвещения с ее утверждением свободы личности наиболее значимой моральной и политической ценностью. Как либеральный социалист Герцен придерживается широкого взгляда на политику, относя к сфере политического определение прав собственности и их границ, принципов справедливого социального строя, а также характера отношений распределения. Однако при всем этом прогрессивное осуществление свободы и разума в отношениях между людьми остается для него первенствующим.

Идея социализма как истина политической науки имеет, уверен он, универсальное значение, т. е. пригодна для самых разных обществ, поскольку выражает потребности человеческой природы. Одновременно социализм, по Герцену, - это не статичный и абстрактный идеал, который может реализоваться в результате удачного политического переворота («Посадите Прудона министром финансов, президентом, он будет Бонапартом в другую сторону» (6, 125)). Социализм это развивающаяся идея, которая реализуется только в тех пределах, в каких общество в целом способно возвыситься до него, разрешая шаг за шагом практическим путем социальные вопросы. Отсюда проповедь, обращенная ко всем - к работнику и хозяину, земледельцу и мещанину, то, что было совершенно неприемлемо для Ленина и что он относил за счет пережитков мелкобуржуазного социализма Герцена.

По Ленину, обратив свои взоры к Интернационалу, Герцен сделал шаг вперед к «научному социализму», хотя еще сохранил «родимые пятна» старого воззрения. Однако следует подчеркнуть, что ленинская оценка писем «К старому товарищу» - целиком продукт его пролетарски-якобинского видения путей развития социализма. В противоположность этому видению Герцен решительно отрицает благодетельность насильственных революций. По его убеждению, «...великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей» (20, 592). После 1848 г. он не верит «в серьезность людей, предпочитающих ломку и грубую силу развитию и сделкам». «Апостолы нам нужны прежде авангардных офицеров, прежде саперов разрушенья - апостолы, проповедующие не только своим, но и противникам» (20, 593).

С марксистской позиции классовой борьбы «апостолы, проповедующие не только своим, но и противникам», не нужны - они расслабляют волю революционного пролетариата, подрывают веру в его историческое предназначение творца нового строя. Но либеральный социалист Герцен не верит в привилегированность рабочего класса как единственного носителя идеи социального обновления. Единственность означает для него насилие по отношению к другим слоям общества и к старым формам жизни, а значит - необузданный взрыв страстей, хаос и разрушение. «Разгулявшаяся сила истребления уничтожит вместе с межевыми знаками и те пределы сил человеческих, до которых люди достигли во всех направлениях... с начала цивилизации» (20, 593).

Якобинец не страшится такого развития событий. Для него не существует ценностей, которыми он не поступился бы ради торжества социальной революции. Это показали французские якобинцы конца XVIII в., а впоследствии русские большевики, пролетарские революционеры начала XX в. Они «убеждали» общество в преимуществах своего идеала диктатурой и насилием. Позиция Герцена принципиально иная. «Новый водворяющийся порядок,- уверен он, - должен являться не только мечом рубящим, но и силой хранительной. Нанося удар старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но оставить на свою судьбу все немешающее, разнообразное, своеобычное» (20, 581).

В отличие от марксистов Герцен не верит в социализм, понимаемый как диктат революционного меньшинства. Социализм для него - результат убеждения, пронесенного через длительный исторический опыт. Отсюда актуальность проблем культуры и морали общества, без которых освобождение является химерой, переходит от одной формы зависимости к другой. Интернационал потому и привлек внимание Герцена, что он увидел в нем начало процесса морального и умственного подъема масс, сочетавшегося с реформой социальных отношений на основе принципов справедливости. В свете нового политического опыта он еще больше утверждается в мысли, что социализм невозможен без сознательного усилия масс. Его не оказалось в 1848 г. Теперь же, в 1869 г., ситуация, надеется Герцен, начинает кардинально меняться: требования духовного порядка стали проявляться в самой гуще рабочего движения, которое раньше было всего лишь непосредственной реакцией на нищенское существование.

Подведем итоги. Духовная драма либерального социалиста Герцена была отражением морального и интеллектуального кризиса мыслителя, осознавшего после 1848 г. невозможность борьбы за свободу, равенство, разумную жизнь и т. п., оставаясь на почве идеалов и практики Французской буржуазной революции конца XVIII в.

Разорвав с якобинской традицией в социализме, Герцен, однако, не пошел вслед за Марксом и Энгельсом к признанию пролетариата единственной силой социального освобождения. Единственность выражения идеи социализма - партией, социальным слоем, классом - была ему глубоко чужда. Она, по Герцену, неизбежно вела к предпочтению ломки и грубой силы при преобразовании, к разнуздыванию диких страстей.

Как либеральный социалист Герцен ищет и не находит в Европе сил, практические интересы которых были бы шире интересов одного класса. Отсюда трагическая нота в ряде его работ середины XIX в. Главная из них - «С того берега», где Герцен формулирует свое понимание уроков революции 1848-1849 гг., принципиально отличное от марксова. Выходом из идейного и нравственного кризиса стал поворот его к русской, к крестьянской общине. В ней он увидел ключ к решению проблем, поставленных развитием европейского общества. В качестве социалистической доктрины «русский социализм» Герцена был, без сомнения, утопией. Но утопия - не ложь. «Русский социализм» Герцена стал исходным пунктом крестьянски-демократической идеологии в России - течения, сыгравшего огромную роль в исторических судьбах нашей страны.

Спустя двадцать лет, в эпоху Интернационала, Герцен скорректирует некоторые положения своего либерального социализма, в частности, пересмотрит отношение к государству и государственности. Но и тогда его видение социализма будет в корне отличаться от марксова. В преддверии нового подъема рабочего движения он сконцентрировал свое внимание на способности пролетариев, этой, по его выражению, «македонской колонны» освободительной борьбы, остаться на почве цивилизации, сочетать обновление с «глубоким уважением к великим решениям человечества», выражаясь словами Т. Манна.

См. Капустин Б. Г. Что такое консерватизм? - «Свободная мысль». 2004. № 2. С. 47.

См. Росселли К. Либеральный социализм. Mondo Operaio. 1989. С. 26.

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 309.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 22. С. 438-439.

См. Пантин И. К. Ленин - большевизм - русская революция. Вопросы философии. 2005. № 4.

Внебрачный сын богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева и немки Луизы Ивановны Гааг. При рождении отец дал ребенку фамилию Герцен (от немецкого слова herz – сердце).

Получил хорошее домашнее образование. С юности отличался начитанностью, свободой и широтой взглядов. Декабрьские события 1825 года оказали большое влияние на мировоззрение Герцена. Вскоре он познакомился со своим дальним родственником по отцу Николаем Платоновичем Огаревым и стал его близким другом. В 1828 году они, будучи единомышленниками и близкими друзьями, на Воробьевых горах в Москве дали клятву в вечной дружбе и выказали решимость посвятить всю свою жизнь в борьбе за свободу и справедливость.

Герцен получил образование в Московском университете, где сошелся с рядом прогрессивно мыслящих студентов, образовавших кружок, в котором обсуждался широкий круг вопросов, касающихся науки, литературы, философии и политики. Окончив в 1833 году университет со степенью кандидата наук и серебряной медалью, он увлекся учением сенсимонистов и начал изучать произведения социалистических писателей Запада.

Через год А.И. Герцен, Н.П. Огарев и другие их соратники были арестованы за свободомыслие. Пробыв в тюрьме несколько месяцев, Герцен был сослан в Пермь, а затем в Вятку в канцелярию местного губернатора, где стал сотрудником газеты «Губернские ведомости». Там он сблизился со ссыльным архитектором А.И. Витбергом. Затем Герцен был переведен во Владимир. Какое-то время ему было разрешено жить в Петербурге, но вскоре он опять был сослан, на этот раз в Новгород.

С 1838 года женат на своей дальней родственнице Наталье Александровне Захарьиной. Родители не хотели отдавать Наталью за опального Герцена, тогда он похитил свою невесту, обвенчался с ней во Владимире, где находился в то время в ссылке, и поставил родителей перед свершившимся фактом. Все современники отмечали необыкновенную привязанность и любовь супругов Герценов. Александр Иванович не раз обращался в своих произведениях к образу Натальи Александровны. В браке имел троих детей: сына Александра – профессора физиологии; дочерей Ольгу и Наталью. Последние совместные годы жизни супругов были омрачены печальным увлечением Натальи Александровны немцем Георгом Гервег. Эта некрасивая, заставившая страдать всех ее участников, история закончилась со смертью Натальи Александровны от родов. Внебрачный ребенок скончался вместе с матерью.

В 1842 году Герцен получил разрешение на переезд в Москву, где прожил до 1847 года, занимаясь литературной деятельностью. В Москве Герцен написал роман «Кто виноват?» и ряд рассказов и статей касающихся социальных и философских проблем.

В 1847 году Александр Иванович уехал в Европу, живя попеременно то во Франции, то в Италии, то в Швейцарии и работая в различных газетах. Разочаровавшись в революционном движении Европы, он искал отличный от западного путь развития России.

После смерти жены в Ницце А.И. Герцен переехал в Лондон, где организовал издание свободной русской прессы: «Полярной звезды» и «Колокола». Выступая со свободолюбивой и антикрепостнической программой для России Герценовский «Колокол» привлек внимание и симпатии прогрессивной части русского общества. Он выходил до 1867 года и был весьма популярен среди русской интеллигенции.

Скончался Герцен в Париже и был похоронен на кладбище Пер-Лашез, затем прах его был перевезен в Ниццу.

Введение

Актуальность. Идеи свободы, гуманизма и справедливости в трактовке Герцена сегодня очень актуальны. Педагог в первую очередь должен воспитать в ученике человечность и доброту. Это особенно актуально сегодня. Доброта, человечность - умение ценить, уважать, любить самое бесценное в нашей жизни - человека. Образно говоря о том, что в человеческой душе заложен самой природой огромный диапазон огромных человеческих чувств. Одной из самых тонких среди них является человечность. Нужно подчеркнуть, что человечность учителя (именно человечность, а не либерализм и невзыскательность) - путь не только к сердцу, но и к разуму ребенка.

Цель: Изучить опыт педагога и философа А.И. Герцена в развитии педагогики как науки.

• · Изучить биографию педагога;
• · Проанализировать труды;
• · Выделить основные педагогические идеи.

Биография

Александр Иванович Герцен (1812-1870) - Революционер, писатель, философ, публицист. Родился в Москве, в семье богатого помещика-аристократа И. А. Яковлева. Мать - немка Луиза Гааг. Родители не были обвенчаны, поэтому их сын Александр считался незаконнорожденным и носил фамилию, которую придумал отец. Воспитывался в родительском доме сначала под наблюдением иностранцев-гувернеров, потом и русских учителей. Герцену было 14 лет, когда в Петербурге состоялась расправа над декабристами. Восстание на Сенатской площади оказало решающее влияние на формирование мировоззрения Герцена. «Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон моей души», - писал он. В 16 лет вместе с Н. П. Огаревым они поклялись на Воробьевых горах быть верными идеалам казненных декабристов. В 1829 г. Герцен поступил на физико-математический факультет Московского университета. В университетские годы вокруг Герцена и Огарева сложился кружок революционного направления, в котором обсуждались возможные пути улучшения общества, устранения социального неравенства и другие вопросы. Вскоре после окончания университета (1833) вместе с некоторыми другими членами кружка Герцен был арестован (1834) и после девятимесячного тюремного заключения отправлен в ссылку, которую отбывал сначала в Перми, потом в Вятке и во Владимире. В начале 1840 г. вернулся в Москву, потом переехал в Петербург и поступил на службу в канцелярию Министерства внутренних дел. В 1841 г. за резкий отзыв в частном письме о полиции выслан в Новгород. Вернувшись из ссылки в Москву (1842), принял деятельное участие в борьбе главных направлений общественной мысли: славянофилов и западников (Западники - направление русской общественной мысли середины XIX в. Они выступали за развитие России по западноевропейскому пути, противостояли славянофилам. Боролись с «официальной народностью», критиковали крепостничество и самодержавие, выдвигали проекты освобождения крестьян с землей. Главные представители: Т. Н. Грановский, В. П. Боткин, И. С. Тургенев, П. Я. Чаадаев, Б. Н. Чичерин и другие. В конце 40-х гг. разошлись с революционными демократами (В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарев). В конце 50-х гг. полностью размежевались с ними. После крестьянской реформы 1861 г. вместе со славянофилами вошли в единый лагерь либерализма.). 40-е годы были наполнены литературно-философскими спорами, размышлениями о путях развития культуры и просвещения России. Впоследствии Герцен отмечал, что, кроме Белинского, он расходился со всеми, особенно со славянофилами. В эти годы Герцен опубликовал статьи по философии («Дилетантизм в науке», «Письмо об изучении природы»), повести («Доктор Крупов», «Сорока-воровка»), роман «Кто виноват?». Возражая славянофилам в оценке православной религии и ее места в обществе и в воспитании, Герцен в то же время не разделял и взглядов западников (Т. Н. Грановского, В. П. Боткина и др.), проповедующих идеи «свободного воспитания» в духе Ж.-Ж. Руссо.

В 1847 г. А. И. Герцен вместе с семьей уехал за границу. В первые же месяцы жизни в Париже он дал критическую оценку буржуазного мира (Письма из Avenue Marigny,1847). В июне 1848 г. он оказался вместе с восставшими на улицах Парижа. Подавление революции во Франции Герцен пережил как личную трагедию: это привело к пересмотру некоторых его взглядов на социалистическое переустройство жизни народов.

Однако Герцен не отказался от социализма как основы переустройства общества. Но он не нашел на Западе того, что можно было бы применить для революционного демократического обновления России. В России, по мнению Герцена, революционной силой могло быть крестьянство, а сельская община уже является зародышем социализма. Это и составило основание его теории русского крестьянского социализма.

За участие в революции 1848 г. Герцен был выслан из Франции. Жил в Швейцарии и Италии. После его отказа вернуться в Россию сенат лишил Герцена всех прав состояния и российского подданства. Так Герцен оказался «вечным изгнанником». С 1852 г. он поселился в Лондоне, где основал (1853) Вольную русскую типографию для издания нелегальной литературы. В это время он начал писать «Былое и думы».

После смерти жены (1852) А. И. Герцен остался с тремя детьми, воспитание которых он считал своей обязанностью. Вспоминая своих иностранцев-гувернеров, Герцен твердо решил предупредить отчуждение своих детей от родного языка и обычаев русского народа. Ни пансионы, ни школы, ни местные воспитатели не могли дать того, что намеревался дать своим детям Герцен. Поэтому он предпочел домашнее воспитание. Обстоятельства домашнего воспитания детей поставили перед Герценом много трудных задач из области педагогики, начиная с выяснения самой сущности нового воспитания, свободы и дисциплины, авторитета, приказаний и т. п. Когда в Лондон приехали Огаревы, он доверил воспитание дочерей жене Н. П. Огарева Наталье Алексеевне.

Н. П. Огарев по приезде в Лондон (1856) сразу вошел в круг издательской деятельности Вольной русской типографии и оказывал помощь Герцену в подготовке к выпуску не только альманаха «Полярная звезда», но и первой русской революционной газеты «Колокол» (1857-1865у Лондон; 1865-1867, Женева), в которой по материалам из России печатались статьи о жизни крестьян, горожан, студентов; памфлеты на чиновников Министерства народного просвещения, воззвания и обращения к профессорам и студентам о необходимости переустройства университетов и всей страны на демократических основах. «Колокол» обличал русское самодержавие, вел революционную пропаганду, требовал освобождения крестьян с землей. «Герцен, - писал В. И. Ленин, - создал вольную русскую прессу за границей - в этом его великая заслуга. «Полярная звезда» подняла традицию декабристов. «Колокол» (1857-1867) встал горой за освобождение крестьян». Наряду с критикой царского правительства, и в частности его реакционной политики в области народного просвещения, «Колокол» предлагал свою программу народного образования в России. Эта программа была направлена против официальной (государственной) педагогики «самодержавия, православия и народности». Она служила политическим целям подготовки русских людей к активному участию в переустройстве всего общества на демократических и социалистических началах. Широкое распространение «Колокола» в России способствовало объединению демократических и революционных сил.

В период подготовки крестьянской реформы 1861 г. А. И. Герцен допускал либеральные колебания, полемизировал с Н. Г. Чернышевским и Н. А. Добролюбовым. Однако в 1861 г. решительно встал на сторону революционной демократии, содействовал созданию революционной организации «Земля и воля» («Земля и воля» - тайное революционное общество разночинцев в России в 1861 - 1864 гг. (название - с 1862 г.), федерация революционных кружков. Возникло под идейным влиянием А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского в обстановке первой революционной ситуации для подготовки и руководства крестьянской революцией. Поддерживало связи с редакцией «Колокола». Основной программный документ - воззвание Н. П. Огарева «Что нужно народу?». В условиях наступившей реакции самоликвидировалось.).

Уже после отмены крепостного права «Колокол» опубликовал статью-воззвание «Что нужно народу» (1 июля 1861 г.) - политическую программу «Земли и воли».

А. И. Герцен явился продолжателем революционного дела декабристов и в области просвещения, выступив за широкое требование грамотности среди народа. Он считал народ главной движущей силой истории и стремился развивать народное самосознание. В отношении к природе Герцен продолжал материалистическую традицию М. В. Ломоносова и особенно Н. А. Радищева, развивал тезис о том, что человек и природа находятся в неразрывном единстве между собой.

А. И. Герцен справедливо критиковал взгляды французских просветителей и социалистов-утопистов за их односторонность, подчеркивал, что события столько же создаются людьми, сколько люди -событиями. Без личного участия, без воли, без труда ничего не делается. Постоянная деятельность в соответствии со своими убеждениями есть один из самых важных факторов формирования человека. Но к этому же ведет и другой фактор - планомерное воспитание, укрепляющее характер, вырабатывающее умение настоять на своем. Особая роль принадлежит науке, умственному образованию.

Педагогические взгляды А. И. Герцена

В наследии Герцена нет специальных теоретических работ о воспитании. Однако в течение всей жизни Герцен интересовался педагогическими проблемами и был одним из первых русских мыслителей и общественных деятелей, поднявшим в своих трудах проблемы воспитания. Его высказывания по вопросам воспитания и образования свидетельствуют о наличии продуманной педагогической концепции.

Педагогические взгляды Герцена определились философскими (атеизм и материализм), этическими (гуманизм) и политическими (революционный демократизм) убеждениями.

• · Герцен страстно боролся с мистикой, идеализмом, духовенством, был убежден в том, что «союз науки с религией невозможен». Ярый враг крепостничества и самодержавия, Герцен был в то же время блестящим критиком капитализма. Герцен мечтал о переходе России к социализму через крестьянскую общину.
• · Однако в отличие от западно-европейских социалистов-утопистов он считал, что для установления нового общественного строя необходима народная революция. Герцен вместе с Огаревым создал за границей вольную русскую типографию и прессу, распространял нелегальную литературу, в которой звал на борьбу с самодержавием.
• · Герцен назвал царствование Николая I тридцатилетним гонением на школы и университеты и показал, как николаевское министерство просвещения душило народное образование. Царское правительство, по словам Герцена, «подстерегало ребенка при первом шаге в жизни и развращало кадета-дитя, гимназиста-отрока, студента-юношу. Беспощадно, систематически вытравляло оно в них человеческие зародыши, отучало их, как от порока, от всех людских чувств, кроме покорности. За нарушение дисциплины оно малолетних наказывало так, как не наказывают в других странах закоренелых преступников».
• · Герцен указывал, что церковь все более и более усиливает свое влияние на народное образование, что «школы задавлены надзором и попами». Он решительно выступал против внедрения религии в воспитание, против превращения школ и университетов в орудие укрепления крепостничества и самодержавия.
• · Сословно-крепостнический строй, при котором процветают произвол, насилие, глумление над человеческой личностью, неуважение к человеческому достоинству, как отмечал революционный демократ Герцен, развращающим образом влияет на детей. Напротив, самое положительное влияние на них оказывает простой народ. Герцен считал, что именно народ является носителем лучших русских национальных качеств. У народа молодые поколения учатся уважению к труду, отвращению к праздности, бескорыстной любви к родине. Герцен подчеркивал, что в народе крепко держится справедливое мнение «о праве крестьян на землю», многовековая уверенность в несправедливости крепостного рабства, ненависть ко всякому насилию и произволу. Он также разъяснял, что, несмотря на жестокое подавление самодержавием демократических традиций русского воспитания, их не удалось полностью задушить. Передовые профессора и учителя «продолжали проповедовать идею независимости и ненависти к произволу»
• · Герцен подверг критике не только крепостническую систему воспитания, но и складывающуюся в его время систему воспитания в буржуазном обществе, которую он наблюдал в странах Западной Европы и отчасти в России. Эта новая система общественного и частного воспитания, как и та, которой она идет на смену, тоже направлена на утверждение неравенства, идеалистических воззрений и религиозных представлений, она готовит дельцов, прививает детям мещанские воззрения на жизнь.Герцен показал противоречия буржуазной педагогики и системы образования.
• · Герцен высказал очень ценные суждения о педагогических теориях Руссо и Оуэна. Отмечая прогрессивное историческое значение этих теорий, он в то же время отчетливо показал и их недостатки. Он высмеивал сентиментально-романтические идеалы воспитания, проповедуемые Руссо, Песталоцци и другими педагогами, стоящими на позициях идеализма, отмечал, что человек, воспитанный в соответствии с их взглядами, не способен к жестокой, суровой борьбе, без которой передовые идеалы не могут быть воплощены в жизнь. Герцен критиковал Руссо за изоляцию детей от окружающей жизни, игнорирование в системе умственного образования опыта, приобретенного человечеством. «Как будто,-- говорил Герцен,-- воспитание не есть привитие родовой жизни одному лицу».
• · Самым решительным образом он выступал против теории «свободного воспитания», требовал, чтобы у детей с юных лет воспитывали ответственность за их поступки, чувство долга, сознательность и дисциплинированность.
• · В романе «Кто виноват?» Герцен показал, как в условиях жестокой крепостнической действительности лучшие юноши, воспитанные на прогрессивных идеях гуманно настроенными воспитателями, не могут найти себе применения, становятся «лишними людьми». Виной этому он считал тяжелые общественные условия, в которых происходило формирование молодых людей, а также полученное ими воспитание. Герой его романа Бельтов не нашел своего места в жизни потому, что его воспитание проходило в отрыве от нее. Воспитатели оберегали его от всяких столкновений с суровой действительностью, скрывали от него все ее теневые стороны. И в итоге они воспитали человека, проникнутого гуманными стремлениями, но в то же время лишенного способности «разбирать связный почерк живых событий», противостоять злу и несправедливости, бороться за свои прогрессивные убеждения.
• · Герцен в произведении «Былое и думы» с одобрением отзывается о социальных и педагогических мероприятиях, проведенных Робертом Оуэном в Нью-Лэнарке, отмечает, что опыт его «костью стоит в горле людей, постоянно обвиняющих социализм в утопиях и в неспособности что-нибудь осуществить на практике». И в то же время он считает многие теоретические положения Оуэна неправильными, решительно выступает против его учения о том, что «главный путь водворения нового порядка -- воспитание», что человек является пассивным продуктом обстоятельств и воспитания. Он говорит, что активная роль людей в истории формируется в процессе борьбы с общественным злом и несправедливостью.В критике учения социалистов-утопистов Герцен довольно близко подошел к историческому материализму, однако он не осознал до конца преобразующей, революционной роли рабочего класса в истории общества.
• · Главной задачей воспитания Герцен считал формирование гуманной, свободной личности, которая живет интересами своего народа и стремится к преобразованию общества на разумных началах.
• · Огромное значение в борьбе против деспотизма и общественного произвола, за освобождение народа он придавал науке. Герцен страстно добивался распространения просвещения и знаний среди народа, призывал ученых вывести науку из стен кабинетов, сделать ее достижения всеобщим достоянием.
• · Придавая большое революционизирующее значение просвещению, Герцен много внимания уделял умственному образованию, формированию материалистического мировоззрения. Важнейшим средством умственного образования он считал естествознание, которое научно объясняет то, что кажется таинственным, мистическим; естественные науки подрывают корни религиозных заблуждений и предрассудков, располагают точными методами изучения действительности.
• · Герцен решительно протестовал против деспотизма воспитателей и насилия над детьми. Детям должны быть предоставлены условия для свободного развития. «Разумное признание своеволия есть высшее и нравственное признание человеческого достоинства», -- писал он.
• · В повседневной воспитательной деятельности важную роль играет «талант терпеливой любви», расположение воспитателя к ребенку, уважение к нему, знание его потребностей. Здоровая семейная обстановка и правильные отношения между детьми и воспитателями являются необходимым условием нравственного воспитания. Воспитателям следует, опираясь на врожденные склонности детей к общению, развивать в них общественные стремления и наклонности. Этому служат общение со сверстниками, коллективные детские игры, общие занятия. Дети и подростки, общаясь с товарищами, приобретают ценные социальные качества: умение сдерживаться, подчиняться требованиям других, быть инициативными и самостоятельными.
• · Герцен боролся против подавления детской воли, но в то же время придавал большое значение дисциплине, считал установление дисциплины необходимым условием правильного воспитания. «Без дисциплины,-- говорил он,-- нет ни спокойной уверенности, ни повиновения, ни способа оградить здоровье и предупредить опасность».
• · Воспитатели обязаны предъявлять детям определенные требования, продиктованные условиями семейной и общественной жизни, и добиваться их выполнения. Они должны умело руководить воспитанниками, осуществляя цели и задачи нравственного воспитания.

Основные педагогические труды А.И. Герцена

Герцен написал два специальных произведения, в которых объяснял подрастающему поколению явления природы: «Опыт бесед с молодыми людьми» и «Разговоры с детьми». Эти произведения являются замечательными образцами талантливого, популярного изложения сложных мировоззренческих проблем. Автор просто и живо разъясняет детям с материалистических позиций происхождение вселенной. Он убедительно доказывает важную роль науки в борьбе с неправильными взглядами, предрассудками и суеверием и опровергает идеалистическое измышление о том, что в человеке отдельно от его тела существует еще и душа.

Герцен стремился возбудить у молодежи живой интерес к изучению природы, выработать материалистический подход к окружающей действительности, сформулировать атеистические взгляды.

Подчеркивая огромное воспитательное и образовательное значение естественных наук, Герцен был в то же время за систему всестороннего общего образования. Он хотел, чтобы учащиеся общеобразовательной школы наряду с естествознанием и математикой изучали литературу (в том числе и литературу античных народов), иностранные языки, историю.

Герцен всемерно подчеркивал, что образование должно соответствовать развитию у учащихся самостоятельного мышления. Он осуждал догматизм и формализм в работе школ, где «мысли, суждения... прививаются, как оспа», где детям вбивают «готовые истины». По его мнению, образование есть результат упорного труда и собственных размышлений того, кто учится. Он пишет, что «в науке нет другого способа приобретения, как в поте лица».

Много ценных мыслей высказал Герцен об общем образовании, о воспитании детей в семье, о детском чтении и самообразовании.

Заключение

герцен педагог наука воспитание

Изучив работу, мы понимаем, что в литературном наследии А.И. Герцена содержатся многие педагогические высказывания, обогатившие педагогическую мысль, служившие делу формирования революционно-демократического направления в педагогике России.

Революционно-педагогические взгляды Герцена, представлявшие большую опасность для официальной идеологии, преследовались в царской России. Широко известными они стали в нашей стране только после Великой Октябрьской социалистической революции. Мысли Герцена о воспитании человека, активно участвующего в переустройстве жизни на новых началах, о развитии в детях общественных интересов, о свободе и дисциплине в воспитании, о формировании у воспитанников материалистического, атеистического мировоззрения, о воспитании детей в семье и другие сохраняют свое значение для советской педагогики, школы и семьи.

Педагогические идеи Герцена сыграли огромную роль в общей борьбе прогрессивных сил России против воспитания и школы муштры и зубрежки.

Таким образом, задачи решены, цель достигнута.

Литература

• · Пирумова Н.М. «Александр Герцен - революционер, мыслитель, человек.» (1989 г.)
• · Н.А.Константинов, Е.Н.Медынский, М.Ф.Шабаева, "История педагогики" "Просвещение", Москва, 1982 г.
• · Герцен А. И. Избранные педагогические высказывания. М., 1951.
• · http://pedagogic.ru/ -Педагогическая энциклопедия.
• · Российская педагогическая энциклопедия: В. В. Давыдов «Большая Российская энциклопедия» (1993 г.)
• · Педагогические взгляды А.И. Герцена - Евгения Иосифовна, Зейлигер Рубинштейн. (Гос. учебно-педагог. исд-во, 1962 г.)
• · Антология педагогической мысли. Русские деятели и педагоги народного образования о трудовом воспитании и профессиональном образовании. Сост. Н.Н. Кизьмин. («Высшая школа» 1989 г.)
• · Джуринский А.Н. «История педагогики: Уч.пособие для студентов педвузов». («Владос» 1999 г.)
• · История педагогики: Уч.пособие для студентов пед. институтов. Под ред. Шабаевой М.Ф. («Просвещение» 1981 г.)
• · Белинский В.Г., Герцен А.И., Чернышевский Н.Г, Добролюбов Н.А. Педагогическое наследие.Сост. Смирнов А.Ф. («Педагогика»1988г.)

А.И.Герцен (1812 -1870) является замечательным публицистом и одним из самых талантливых мемуаристов мировой литературы. Он был выдающимся политическим деятелем, основателем вольного книгопечатания, а также родоначальником русской эмиграции политиков.

Ленин характеризовал Герцена, как писателя, который сумел сыграть великую роль в процессе подготовки русской революции. Плеханов же писал о нем следующее: «Как публицист, он не имеет себе равных. В истории русской мысли он навсегда останется на первых местах». Плеханов сказал несколько главных слов, которыми он кратко охарактеризовал Александра Ивановича: «Могучий литературный талант».

Самыми разнообразными своими делами Герцен постепенно внедрялся в историю русской беллетристики, политической публицистики, критики, а также историографии, но все-таки одной и самой главной его ролью остается - родоначальник социализма в России, критик цивилизации буржуазии и провозвестник нового поколения в истории мировой мысли социализма. На территории России Александр Иванович считался запрещенным автором до самой революции 1905 года. Полностью вся его сборка сочинений была завершена после Октябрьской революции.

Герцен был «незаконным» сыном одного большого русского барина - И.А. Яковлева, и немки Луизы Гааг. В детские годы он испытывал некое благотворное влияние прислуги и потрясение, которое было вызвано в дворянском сословии судьбой декабристов. Будучи молодым юношей, ему представилась возможность сыграть выдающуюся роль среди студентов одного Московского университета. Также ему удалось сгруппировать свой круг единомышленников, который со временем выпустил выдающихся политиков, публицистов, критиков и т.д. В результате деятельности этого кружка, который сумел выразить свои отрицательные отношения к николаевскому режиму, в ночь на 20 июня 1834 года Герцена арестовывают, а в апреле 1835 года - отправляют в ссылку (Пермь, Владимир на Клязьме).

В 1840 году он возвращается в Москву, но на следующий год он был во второй раз отправлен в ссылку в Новгород. Когда Александр вернулся из ссылки, в 1842 году, то полностью посвятил себя литературной работе, и за короткие сроки опубликовал в журнале Белинского целый ряд статей философской тематики и беллетристические проповеди, такие как «Доктор Крупов», роман «Кто виноват?» и другие. В последний день января 1847 года Александр Герцен выехал за рубеж и больше не возвращался на территорию России.

Мировоззрение Герцена сложилось под влиянием таких людей, как Фейербах и некоторых французских социалистов. Сначала оно оказалось действенным и носило антиправительственный характер. Как со временем рассказывал Герцен: «До моей ссылки между нашим кругом единомышленников и кругом Станкевича не возникало большой симпатии. Им совсем не нравилось наше политическое направление, а нам не нравилось их умозрительное отношение. Они принимали нас за французов и фрондеров, мы их за - немцев и сентименталистов». Результатом таких расхождений было различное восприятие философской мысли Гегеля, под именем которой проходил процесс оформления общественной и политической интеллигентской мысли в 40-х годах.

Кружок Станкевича - Белинского скрывался под влиянием довольно консервативных сторон данной философии, а кружок Александра Герцена выводил из нее революционные итоги. Герцен писал: «Философия Гегеля - это алгебра революции, она способна освободить человека и не оставить камня на камне от человеческого мира». Осознать данное толкование гегелевской диалектики Герцену помогла знакомая ему литература «левых гегельянцев». А, в свою очередь, он оказал помощь Бакунину и Белинскому преодолеть консервативную философскую сторону самого Гегеля. Подобным истолкованием революционной мысли гегелевской философии были «Письма об изучении природы» (1843); об отдельных частях данных «Писем...». Плеханов тогда высказал свое мнение: «С легкостью можно подумать, что они были написаны не в 40-х годах, а где-то во второй половине 70-х годов, и совсем не Герценом Александром Ивановичем, а Энгельсом. Настолько мысли первого автора напоминают мысли второго. И такое удивительное сходство говорит о том, что ум Герцена работал в том же направлении, что и ум Энгельса и Маркса». Такая замечательная характеристика философской мысли Александра Ивановича ни в коем случае не должна привести к выводу, что Герцен в своих исторических взглядах - законченный материалист-диалектик. Но, до таких взглядов, как у Энгельса, Герцен так и не добрался. Пройдя довольно-таки большой отрезок по этому пути, и получив возможность в нескольких случаях высказать свои решительные речи в духе исторического материализма, Герцен не сумел стать материалистом.

В еще более отрицательной форме отсталость данных отношений проявилась в общественных и политических взглядах Герцена, в особенности в его тактике к политике. В одно время с проявлением левого гегельянства он ощутил на себе влияние социалистов-утопистов. И с момента знакомства с их критикой капиталистического настроя, он осознал себя социалистом, и, как он сам выражался, - «неисправимым социалистом» я был на протяжении всей жизни.

Личные наблюдение над деятельностью капиталистической машины в ее мировых центрах, таких как Париж и Лондон, опыт в революции 1848 года, детальное изучение культуры буржуазии во всех ее видах - лишь обострили и углубили ненависть и презрение к буржуазии в Герцене. Все это сделало его принципиальным противником. Большое количество страниц, которые Герцен посвятил разоблачению капиталистической политики и буржуазной культуры, принадлежат к самым блестящим и ярким произведениям в его творчестве. Первым таким произведением является его книга под названием «С того берега» (1851) - одна из самых прекрасных памятников мировой социалистической мысли. Эта книга является сборником наблюдений и некоторых размышлений над событиями в Европе в период с 1847 по 1851 г. Главным и центральным пунктом этого произведения, впрочем, как и многих других, является вопрос перехода от умирающего капитализма к новому социалистическому этапу.

Изучая философские мысли таких людей, как Гегель и Фейербах, Герцен не мог воспринимать без критики политические пути, которые предлагали социалисты-утописты. Еще в 1842 году, в Москве, Александр Иванович поставил вопрос: «Есть ли доказательства неизбежности перехода от капитализма к социализму?» Именно такие вопросы, которые были заданы Герценом, сначала были просто заострены и углублены им самим, а в дальнейшем стали основными вопросами в его жизни и жизни общего мирового порядка, а впоследствии - крахом революции в 1848 - 1850 годах в Европе.

Герцен говорил: «Видя то, как Франция с большой смелостью ставит на первое место социальный вопрос, я начал предполагать, что она сможет разрешить его, и именного с того времени стал западником. Париж за один год сумел отрезвить мою голову, и этот год - 1848. Но все попытки нового хозяйственного устройства выходили одна за другой на свет и со временем просто разбивались в чугунную крепость предрассудков, обычных привычек, фактических стародавностей. Они были наполнены всеобщими благами, любовью и верой, а также преданностью и нравственностью, но дело все в том, что никто не знает, как наладить отношения и улучшить настоящую жизнь...»

Таким образом, сформулированные Герценом вопросы означали крах социализма и определенные научные обоснования социалистической системы. Как мы знаем, ответ на его эти вопросы сумел дать только Маркс - своим учением об историческом материализме и классовой борьбе. Но ни одно из учений Маркса не было принято и учтено Александром Ивановичем Герценом. Тут снова сказалось отягощение над его мыслями отсталости общественного отношения его родного государства. Герцен, в принципе, не пытался и не имел права отрицать наличие классовой борьбы в истории. Также, он не сумел принять и освоить взгляды на эту классовую борьбу пролетариата, как на инструмент замены капиталистического направления на социалистический.

Герцен не обращал внимания на определенную роль материальных исторических фактов в истории человечества. Он так и не усвоил того материнского понимания истории, которое могло вскрыть те неизбежности данного перехода, и сам его механизм. И в результате всего этого, Герцену оставалась недоступной та дорога, которая сумела бы привести его к удовлетворяющему его ответу. Он полностью разочаровался во всех политических революциях и их деятелях, насколько бы важными не были их воззрения в области политики, и признавал только ту революцию, которая смогла бы внести значащие изменения в материальное положение трудящихся людей. Герцен все-таки не нашел дорогу к этой революции. Отсюда такой вывод - разочарование Александра Ивановича в европейской политике, в ее возможности преодолевать буржуазию. В истории социалистической мысли именно поэтому он и представил высший предел критических отношений ко всем домарксовым проявлениям социализма, а также ко всем формам непролетарской социалистической системы. В этом заключена большая заслуга Герцена Александра Ивановича перед историей социалистической мысли, свидетельство его общественного превосходства над мещанским уровнем демократов той эпохи. Правильно и грамотно задав вопрос по поводу крушения социализма и мелкобуржуазной демократии, Герцен так и не получил ответа. Но и спустя 10 лет он все еще придерживался своих взглядов: «Оглянитесь вокруг... Что способно воодушевить лица, поднять народ всего мира и поколебать все массы: религия или папы... или же сама религия без папы с ее догматом воздержания от выпивки в выходные дни?»

У буржуазии в Европе нет соперников, а есть только наследник, и наследник этот - мещанство, «китайский муравейник» и полный застой, - так его характеризовал Герцен. «Есть ли всходы новых сил, которые бы смогли преобразить старую кровь, существуют ли посадки и здоровые ростки, которые бы могли прорастить срезанную траву (буржуазии)?» - вновь задавался таким вопросом Александр Иванович и отвечал на него с полной безнадежностью. «Правого между голодными и сытыми найти не так легко, и это ни к чему не приведет. В крестьянских войнах Германии практически все люди были против феодальных порядков, а в 1848 году демократические порядки были против буржуазной системы, но и в одной, и в другой ситуации народ был избит».

Возможности воплотить свои идеалы свободы и социальную справедливость, которую разыскивал Герцен в Европе, он так и не сумел добиться. Ему осталось только обращаться к России, Российская отсталость и патриархальная система ее крестьянского мира являлись для Герцена последним оплотом его надежды в социализм. Это являлось уже апелляцией от ожесточенной европейской борьбы, от ее культуры буржуазии, разбитых собственных освободительных лозунгов, от воцарившейся безысходной социальной антропографии - к принципам справедливости в социализме, которые продолжали существовать во внутреннем укладе русской деревни.

В конце 1859 года Александр Иванович задавался следующим вопросом: «Что же способен внести в этот мрак русский человек, кроме продымленной черной избы и дегтя?» И тут же отвечал: «Наши люди вносят только запах дегтя, а также какое-то допотопное понятие о правах каждого работника на даровую землю. Право каждого из нас на пожизненное владение землей до этого вросло в понятие народа России, что, даже переживая за личную свободу каждого крестьянина, который был закабален в крепость, оно выразилось совсем бессмысленным высказыванием: «Мы являемся господскими, а земля - нашей»... К счастью, мужик остался при своей такой нелепой поговорке. Со временем она перешла в программу правительства или как лучше сказать - в программу одного человека в правительстве, который искренне желал освобождения крестьян.

Герцен продолжал говорить о том, что «задание новой эпохи, в которую мы идем, заключается в том, чтобы в основе нашей науки сознательно суметь развить элемент нашего самоуправления в обществе до нового приобретения свободы, обходя разные промежуточные формы, которыми по необходимости проходило, путаясь по неизвестным дорогам, развитие Западной части». Такие построения вскрывают как теоретическую, так и практическую позицию Александра Ивановича Герцена, в которой он находился, когда разуверился в путях социализма и не нашел дорогу к научному социализму.

Довольно просто вскрыть в данном построении три разные идеи разнообразного происхождения и различной судьбы:

1) Вера в непосредственный социализм крестьянства в России, которую нужно и можно сберечь от тлетворного влияния капиталистической системы для того, чтобы найти путь социалистического развития, утерянного Западом. «Чем прочнее и надежнее разработаны политические формы, администрация и законодательство, тем больше существует препятствий для экономического поворота. В Англии и Франции для этого приготовлено больше препятствий, нежели в России». Российская политическая и экономическая отсталость - это гарантия сравнительной простоты ее переустройства в социалистической системе. Данная идея была положена в основу реакционных черт дальнейшего народничества. Такими популярными сторонами эта идея приблизила Герцена к славянофильству и придавала ему мессианический характер.

2) Идея права на владение землей. В своих идеях Герцен призывал к началу социализма. Великий писатель призывал принять новые экономические законы в обществе, дать крестьянам свободу и право на землю, то, от чего отказывалась Европа, которая не могла себе позволить подобного решения. Герцен считал, что установление за крестьянами прав на землю даст им социальные свободы. Но, все же, в праве на землю и свободе не чувствовалось социализма. Этот вопрос не решал европейского спора между капиталистами и социалистами. Но, все, же, если учитывать, что в социалистических идеях Герцена насчет свободы не было социалистического содержания, то революционное начало в них все же было. Такой лозунг в сложившихся условиях в России был нехарактерен для крестьян и, уже тем более, дворянство никак не могло согласиться с подобными заявлениями. Признание действительным «права крестьян на землю» означало бы признание дворянством права крестьянства на их землю.

Требования Герцена и его формулы были исконно революционными, однако писатель смог предать проблеме оттенок социализма. Сам образ писателя и мыслителя Герцена стал необходимым атрибутом русской мысли. Но мысли Герцена были лишь его идеями, которые и остались бы просто идеями, а не революцией, без поддержки крестьянского движения. Он не видел в своих идеях революционного подтекста, а скорее наоборот, не от революционного крестьянского движения он ожидал «права на землю», а от понимания данной идеи правительством. Из этого следует третий элемент, который присутствует во взглядах Александра Ивановича, это его поразительные представления о правительстве, которое могло бы сыграть роль в освобождении крестьянства.

Во-первых, такие представления у Герцена были связаны с равнодушием, пренебрежением к политическому устройству, которые он позаимствовал у социалистов-утопистов, а также у глубокоуважаемого Герценом Прудона. Во-вторых, эти представления связаны с убежденностью в политической пассивности массы крестьян, и, в-третьих, с доверием к власти сверхклассового характера.

Герцен писал, что у нас императорская власть, и полтора года спустя, после февраля 1861 г. - только власть (устройство, сила, обзаведение). Герцен говорил, что во власти нет содержания, не лежат на ней обязанности, она может стать и татарским ханом и ФКОС (французский Комитет общественного спасения), также он добавил, что не был разве Пугачев Петром III? Чернышевский пытался прояснить Герцену вредность подобных взглядов словами, что не стоит убаюкиваться надеждами и вводить других в заблуждение. Чернышевский добавил, что вера в положительные добрые намерения царя губит уже сотни лет великую Русь. На это Герцен ответил, что никто, кроме государя, в последнее время не сделал что-либо путное для России, отдадим же и здесь «кесарю кесарево».

Этот же взгляд обосновал и тактику Герцена в момент «освобождения» крестьян. Когда он рассматривал высвобождение крестьян с землей как транзитивную меру социального характера, Герцен в этот же момент, колебался меж революционно-демократическим и либерально-бюрократическим решением вопроса о крестьянском освобождении, и явно рассчитывая в большей степени на второе, чем на первое.

Эта черта практической политики Герцена породнила его с предельно умеренными либералами и разорвала связь с революционными социалистами и демократами, такими как Чернышевский, его друзья и ученики. Это же обстоятельство оставило след в «Колоколе» - русской политической газете, созданной в эмиграции Герценом (первый номер вышел 1 июля 1857 г., а последний - № 244-245 в 1867 г.; продолжение «Колокола» вышло в 1868 г. на франц. языке). «Колокол», вместе с иными изданиями Герцена («Полярная звезда» - журнал, «Под суд!», «Общее вече» - периодические издания, сборники статей и др.), представил первую свободную русскую политическую трибуну, средство разоблачения мерзостей и систематического обличения крепостнически-монархического строя. Заслуги «Колокола» в данном смысле, которые Герцен корректировал вместе со своим единомышленником и другом Огаревым Николаем Платоновичем, незабываемы и велики. Однако в эпоху реформ (1857-1862 гг.) положительная программа газеты «Колокол» была умеренна.

В дальнейшем, под влиянием крушения своих надежд на продвижение крестьянского дела, польского восстания, поворота правительства, оживления движения демократии в Европе и в особенности оживления движения рабочих (работа и основание I Интернационала), Герцен пытался радикально изменить газету «Колокол» и собственную программу. Он продвигает лозунг «Земли и воли» с 1864 года, а начиная с 197№ «Колокола» в 1865 году он добавляет этот лозунг в виде девиза к предыдущему старому девизу газеты «Колокол»: «Vivos voco!» - что означает «Зову живых!».

Эти проявления Герцена обозначали стремление к поиску новой аудитории для «Колокола», к опоре на разночинную интеллигенцию, которая начала играть более видимую роль в жизни общества, вместо либерального дворянства. Но прогрессивная часть новой интеллигенции проходила под иным знаменем: её программа сложилась под огромным влиянием политических, социально-экономических и философских взглядов Чернышевского Н.Г., который во всех этих областях значительно резче и последовательнее Герцена провел линию демократической и революционной политики с идеей революции крестьян в её центре.

Свободный в своих мыслях и убеждениях, независимый от любых партий и течений, Герцен стал яркой звездой как на политическом, так и на литературном небосклоне России. Через всю свою жизнь он пронес святую веру в силу русского народа, его скрытые возможности, быстро разочаровавшись в европейских политических течениях. Рассуждая о судьбах народов, он бесстрастно констатировал, что в России есть множество уродливых недостатков, но их еще можно исправить в отличие от загнившего западного болота, которое не смогут расшевелить никакие революции. Сила тех убеждений, которым Герцен фанатически следовал всю жизнь, сыграла с ним злую шутку: на склоне лет он оказался в полном политическом одиночестве.

Либералы отрицательно относились к его социалистическим взглядам, явному сочувствию восстанию поляков 1863 года, выпадам против основных принципов построения монархии, против дворянских льгот и привилегий.
Революционеры от интеллигенции не принимали «левую» тактику Герцена и его явное непринятие активной революционной деятельности. Идеализируя возможности крестьян, как представителей «житейского, жизненного» социализма, и возлагая на них большие надежды, публицист и политик Герцен снискал неприятие социалистов-пролетариев, которые как самостоятельный мощный класс стал складываться к тому времени, вдохновленный идеями Карла Маркса.

Модель социализма Герцена сравнима с колоссом на глиняных ногах. Слепленная из опыта прогрессивных экономико-политических отношений разных стран, и отчасти поэтому раздираемая внутренними противоречиями, она стояла на чахлых основах экономики и психологии умирающих сельскохозяйственных отношений. Естественно, что она была абсолютно нежизнеспособна. Предвзятая защита архаичных основ социального строя России все больше расходилась с социалистическими настроениями, что все более отдаляло Герцена от революционеров Западной Европы. Однако точка зрения Герцена на дальнейшее развитие российского общества имела право на существование уже только потому, что была рождена в то время, когда революционные настроения средних классов сходила «на нет», а в среде пролетариата социалистические идеи еще не оформились в четкую и мощную силу.

Герцен со своими воззрениями стал «промежуточным звеном» важного революционного движения, всколыхнувшего в дальнейшем не только Россию, но и весь мир. Эту важную роль Герцена как одного из двигателей революции, как важнейшего звена в развитии социалистической мысли, в полной мере, оценили Ленин и Плеханов.

Личность Герцена уникальна, многогранна и гениальна. Русская история знает немного ярких литераторов, которые так пылко всю свою жизнь отстаивали бы идеалы социализма, яростно выступали против крепостного права в России и так люто не принимали буржуазный строй Европы. Замечательные литературные произведения Герцена - это рассуждения о всей истории развития революционного движения - от коммуны во Франции до революции в России.

Герцен-литератор пробует себя в разных жанрах. Это беллетристика, философские и социологические опусы, не представляющие особой литературной ценности. Самым главным трудом всей жизни его становится свободный рассказ-исповедь, вне литературных канонов и традиций, повествование о себе и о своем времени - «Былое и думы». 15 лет он работал над своим детищем. Все умозаключения и переживания, заметки и наблюдения он записывает в своей выработанной годами манере - в форме «писем», записок, автобиографических рассказов. Грань между личными письмами и дневниками нечетка, они легко перерастают в художественные произведения, но все отличаются искренностью и кристальной чистотой чувств.

Для Герцена внутренние переживания имеют общественную значимость. В своих чувствах и мыслях по отношению к обществу и его укладу он серьезен и страстен и поэтому избегает неискренности выражения мыслей. Все события своей жизни он рассматривает, как под микроскопом, делая записи и выставляя их на всеобщее обозрение. Это не просто смелость, это сложившийся со временем образ мыслей и жизни. Герцен не проповедует и не морализирует. Он рассказывает только для того, чтобы показать жизнь со всеми ее прелестями и недостатками. В этой демонстрации без прикрас он гениально мощен. Глубокое впечатление в сердцах читателей оставляют эпизоды «Былого и дум», где Герцен повествует о трагической жизни своей жены, ее кончине. Каждая строка выстрадана автором, полита слезами и кровью. По признанию современников, так не писал никто.

Герцен как философ и литератор во многом сложился под влиянием диалектики Гегеля и взглядов Фейербаха, русских «славянофилов» и «западников», и выработал свои уникальные взгляды, которым остался верен всю жизнь. Меткие характеристики людей, эпох, стран проникновенны, тонки и выразительны. Сочные краски его рассказов наполнены личными впечатлениями и наблюдениями о драмах и трагедиях народов и стран, холст рассказа правдив и прозрачен. По праву можно сказать, что Герцен - уникальный человек, создавший уникальные по своей силе произведения.

Чувственная сила и сила его изобразительной техники является таковой, что «жгут и пылают» не только лишь страницы, которые посвящены его собственным переживаниям. Его художественное описание людей, а также событий и эпох в определенных случаях - являются непревосходимыми в отношении глубины проникновенности, тонкостей восприятия и меткости. Он мог достичь такой же выразительности, когда рукой его водило чувство ненависти к Николаю 1, Наполеону 3, русским крепостникам и европейским мещанам, или же добрые чувства к декабристам, к Орсини и Белинскому, к народу, который творил революцию в 1848 году. Данная сила его покинула лишь тогда, когда перестал он понимать основу движущих сил и психологию общественных движений - это в одинаковой степени относится к российским деятелям 1960-х годов (Чернышевскому и Добролюбову, молодой эмиграции), а также к деятелям марксистского европейского социализма.

Бесстрастные рассказы, сухое перечисление фактов, логика при сопоставлении идей, системы и тенденций - это все глубоко чуждо манере Герцена. Он пережил трудную личную жизнь, он был близким свидетелем и участником драматических событий в истории всего мира. Им жизнь воспринималась как драма, которая постоянно развивается, но иногда она прерывается смешными эпизодами и достаточно часто переходит в трагическую безысходность. Суть его художественной силы заключалась в том, что он умел перенести на страницы кусочки драмы, таким образом, как они были преподнесены самой жизнью, ничего при этом не смазывая и не приукрашивая. Он не стеснялся на своих страницах плакать и одновременно восхищаться, весело смеяться, бичевать, ненавидеть и любить.

Все произведения Герцена переполнены, даже правильно будет сказать, насыщены портретами исторических личностей, сцен и эпизодов. Кое-что здесь показаться может анекдотом и курьезной зарисовкой. Но это далеко не так. Портреты Герцена переходят неизменно в определенные типы - групп, классов, подгрупп. Эпизоды Герцена, а также анекдоты и сцены постоянно переходят в социальное описание быта, уклада, как общественной, так и правительственной жизни. Страстные отношения к главным жизненным и общественным проблемам, образование, которое впитало в себя идеи Гегеля, Вольтера, Сен-Симона, Фейербаха, отличная осведомленность о различных революционных движениях, близкие знакомства со многими деятелями движения демократов середины 19 века, прекрасное остроумие и огромнейший талант изобразительной литературы - сделали именно то, что в личных произведениях Герцен раскрывал не только построения политические, социологические и философские, которые в историческом плане уже давно являются превзойденными, но и вместе с тем художественную непревзойденную жизненную летопись, в которой описываются изыскания, падения и взлеты, победы и поражения того поколения, поколения, которое родилось накануне падения правления Наполеона 1 и сошло со сцены во времена Парижской коммуны.

Малое, великое, комическое, трагическое во всех персонажах того времени закреплено при помощи художественного пера Герцена на уникально написанном фоне России крепостной, которая распростерлась у подножья «венчанного солдата», и революции в Европе, которая была захвачена и покорена лавочником, а также проприетером. Описание быта данного времени читатели ищут в основном в работах Тургенева и Толстого. Это является ошибкой. В основе данной ошибки лежит длительный запрет Герцена, его художественное наследие для познания того времени не меньше, а иногда и больше ценно, нежели произведения современных художников. Им интернациональная и революционная среда виделась шире.

Многообразие стран, людей, различных событий, укладов культуры, среди которых обитал Герцен, сказывались на его стиле и языке. Язык и стилистика Герцена значительно отступают от канонов школы. Он не боится ломать фразы, вставлять в них иностранные слова, прерывать изложение определенных фактов длительными рассуждениями, а рассуждения теоретические он мог прервать анекдотом времени Екатерины 2 или каким-то отрывком из разговора с Прудоном.

Язык произведений Герцена является тем же, что и в письмах интимного характера, и можно ощутить, что его язык является действительно живым, естественной разговорной речью, которую он не очень шлифовал, перед тем, как положить ее на бумагу. За данной стилистикой и языком стоит огромная и, при всем при этом, барская культура, которая осложнена тщательным изучением философии немцев и наполнена живым общением с редакциями и различными политическими клубами. Данное сочетание в значительной степени обогатило его словарь, и добавило смелости и свободы распоряжаться словарем, невзирая ни на какие образцы. Это, в свою очередь, в значительной степени усилило впечатления, правдивости, остроты, искренности и разнообразия повествования Герцена. Как отмечал Тургенев, язык Герцена является до безумия неправильным, но он приводит в восторг. Работы Герцена справедливо относятся к достижениям мировой литературы.

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Герцена Александра Ивановича представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.

6 апреля исполняется 200 лет со дня рождения русского прозаика, публициста и философа Александра Ивановича Герцена.

Русский прозаик, публицист и философ Александр Иванович Герцен родился 6 апреля (25 марта по старому стилю) 1812 года в Москве в семье богатого русского помещика Ивана Яковлева и немки Луизы Гааг. Брак родителей не был официально зарегистрирован, поэтому ребенок был незаконнорожденным и считался воспитанником своего отца, который дал ему фамилию Герцен, происходящую от немецкого слова Herz и означающую "дитя сердца".

Детство будущего писателя прошло в доме дяди, Александра Яковлева, на Тверском бульваре (ныне дом 25, в котором располагается Литературный институт имени А.М. Горького). С детства Герцен не был обделен вниманием, но положение незаконнорожденного вызывало в нем ощущение сиротства.

С раннего возраста Александр Герцен зачитывался произведениями философа Вольтера, драматурга Бомарше, поэта Гете и романиста Коцебу, поэтому он рано усвоил вольномысленный скептицизм, который сохранил до конца жизни.

В 1829 году Герцен поступил на физико-математическое отделение Московского университета, где вскоре вместе с Николаем Огаревым (поступившим годом позже) образовал кружок единомышленников, среди которых наиболее известными были будущий писатель, историк и этнограф Вадим Пассек, переводчик Николай Кетчер. Молодые люди обсуждали общественно-политические проблемы современности - Французскую революцию 1830 года, Польское восстание (1830-1831), увлекались идеями сенсимонизма (учение французского философа Сен-Симона - построение идеального общества с помощью уничтожения частной собственности, наследования, сословий, равноправия мужчин и женщин).

В 1833 году Герцен с серебряной медалью окончил университет и поступил на работу в Московскую экспедицию Кремлевского строения. Служба оставляла ему достаточно свободного времени для занятий творчеством. Герцен собирался издавать журнал, который должен был объединить литературу, социальные вопросы и естествознание идеей сенсимонизма, но в июле 1834 года он был арестован - за то, что распевал песни, порочащие царскую фамилию, на вечеринке, где был разбит бюст императора Николая Павловича. В ходе допросов Следственная комиссия, не доказав прямой вины Герцена, сочла, что его убеждения представляют опасность для государства. В апреле 1835 года Герцен был выслан сначала в Пермь, потом Вятку с обязательством находиться на государственной службе под присмотром местного начальства.

С 1836 года Герцен печатался под псевдонимом Искандер.

В конце 1837 года он был переведен во Владимир и получил возможность посещать Москву и Петербург , где был принят в круг критика Виссариона Белинского, историка Тимофея Грановского и беллетриста Ивана Панаева.

В 1840 году жандармерией было перехвачено письмо Герцена к отцу , где он писал о душегубстве петербургского будочника - уличного постового, убившего прохожего. За распространение неосновательных слухов он был выслан в Новгород без права въезда в столицы. Министр внутренних дел Строганов назначил Герцена советником губернского правления, что было служебным повышением.

В июле 1842 года, выйдя в отставку в чине надворного советника, после ходатайства друзей Герцен вернулся в Москву . В 1843-1846 годах он жил в переулке Сивцев Вражек (ныне филиал Литературного музея - Музей Герцена), где им были написаны повести "Сорока-воровка", "Доктор Крупов", роман "Кто виноват?", статьи "Дилетантизм в науке", "Письма об изучении природы", политические фельетоны "Москва и Петербург" и другие произведения. Здесь Герцена, возглавлявшего левое крыло западников, посещали профессор истории Тимофей Грановский, критик Павел Анненков, артисты Михаил Щепкин, Пров Садовский, мемуарист Василий Боткин, журналист Евгений Корш, критик Виссарион Белинский, поэт Николай Некрасов, писатель Иван Тургенев, образуя московский эпицентр полемики славянофилов и западников. Бывал Герцен в московских литературных салонах Авдотьи Елагиной, Каролины Павловой, Дмитрия Свербеева, Петра Чаадаева.

В мае 1846 года умер отец Герцена, и писатель стал наследником значительного состояния, которое давало средства поехать за границу. В 1847 году Герцен покинул Россию и начал свое многолетнее путешествие по Европе. Наблюдая жизнь западных стран, он перемежал личные впечатления с историко-философскими исследованиями, из них наиболее известны "Письма из Франции и Италии" (1847-1852), "С того берега" (1847-1850). После поражения европейских революций (1848-1849) Герцен разочаровался в революционных возможностях Запада и разработал теорию "русского социализма", став одним из основоположников народничества.

В 1852 году Александр Герцен поселился в Лондоне. К этому времени его воспринимали как первую фигуру русской эмиграции. В 1853 году он . Совместно с Огаревым издавал революционные издания - альманах "Полярная звезда" (1855-1868) и газету "Колокол" (1857-1867). Девизом газеты было начало эпиграфа к "Колоколу" немецкого поэта Шиллера "Vivos vосо!" (Зову живых!). Программа "Колокола" на первом этапе содержала демократические требования: освобождение крестьян от крепостной зависимости, отмена цензуры, телесных наказаний. В ее основе лежала разработанная Александром Герценом теория русского крестьянского социализма. Кроме статей Герцена и Огарева, "Колокол" помещал разнообразные материалы о положении народа, общественной борьбе в России, сведения о злоупотреблениях и секретных планах властей. В качестве приложений к "Колоколу" выходили газеты "Под суд" (1859-1862) и "Общее вече" (1862-1864). Напечатанные на тонкой бумаге листы "Колокола" нелегально перевозились в Россию через границу. Сотрудниками "Колокола" в первое время были писатель Иван Тургенев и декабрист Николай Тургенев, историк и публицист Константин Кавелин, публицист и поэт Иван Аксаков, философ Юрий Самарин, Александр Кошелев, писатель Василий Боткин и другие. После реформы 1861 года в газете появились статьи, резко осуждающие реформу, тексты прокламаций. Связь с редакцией "Колокола" способствовала образованию революционной организации "Земля и воля" в России. Для укрепления связей с "молодой эмиграцией", сосредоточившейся в Швейцарии, издание "Колокола" в 1865 году было перенесено в Женеву, а в 1867 году практически прекратило свое существование.

В 1850-е годы Герцен начал писать главный труд своей жизни "Былое и думы" (1852-1868) - синтез мемуаров, публицистики, литературных портретов, автобиографического романа, исторической хроники, новелл. Сам автор называл эту книгу исповедью, "по поводу которой собрались там-сям остановленные мысли из дум".

В 1865 году Герцен покинул Англию и отправился в длительное путешествие по Европе. В это время он отдалился от революционеров, в особенности от русских радикалов.

Осенью 1869 года он поселился в Париже с новыми планами литературно-издательской деятельности. В Париже Александр Герцен и скончался 21 (9 по старому стилю) января 1870 года. Он был похоронен на кладбище Пер-Лашез, впоследствии его прах был перевезен в Ниццу.

Герцен был женат на своей кузине Наталье Захарьиной , незаконнорожденной дочери его дяди - Александра Яковлева, с которой обвенчался в мае 1838 года, увезя тайно из Москвы. У супругов рождалось много детей, но в живых осталось трое - старший сын Александр, ставший профессором физиологии, дочери Наталья и Ольга.

Внук Александра Герцена Петр Герцен был известным ученым-хирургом , основателем Московской школы онкологов, директором московского Института для лечения опухолей, который в настоящее время носит его имя (Московский научно-исследовательский онкологический институт имени П.А. Герцена).
После смерти Натальи Захарьиной в 1852 году Александр Герцен с 1857 года был женат гражданским браком на Наталье Тучковой-Огаревой , официальной жене Николая Огарева. Отношения приходилось держать в тайне от семьи. Дети Тучковой и Герцена - Лиза, покончившая жизнь самоубийством в 17 лет, близнецы Елена и Алексей, умершие в малолетнем возрасте, считались детьми Огарева.

Тучкова-Огарева вела корректуру "Колокола" , а после смерти Герцена занималась изданием его сочинений за границей. С конца 1870-х годов писала "Воспоминания" (вышли отдельным изданием в 1903 году).

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников.