Главная » Права » Обобщённые принципы Бакминстера Фуллера. Обобщённые принципы Бакминстера Фуллера «Американизм» концепции права Лона Л. Фуллера

Обобщённые принципы Бакминстера Фуллера. Обобщённые принципы Бакминстера Фуллера «Американизм» концепции права Лона Л. Фуллера

Систематизация и связи

Философия политики и права

" Фуллер различает подразумеваемое, имплицитное право (implicit law) и созданное право (made law). Имплицитное право включает обычаи и другие способы нормативной регуляции человеческих отношений" - прочитав такое сразу можно понять подход Фуллера, он полицейский в основании своём. Обычное право - условное и осуществляется в паре только, и до которого никому нет дела, главное чтобы оно не заходило в уголовную сферу. Созданное право - фикция, право не регулируется и не создаётся, а действует . Позитивное право - фикция, и законы называют позитивным правом , почему так много граждан и сажают за неисполнение, 2 млн . в США. Право не может быть позитивным, как от единого Тела исходящее, тайного . Естественное право - также условное и не существует как правовая категория, а только как философская , связано это с тем, что оно исходит от бесполого Тела, как а-социального в едином Тела, и оно не правовое. Естественное право эффективно работает у Путина, который юрист и ничего не понимает в праве. "Право может и должно быть понято из самого себя, полагает Фуллер" - здесь ослиные уши идеализма ясно видны у Фуллера. Право никто не может понять, и того не требуется, оно действующее , а не понимаемое, а с другой стороны это положение двусмысленное, если Фуллер к себе его только относит, что ещё пол беды, а не как учёный рассказывает нам сказку о том, что право можно понять и выстроить как всем нам захочется. Многие аферисты государственники пробовали, начиная от Ленина, Сталина, до Путина, и пока результатов что-то не видно, тюрьмы пополняются и в позитивном праве, и от прочих надуманных правовых институций . Философское представление Фуллера о факте примитивно с логической стороны, что для правоведа не допустимо: "Фуллер различает факты и артефакты. Факты существуют независимо от желания человека видеть их такими или другими, например, камни в реке. Артефакты же создаются человеком с вполне определенной целью" - факт не может существовать независимо, и камень не факт, а общее понятие , фактом может являться только некое значительное для индивида событие , совершаемое в едином Тела, а артефакт отличается от факта социальной незначительностью события (цель - частное, а не общее, и не единое ). Далее по ходу Фуллер заявляет уже абсурд: "Правовая норма, естественно, является артефактом" - нормы в праве вообще не бывает, и норма - закон для чиновника, а не для гражданина, субъекта права . Уголовное право тоже не право, а условные законы назначающие санкции за определённые деяния, где также нет никакой общеобязательной нормы, и при либерал-фашизме эти законы только ужесточаются, и мы являемся свидетелями абсурдности этих законов с подачи славной Думы, от которых никуда не спастись. Хотя норма для уголовных законов желательна, чтобы речь и воровство отличать от физического насилия, а то наши идиоты Думы пишут такие законы, где за убийство меньшие сроки чем за предательство и воровство, и забавно что сами депутаты по факту привилегий и льгот являются по сути ворами в законе, и также опасными преступниками государства, правда морального только свойства, если сами себе пишут законы . [Государство, пишет Фуллер, принимая закон, как бы говорит гражданам: «Вот правила, которым мы просим вас следовать; если вы будете им подчиняться, то и мы обещаем вам применять эти правила по отношению к вам»] - здесь шизоидное Тела Фуллера, государство и не субъект права вовсе, законы принимают чиновники-функции , а не какое-то государство, и такие правоведы рассуждают о праве? Право не творится, и поэтому не подвластно шизоидному Тела как представляют творцы права, и депутаты.

Право может и должно быть понято из самого себя, полагает Фуллер. Позитивизм взялся за решение этой проблемы, но результаты оказались, по его мнению, неудовлетворительными. Он предлагает принципиально иной взгляд на право. Прежде всего исходным элементом и главным объектом исследования является не норма права, не правовая система, а правовое отношение или, следуя терминологии самого Фуллера, различные формы юридических процессов и процедур. Сюда включаются отношения, возникающие на основе обычая, договоров, судебных, посреднических и управленческих решений, статутного права (законов). Юридическая сила правовых норм и, соответственно, отношений, возникающих на их основе, зависит не столько от легитимности «создателя» нормы, сколько от ее содержания.
Право, согласно Фуллеру, и в целом, как социальное явление, и в различных Формах его выражения, и в каждой конкретной норме сущностно целеположено. Здесь он в определенной степени продолжает телеологическую традицию Аристотеля и Аквината, но в то же время близок к инструментализму в изложении О. Холмса, Р. Паунда. Правовая норма должна содержать в себе интеллигибельную цель (или отражать ее) и указывать на средства ее достижения. Норма права субстанциональна поскольку, поскольку несет в себе значение должного, в этом смысле она ценностно наполнена и инструментальна, ибо определяет средства достижения цели. Идею о ценностной нагруженности права он распространяет на всю правовую систему. Ценностно нагружена и каждая правовая норма, :и вся правовая система, понимаемая как единство правотворческого и правоприменительного процессов. Целеположенность и ценностная нагруженность права связывается Фуллером с проблемой соотношения права и морали.
Фуллер различает подразумеваемое, имплицитное право (implicit law) и созданное право (made law) . Имплицитное право включает обычаи и другие способы нормативной регуляции человеческих отношений, часто не имеющие вербального выражения. Созданное право состоит из внешне выраженных точных правил. Оно содержит статуты, нормы контрактов и т. д. Статуты создаются исключительно государственными органами, а нормы контрактов могут создаваться и государственными и негосударственными органами, а также частными лицами. И имплицитное и эксплицитное право целеположено, ибо сущностное значение правовой нормы лежит в цели или в совокупности целей. При толковании и последующем применении нормы права следует учитывать ту цель, которая сущностна для нее. Поэтому право как сущее неотделимо от права как должного. Здесь, пожалуй, лежит линия, отделяющая Фуллера от позитивизма, объявляющего правом все нормы, исходящие от государства, и от нормативизма, предлагающего некую основную норму в качестве критерия права, и от социологии права, понимающей правовую норму как предсказание об использовании государственного принуждения. По мнению Фуллера, все эти подходы игнорируют цель в праве.
Не только отдельные нормы права, но и целые отрасли имеют определенные цели. Так, цель конституционного права заключается в воплощении и применении основных организационных принципов государства. Это общедемократические принципы, способы против злоупотребления властью, принципы правления права, требования должной процедуры и т. д. Конституционное право создает общие возможности для нормального функционирования всех остальных отраслей правя. Кроме того, оно определяет цели, которые могут достигаться посредством права. Поэтому конституционное право рассматривается им как базисная отрасль, без осознания принципов которой вообще невозможно понимание сути права. В конституционном праве задаются глобальные цели всей правовой системы.4 Но вместе с тем не любая норма, в том числе и конституционного права, может быть отнесена собственно к правовой.
Фуллер различает факты и артефакты . Факты существуют независимо от желания человека видеть их такими или другими, например, камни в реке. Артефакты же создаются человеком с вполне определенной целью, поэтому в артефактах сущее и должное сливаются как элементы одной «интегральной реальности». Правовая норма, естественно, является артефактом. Поэтому, чтобы ответить на вопрос, является ли данная норма правовой, надо знать, какой она должна быть. Далеко не все, что исходит от законодателей, может считаться правом. Чтобы определить, является ли норма, созданная законодателем, правовой, следует определить, во-первых, содержит ли данная норма субстанционную цель, и, во-вторых, предлагает ли она соответствующие средства. В случае отрицательного ответа норма права определяется как мнимая. Наличие цели придает ценность и всей правовой системе, которая определяется Фуллером как целеположенная человеческая деятельность, направляемая и контролируемая общими правилами. Итак, направлять и контролировать человеческую деятельность — это генеральная цель правовой системы. Влияние инструментализма здесь несомненно. Но при этом Фуллер формулирует и другие, более конкретные; частные, цели. Он называет их процедурными или процессуальными и полагает, что без их реализации правовая система не может существовать и достигать своей генеральной цели. Все разновидности статутного права должны отвечать следующим требованиям: они должны носить общий характер; быть обнародованными: не иметь обратной силы; быть ясными, свободными от противоречий, достаточно стабильными; не требовать невозможного, а реализация их должна соответствовать содержанию, т. е. целям и средствам, заложенным в данной норме.
По сути дела все это требования инструментальной концепции права. Однако в отличие от многих инструменталистов, Фуллер полагает, что эти процедурные цели-принципы выполняют роль ограничителя по отношению к социальным политическим целям, которые государство может достигать с помощью закона. Например, опубликование закона заставляет государство само следовать ему; таким образом закон становится обязательным и по отношению к государственным органам. Процедурные принципы имеют отношение ко всей правовой системе, их реализация достигается в деятельности законодателей, судей, административных и управленческих органов. Однако они не в полной мере затрагивают такие формы права, как обычай, административный акт, нормы контрактного права. Но в целом правовая система должна соответствовать этим принципам, тогда создается режим «процедурной законности». Если система не отвечает этим требованиям, то можно утверждать, что общество имеет какую-то иную систему государства, но она не будет основана на праве и функционировать в соответствии с правом. Норма права, прежде всего статутного, согласно Фуллеру, не может являться способом осуществления политической власти. Правовая норма как сочетание должной цели и должных средств представляет собой моральную ценность. Однако у Фуллера мораль приобретает специфически юридический характер. Он не считает, что «моральная норма» права в любом случае будет служить благим целям.
На протяжении всей своей жизни Фуллер упорно отстаивал идею, состоящую в том, что принципы законности, взятые в совокупности, представляют из себя моральную ценность. Однако его позиция не была все же абсолютно безупречной. Многие его противники утверждали и утверждают, что как ни называй предложенные им принципы, они имеют отношение к эффективности закона и никакого отношения — к морали. Фуллер ответил своим критикам во втором издании «Моральности права». Они ошибаются, утверждал он, рассматривая «принципы законности» лишь как условие эффективности. В качестве примеров Фуллер приводит нацистскую Германию и Советский Союз. На наш взгляд, Фуллер путает здесь политическую эффективность, которая действительно может поддерживаться с помощью террористических неправовых средств, и эффективность права как регулятора социальных отношений. Сам же Фуллер все же убежден в том, что эти принципы конституируют моральность, т. е. с необходимостью переводятся в моральные ценности. Даже в случае, если содержание нормы (цель, заложенная в законе) в чем-то порочно, его соответствие принципам законности гарантирует в той или иной мере реализацию моральных ценностей как таковых. Гражданин, по крайней мере, имеет возможность знать и понимать закон и подчиняться закону, а не индивидуальному произволу чиновника. То есть речь идет о «процедурной моральности», которая не обязательно предполагает хорошее право в социально-политическом смысле. Однако соблюдение «процедурной моральности» придает легитимность статутному праву, а таким образом и государству как его создателю. Государство, пишет Фуллер, принимая закон, как бы говорит гражданам: «Вот правила, которым мы просим вас следовать; если вы будете им подчиняться, то и мы обещаем вам применять эти правила по отношению к вам». Если же законодатель нарушает этот молчаливый договор, то он неизбежно утрачивает легитимность. А она, согласно Фуллеру, также представляет из себя моральную ценность. Действительно, легитимность можно рассматривать как моральное право на власть.

Рассказывает о принципах, которыми он руководствовался в своей творческой жизни начиная с 1927 года. Сам он называет их Fuller’s self-disciplines и излагает в произвольном порядке, перемежая размышлениями и фактами из своей биографии. В этой заметке я попытался восстановить совокупность принципов Фуллера в явном виде и изложить их своими словами. Возможно, это будет небезынтересно сегодня, в эпоху саморазвития и личной инициативы.

Рассматривать свою жизнь как эксперимент, призванный показать, может ли один человек сделать для всего человечества нечто такое, чего не могут сделать великие государства или крупные компании.
Стремиться принести пользу всему человечеству, а не только себе, семье, стране и т.д. Помогать людям не за счет других людей.
Делать только то, что можешь сделать своими силами.
Руководствоваться только собственным мышлением и ограничивать себя только экспериментально полученной информацией, чтобы выразить свою собственную мечту, вместо того чтобы пытаться соответствовать мнениям всех остальных.
Действовать, основываясь в первую очередь на своей интуиции.
Извлекать максимум из своих ошибок.
Активно заниматься самообразованием.
Никогда не заниматься саморекламой и никому не платить за рекламу.
Решать проблемы посредством технологий - это эффективнее, чем социальные реформы.
Стремиться понять принципы, действующие во вселенной, и роль человека в ней.

Несколько комментариев.

№ 1-2. Поле возможностей «одиночки» открывается там, где кончаются возможности структур власти - государств и компаний - которые по определению не заинтересованы в действиях, направленных на благо всего человечества, так как тем самым они будут работать на своих врагов и конкурентов.

№ 3-4. Поскольку социальные структуры, как силовые поля, искажают проходящую через них информацию, только собственное мышление может помочь действовать самостоятельно. При этом мечта, или, как выражается Фуллер, мотивационная целостность человека, дает энергию, в то время как попытки соответствовать внешним моделям ее отнимают.

№ 5-7. Интуиция - это чувство собственного пути. Ошибки - тоже часть этого пути. Самообразование, поскольку всего охватить невозможно, тоже основывается на искусстве различения собственного пути.

№ 8. Люди совершают большую ошибку, пытаясь вкладывать дополнительные усилия в продвижение себя и своих продуктов, в то время как сами эти продукты страдают от недостатка качества и соответственно внимания.

№ 9. Технологии не нейтральны. Они неизбежно вызывают социальные изменения, иногда намного более серьезные, чем результаты реформ «сверху».

Комментировать (уже 7)

[…] В 1927 году в возрасте 32 лет, потерпев полный крах в бизнесе, он предпринял то, что сам назвал пожизненным экспериментом на себе самом, задавшись целью узнать, может ли один человек сделать для блага всего человечества нечто такое, чего не в состоянии сделать великие нации и огромные компании. Надо заметить, что у этого человека не было денег и диплома о высшем образовании (Фуллера дважды выгоняли из Гарварда - второй раз за «безответственность и отсутствие интереса»), зато была неработающая жена и новорожденный ребенок. Что еще было у Фуллера, так это определенные принципы, которые, надо полагать, и повлияли на результат. […]

Алексей, спасибо, да, п. 8 интересен) у него на самом деле еще жестче написано:

I sought never to promote or sell my ideas or artifacts or to pay others to do so.

я сильно сомневаюсь, что Фуллера когда-нибудь переведут. Слишком экзотичен. Я покупал в Амазоне ().

Фуллер Джон Фредерик Чарлз

Операции механизированных сил

Фуллер Джон Фредерик Чарлз

Операции механизированных сил

Перевод с английского с примечаниями: Герман И.Г.

Предисловие: Фавицкий В.В.

Аннотация издательства: Настоящий труд Фуллера является развитием его идей, изложенных в других его трудах и в частности в его книге "Реформация войны", перевод которой выпущен Военгизом в 1931 г. В данном труде Фуллер подробно исследует формы будущей "механизированной войны", излагая свои соображения и предложения в форме лекций по 3-й части Полевого устава, фактически не существующей и нигде ещё не написанной, но которая, по мнению Фуллера, непременно должна быть создана и должна содержать все необходимые указания по применению в будущих боевых столкновениях новейших технических средств и достижений. Труд Фуллера представляет интерес не только для всего начсостава РККА, но и для широких кругов гражданских читателей, интересующихся развитием современного военного дела.

Предисловие

Введение

ЛЕКЦИЯ 1-я. Глава I. Вооруженные силы, командование ими и принципы войны

ЛЕКЦИЯ 2-я. Глава II. Боевые войска, их характеристика и вооружение

ЛЕКЦИЯ 4-я. Глава IV. Бой

ЛЕКЦИЯ 5-я. Глава V. Разведка

ЛЕКЦИЯ 6-я. Глава VI. Охранение

ЛЕКЦИЯ 7-я. Глава VI Охранение (продолжение).

ЛЕКЦИЯ 8-я. Глава VII. Наступление

ЛЕКЦИЯ 9-я. Глава VII Наступление (продолжение).

ЛЕКЦИЯ 10-я. Глава VII Наступление (продолжение).

ЛЕКЦИЯ 11-я. Глава VIII.Оборона

ЛЕКЦИЯ 12-я. Глава VIII Оборона (продолжение).

ЛЕКЦИЯ 13-я. Глава IX. Ночные действия

ЛЕКЦИЯ 14-я. Глава Х. Операции в малоразвитых и полукультурных странах

ЛЕКЦИЯ 15-я. Главы XI, ХII и ХIII

Примечания

"нападение на СССР не может кончиться для них

так же просто, как это было в первый раз.

Пусть они вовремя подумают о своей судьбе..."

В. Молотов.

Предисловие

I. Фуллер - военный теоретик империалистической буржуазии

Каждое литературное выступление Фуллера заслуженно вызывает у советского военного читателя живой интерес. В противоположность подавляющей массе военных писателей буржуазного Запада он не замыкается в рамки опыта минувших войн. Его мысль непрерывно пытается преодолеть границы устоявшихся понятий, вековых традиций и общепринятых военных доктрин.

Фуллер, Лидель-Гарт, Дуэ, Зольдан, Гельдерс составляют целую плеяду трубадуров новой военной техники, певцов "войны будущего".

Нашему читателю нетрудно определить причины появления на свет экстремистских идей, проповедуемых основоположниками "гаражной и ангарной школы мыслей".

Они хотят войны и боятся ее.

Хотят, потому что они являются представителями своего класса, класса, пытающегося в новом туре империалистических войн и в первую очередь против СССР найти выход из общего кризиса капитализма.

Боятся, потому что свежи еще воспоминания о войне 1914-1918 гг., о грозных социальных бурях, ею вызванных. Боятся, потому что видят с каждым днем возрастающее обострение классовых противоречий, нарастание революционного подъема и братской солидарности трудящихся масс всего мира.

Лихорадочно готовясь к войне, империалисты хотят застраховать себя от надвигающегося грозного призрака революции. Историческая неизбежность превращения империалистической войны в войну гражданскую становится все очевиднее, и вполне понятен поэтому "их социальный заказ" военным теоретикам и практикам: сделать войну безопасной для капиталистического строя, сделать ее быстротечной и по возможности не требующей мобилизации массовых армий... \IV\

И Фуллер - признанный глава "гаражной школы мыслей"{1}, и Дуэ - бывший выразителем "ангарной школы мыслей" и все близкие им военные писатели пытаются создать новую "теорию войны будущего".

Они хотят решить войну единым стратегическим взмахом. В 36 часов их малочисленные армии поражают - с земли или с воздуха - политический центр, мозг, столицу противника и вынуждают его подписать мир. Через 36 часов после начала войны она уже закончена. Цели, поставленные войне, - достигнуты. Все решено раньше, чем мобилизационные потрясения, охватывая воюющие страны, начнут грозить опасными социальными сдвигами. Таков идеал войны. Такую войну, войну без массовых миллионных армий, без экономических катастроф и политических напряжений хотела бы вести буржуазия.

И "школы" и "школки" стараются угодить своим хозяевам. Возникающие "теории войны будущего" привлекают к решению поставленных задач все достижения современной науки и техники. Все быстродействующие средства - быстроходные танки, самолеты, электричество, химия - все мобилизуется и включается в систему вооруженных сил, призванную заменить медлительную и чреватую угрозой революции массовую армию.

Фуллеровская "массобоязнь", стремление заменить людские массы машиной вызывает оппозицию "старой школы". Ее представители начинают серьезно опасаться, что фуллеризм "демобилизует" массы. Не веря в возможность решения войны силами малой механизированной армии, они считают, что "гаражная школа мыслей" создает у массы населения искаженные представления о войне, как об уделе только профессионалов-военных. Они знают, что ближайшая война потребует мобилизации миллионов, и боятся, что фуллеровские идеи сделают эту мобилизацию непопулярной. Один анонимный автор в январском номере журнала "The Army Quarterly" за 1931 г., возражая теоретикам "гаражной школы мыслей", с нескрываемой тревогой пишет: "Подобные идеи через несколько лет могут сделать людей менее расположенными идти на войну, чем это есть в настоящее время..

"Инвертордонский инцидент" в сентябре 1931 г., когда 16000 восставших матросов являлись фактическими хозяевами 40 кораблей, большей части британского атлантического флота, - показательный симптом. Мобилизованные массы могут оказаться еще менее "устойчивыми", чем отборные добровольцы-матросы. Они могут выйти из повиновения и обратить оружие против своих угнетателей очень быстро вслед за тем, как их принудят принять активное участие в новой кровопролитной войне. Это отлично понимают уже многие. \V\

Но совсем отказаться от мысли о возможности поднять на войну массовую армию, окончательно сделать ставку только на механизированную армию профессионалов-военных - буржуазия конечно еще не решается. "Буржуазия пытается всеми средствами создать надежную армию - путем муштровки, жестокой дисциплины, изолирования солдат от населения и запрещения им заниматься политикой, а в некоторых случаях даже путем обеспечения им привилегированного социального положения.

Но она не может избежать необходимости военизировать массы, ей удается лишь комбинировать наемные войска с "народными армиями" или же с военными организациями типа милиции.

Остановить процесс разрушения буржуазных армий она не может, она может лишь задержать его" (VI конгресс Коминтерна, тезисы).

Буржуазия не в состоянии помножить усовершенствованную военную технику на массу, цементировать эту массу современным вооружением так, как это делаем мы, так, как это может позволить себе только одна власть в мире - диктатура пролетариата.

Буржуазия ищет путей, позволяющих ей не подвергать себя риску быть сброшенной с трона собственной армией, трудящимися, вооруженными для войны.

Буржуазная литература последнего времени, и при том отнюдь не только военная, содержит очень много подтверждений сказанного выше.

Один из виднейших апостолов буржуазии и организаторов войны 1914-1918 гг. - Ллойд-Джордж - приступил к опубликованию своих воспоминаний об этой войне. "Знали ли мы, - пишет он, - что только одна империя выдержит и что другие самые блестящие империи мира разлетятся играх? Знали ли мы, что революция, голод и анархия пронесутся над половиной Европы и что угроза эта опалит остальную половину беспомощного континента? И разве уже все сказано в этом смысле? Кто может сказать?" Страх перед надвигающейся революцией, мрачное предвидение близкого конца сквозят в каждой строчке мемуаров бывшего английского премьера.

Буржуазии есть о чем подумать.

Сам Фуллер, работая над секретом победы в будущей войне, воспитывая у "молодых военных" веру в новое оружие, впадает иногда в уныние.

"I cannot understand anyone wishing to repeat the last war"{2} меланхолически замечает он.

Приходится сожалеть, что мы сравнительно мало знаем о том, какие отзвуки русская революция получила в армии Антанты. Ведь именно события последних полутора лет войны, т. е. периода, непосредственно следовавшего за Февральской революцией в России, и создали стойкий испуг перед массовой армией, до cих пор владеющий буржуазией и вряд ли могущий быть завуалированным бойкой проповедью ген. Фуллера. \VI\

Поль Аллар, военный цензор в период 1916-1917 гг. выпустил недавно в Париже книгу: "Подоплека войны в освещении секретных комитетов"{3}. Книга Аллара содержит чрезвычайно интересные сведения о революционном движении во французской армии в период с апреля до июня 1917 г., граничившем с всеобщим восстанием в основном ядре французских вооруженных сил. За этот период восстанием было охвачено 115 армейских единиц, в том числе 75 полков пехоты, 23 батальона военно-инженерных войск, 12 полков артиллерии и т. д. Главнокомандующий Петен подробно докладывал о событиях в армии и перечислял части, выбросившие лозунги: "Долой войну!", "Смерть ее зачинщикам!", и отказавшиеся идти в наступление. На одном из заседаний секретного комитета военный министр Пенлеве сказал: "Мы считали - и с каким беспокойством! - число свежих дивизий между Суассоном и Парижем, на которые можно было бы положиться. В течение нескольких дней, - прошу молчать об этом, - момент, когда можно было опасаться германской атаки, между Суассоном и Парижем находилась всего одна надежная дивизия!" Шестнадцать лет, отделяющие нас от 1917 г, принесли новые значительные изменения Целый ряд революций и восстаний, школа напряженной классовой борьбы и пример победоносного пролетариата СССР - неизмеримо усилили позиции единого фронта трудящихся в грядущей решающей схватке.

Имя английского военного Дж. Ф. С. Фуллера пользуется довольно широкой известностью. Автор многих работ по военным вопросам, Фуллер является видным буржуазным военным теоретиком. Издательство иностранной литературы недавно выпустило в русском переводе книгу Фуллера «Вторая мировая война 1939–1945 гг. Стратегический и тактический обзор». Это объемистый труд, имеющий целью рассмотреть события минувшей войны под углом зрения борьбы за захват и удержание стратегической инициативы. Такая постановка вопроса уже сама ко себе представляет интерес для советского военного читателя. Кроме того. книга Фуллера насыщена большим фактическим материалом о боевых действиях армий капиталистических государств на фронтах второй мировой войны. Все это, естественно, не может не привлечь к ней внимания. Следует, однако, иметь в виду реакционные взгляды автора, его тенденциозный подход к оценке фактов и событий войны, особенно когда дело касается Советского Союза. Вот почему ко многим положениям книги необходимо относиться весьма критически.

В главе «Предвоенная обстановка». которой открывается книга. Фуллер пытается показать непосредственные причины войны, цели воюющих государств. Причем делает он его с присущей тенденциозностью, без учета конкретных политических и экономических условий, способствовавших развязыванию войны. В этой же главе автор останавливается на стратегических соображениях и «тактических теориях» различных государств. Ссылаясь на примеры из военной истории, Фуллер доказывает неизменность тактических приемов вооруженной борьбы. Он даже применяет к анализу современных боевых действий термины, заимствованные им из войн прошлых веков. Таковы, например, «стратегия сокрушения», «стратегия истощения», «генеральное сражение».

События первого периода войны освещаются в книге в общем объективно, хотя автор явно преувеличивает роль Англии. Он пытается уверить читателя в серьезности намерения Гитлера высадить войска на Британские острова и захватить их. На самом деле угрозой вторжения Германия стремилась заставить Англию отказаться от войны я выступить совместно против Советской России.

Последующие боевые действия, например в Африке и на Балканах, рассматриваются автором без какой либо связи с «вторжением в Россию», хотя Фуллер не может не знать, что еще до 22 июня 1941 года Германия стремилась к созданию определенных стратегических плацдармов вокруг СССР путем завоевания или вовлечения в гитлеровский блок европейских и азиатских стран. Характерно, что описанию такого крупнейшего в истории второй мировой войны события, как нападение фашистской Германии на Советский Союз автор отводит меньше места, чем показу «первой ливийской кампании». Между тем, вся эта «кампания» состояла из небольших стычек разведывательного характера.

Излагая военные действия на советско-германском фронте, автор показывает их в извращенном свете. Так, сопротивление Советской Армии наступающим фашистским войскам, напряженную работу советского тыла, действия партизан автор рассматривает как явления второстепенного характера или же не упоминает о них вовсе. Зато действительно второстепенные факторы он пытается выдать за главные. Касаясь, например, наступления гитлеровцев на Москву в ноябре 1941 года, Фуллер указывает, что «не сопротивление русских, как бы велико оно ни было, и не влияние погоды на действия германской авиации, а грязь, в которой застрял германский транспорт за линией фронта, спасла Москву». Но чем же тогда объяснить, что после разгрома немецко-фашистских войск под Москвой 19 декабря 1941 года Гитлер сместил главнокомандующего фельдмаршала фон Браухича, начальника генерального штаба генерала Гальдера, а затем временно отстранил от командования и фельдмаршалов фон Рундштедта, Риттер фон Лееба, фон Бока и Листа и генералов Гудериана в фон Клейста? «Такого разгрома генералов. - пишет сам Фуллер, - не видывали со времен битвы на Марне». Ясно, что Гитлер учинил «разгром» своих генералов за поражение немецко-фашистских войск под Москвой, а это поражение явилось результатом могущества Советского государства и его армии и высокого искусства ее полководцев.

В пятой главе «Германия теряет инициативу» Фуллер вновь основное внимание сосредоточивает на военных действиях в Африке и лишь в заключение останавливается на битве под Москвой и летней кампании 1942 года в России. Как пишет Фуллер. план Гитлера на 1942 год заключался в том. чтобы «отрезать и занять четырехугольник Воронеж, Саратов, Сталинград, Ростов» и «под прикрытием этой блокады пройти через Кавказ на Баку», чтобы «подорвать экономическую мощь России… лишить Россию донецкого промышленного района, кубинской житницы и кавказской нефти», при этом особое значение придавалось захвату Кавказа. Фуллер приводит слова Риббентропа, который заявил Чиано, что «когда русские запасы нефти истощатся, Россия будет поставлена на колени». Занятие Кавказа, пишет Фуллер, «являлось главной целью немецкого плана».

Остальные главы книги посвящены разбору причин потери Японией инициативы на Тихом океане и в Бирме, боевым действиям под Эль-Аламейном, поражению гитлеровской армии по Сталинградом, в бассейне Средиземного моря, а также завершающим операциям в Европе и на Тихом океане, приведшим к разгрому гитлеровской коалиции на всех фронтах.

Говоря о Сталинградской наступательной операции, автор указывает, что стратегическая инициатива была захвачена здесь советскими войсками «внезапно». Это утверждение неправильно. Борьба за захват стратегической инициативы велась советскими войсками с самого начала войны, а не была однократным действием, внезапно возникшим. Неверно излагает Фуллер и замысел Сталинградской операции. Он состоял не в том, что бы, как указывается в книге, заставить Паулюса отступить. Замысел советской командования преследовал более решительные цели: окружение и уничтожение сталинградской группировки врага ударами по сходящимся направлениям.

Во многих случаях, пытаясь осветит некоторые вопросы советского военного искусства, Фуллер дает им неправильное толкование. Так, например, в главе восьмой он пишет: «Теория русских со стояла в том, чтобы наносить удары до тех пор, пока не иссякнет собственный наступательный порыв или же сопротивление противника не окрепнет настоль ко, что сделает продолжение наступления невыгодным». Здесь Фуллер приписывает советским войскам теорию так называемого «затухания операций» имевшую хождение у буржуазных военных теоретиков.

Описанию Берлинской операции советских войск Фуллер также отводит очень мало места, снижая, таким образом, решающую роль в окончательном разгроме врага. Капитуляция гарнизона Берлина автором связывается не с сокрушительными ударами советских войск, штурмовавших Берлин, а с тем что «30 апреля Гитлер застрелился».

В заключительной главе своего труда Фуллер с идеалистических позиций рассматривает такие вопросы, как взаимосвязь политики и войны, морали и войны науки и войны. В этой главе особенно проявляется антисоветская направленность автора книги.

Фуллер остается, таким образом, преданным слугой своих буржуазных хозяев. Объективные исторические уроки им явно игнорируются, а заслуги СССР в разгроме гитлеризма преуменьшаются

Источник: Электронный каталог отраслевого отдела по направлению «Юриспруденция»
(библиотеки юридического факультета) Научной библиотеки им. М. Горького СПбГУ

Козлихин, И. Ю.
Процессуальная концепция права Лона Фуллера /
И. Ю. Козлихин.
//Правоведение. -1993. - № 2. - С. 53 - 58

Статья находится в издании «Известия высших учебных заведений: »

Материал(ы):

Процессуальная концепция права Лона Фуллера [Журнал "Правоведение"/1993/№ 2]
Козлихин И.Ю.
Творчество американского юриста Лона Фуллера (1902-1978) мало известно в нашей стране. Вместе с тем он на протяжении многих лет являлся одним из наиболее последовательных и влиятельных критиков позитивизма в англоязычном правоведении. Хотя его нередко называют ведущим представителем естественно-правовой школы в XX в., предложенная им концепция права достаточно оригинальна и существенно отличается от классических вариантов теорий естественного права.

Право может и должно быть понято из самого себя, полагает Фуллер. Позитивизм взялся за решение этой проблемы, но результаты оказались, по его мнению, неудовлетворительными. Он предлагает принципиально иной взгляд на право. Прежде всего исходным элементом и главным объектом исследования является не норма права, не правовая система, а правовое отношение или, следуя терминологии самого Фуллера, различные формы юридических процессов и процедур. Сюда включаются отношения, возникающие на основе обычая, договоров, судебных, посреднических и управленческих решений, статутного права (законов). Юридическая сила правовых норм и, соответственно, отношений, возникающих на их основе, зависит не столько от легитимности «создателя» нормы, сколько от ее содержания.

Право, согласно Фуллеру, и в целом, как социальное явление, и в различных Формах его выражения, и в каждой конкретной норме сущностно целеположено. Здесь он в определенной степени продолжает телеологическую традицию Аристотеля и Аквината, но в то же время близок к инструментализму в изложении О. Холмса, Р. Паунда. Правовая норма должна содержать в себе интеллигибельную цель (или отражать ее) и указывать на средства ее достижения. Норма права субстанциональна поскольку, поскольку несет в себе значение должного, в этом смысле она ценностно наполнена и инструментальна, ибо определяет средства достижения цели. 1 Идею о ценностной нагруженности права он распространяет на всю правовую систему. Ценностно нагружена и каждая правовая норма, :и вся правовая система, понимаемая как единство правотворческого и правоприменительного процессов. Целеположенность и ценностная нагруженность права связывается Фуллером с проблемой соотношения права и морали.

Фуллер различает подразумеваемое, имплицитное право (implicit law) и созданное право (made law). 2 Имплицитное право включает обычаи и другие способы нормативной регуляции человеческих отношений, часто не имеющие вербального выражения. Созданное право состоит из внешне выраженных точных правил. Оно содержит статуты, нормы контрактов и т. д. Статуты создаются исключительно государственными органами, а нормы контрактов могут создаваться и государственными и негосударственными органами, а также частными лицами. И имплицитное и эксплицитное право целеположено, ибо сущностное значение правовой нормы лежит в цели или в совокупности целей. 3 При толковании и последующем применении нормы права следует учитывать ту цель, которая сущностна для нее. Поэтому право как сущее неотделимо от права как должного. Здесь, пожалуй, лежит линия, отделяющая Фуллера от позитивизма, объявляющего правом все нормы, исходящие от государства, и от нормативизма, предлагающего некую основную норму в качестве критерия права, и от социологии права, понимающей правовую норму как предсказание об использовании государственного принуждения. По мнению Фуллера, все эти подходы игнорируют цель в праве.

Не только отдельные нормы права, но и целые отрасли имеют определенные цели. Так, цель конституционного права заключается в воплощении и применении основных организационных принципов государства. Это общедемократические принципы, способы против злоупотребления властью, принципы правления права, требования должной процедуры и т. д. Конституционное право создает общие возможности для нормального функционирования всех остальных отраслей правя. Кроме того, оно определяет цели, которые могут достигаться посредством права. Поэтому конституционное право рассматривается им как базисная отрасль, без осознания принципов которой вообще невозможно понимание сути права. В конституционном праве задаются глобальные цели всей правовой системы. 4 Но вместе с тем не любая норма, в том числе и конституционного права, может быть отнесена собственно к правовой.

Фуллер различает факты и артефакты. Факты существуют независимо от желания человека видеть их такими или другими, например, камни в реке. Артефакты же создаются человеком с вполне определенной целью, поэтому в артефактах сущее и должное сливаются как элементы одной «интегральной реальности». Правовая норма, естественно, является артефактом. Поэтому, чтобы ответить на вопрос, является ли данная норма правовой, надо знать, какой она должна быть. Далеко не все, что исходит от законодателей, может считаться правом. Чтобы определить, является ли норма, созданная законодателем, правовой, следует определить, во-первых, содержит ли данная норма субстанционную цель, и, во-вторых, предлагает ли она соответствующие средства. В случае отрицательного ответа норма права определяется как мнимая. Наличие цели придает ценность и всей правовой системе, которая определяется Фуллером как целеположенная человеческая деятельность, направляемая и контролируемая общими правилами. 5 Итак, направлять и контролировать человеческую деятельность - это генеральная цель правовой системы. Влияние инструментализма здесь несомненно. Но при этом Фуллер формулирует и другие, более конкретные; частные, цели. Он называет их процедурными или процессуальными и полагает, что без их реализации правовая система не может существовать и достигать своей генеральной цели. Все разновидности статутного права должим отвечать следующим требованиям: они должны носить общий характер; быть обнародованными: не иметь обратной силы; быть ясными, свободными от противоречий, достаточно стабильными; не требовать невозможного, а реализация их должна соответствовать содержанию, т. е. целям и средствам, заложенным в данной норме.

По сути дела все это требования инструментальной концепции права. Однако в отличие от многих инструменталистов, Фуллер полагает, что эти процедурные цели-принципы выполняют роль ограничителя по отношению к социальным политическим целям, которые государство может достигать с помощью закона. Например, опубликование закона заставляет государство само следовать ему; таким образом закон становится обязательным и по отношению к государственным органам. Процедурные принципы имеют отношение ко всей правовой системе, их реализация достигается в деятельности законодателей, судей, административных и управленческих органов. Однако они не в полной мере затрагивают такие формы права, как обычай, административный акт, нормы контрактного права. Но в целом правовая система должна соответствовать этим принципам, тогда создается режим «процедурной законности». Если система не отвечает этим требованиям, то можно утверждать, что общество имеет какую-то иную систему государства, но она не будет основана на правеи функционировать в соответствии с правом. 6 Норма права, прежде всего статутного, согласно Фуллеру, не может являться способом осуществления политической власти. Правовая норма как сочетание должной цели и должных средств представляет собой моральную ценность. Однако у Фуллера мораль приобретает специфически юридический характер. Он не считает, что «моральная норма» права в любом случае будет служить благим целям. Но нельзя с ним не согласиться в том, что если мы что-либо будем делать правильным способом, то вероятнее всего получим и правильный результат. Например, чтобы быть эффективным, закон должен быть ясно изложен и промульгирован. Это требования инструментальной эффективности, но следование им с наибольшей вероятностью будет порождать хорошее статутное право, потому что законодатель не будет склонен излагать порочное право в ясных терминах и промульгировать его. 7 Кроме того, каждая форма права имеет свои дополнительные критерии. Например, норма контрактного права должна тестироваться на «добросовестность» сторон, обычай - на разумность, статут - на субстанциональную справедливость. Эти критерии также моральны, поскольку определяют то, что должно быть, ибо моральное-это и есть должное. Тот факт, что норма заключает в себе интеллигибельную цель и является инструментальной, еще не означает, что она пройдет дальнейшее тестирование. Короче говоря, право и мораль неразделимы, как неразделимо сущее и должное. Поэтому Фуллер не согласен со своим главным оппонентом Л. А. Хартом, утверждавшим, что «нет необходимой связи между правом, как оно есть, и правом, каким оно должно быть». 8

На протяжении всей своей жизни Фуллер упорно отстаивал идею, состоящую в том, что принципы законности, взятые в совокупности, представляют из себя моральную ценность. Однако его позиция не была все же абсолютно безупречной. Многие его противники утверждали и утверждают, что как ни называй предложенные им принципы, они имеют отношение к эффективности закона и никакого отношения - к морали. Фуллер ответил своим критикам во втором издании «Моральности права». Они ошибаются, утверждал он, рассматривая «принципы законности» лишь как условие эффективности. Ведь режим (государство) может эффективно добиваться поставленных целей и нарушая эти принципы. В качестве примеров Фуллер приводит нацистскую Германию и Советский Союз. 9 На наш взгляд, Фуллер путает здесь политическую эффективность, которая действительно может поддерживаться с помощью террористических неправовых средств, и эффективность права как регулятора социальных отношений. Сам же Фуллер все же убежден в том, что эти принципы конституируют моральность, 10 т. е. с необходимостью переводятся в моральные ценности. Даже в случае, если содержание нормы (цель, заложенная в законе) в чем-то порочно, его соответствие принципам законности гарантирует в той или иной мере реализацию моральных ценностей как таковых. Гражданин, по крайней мере, имеет возможность знать и понимать закон и подчиняться закону, а не индивидуальному произволу чиновника. То есть речь идет о «процедурной моральности», которая не обязательно предполагает хорошее право в социально-политическом смысле. Однако соблюдение «процедурной моральности» придает легитимность статутному праву, а таким образом и государству как его создателю. Государство, пишет Фуллер, принимая закон, как бы говорит гражданам: «Вот правила, которым мы просим вас следовать; если вы будете им подчиняться, то и мы обещаем вам применять эти правила по отношению к вам». Если же законодатель нарушает этот молчаливый договор, то он неизбежно утрачивает легитимность. А она, согласно Фуллеру, также представляет из себя моральную ценность. Действительно, легитимность можно рассматривать как моральное право на власть.

Принципы законности Фуллер часто называет принципами правления права, которые определяют способы создания и реализации норм права, прежде всего статутного. Для Фуллера это идентичные понятия. Поэтому его концепцию правления права вполне можно назвать процедурной. Она во многом является реакцией на приземленность позитивизма и социологизма в праве, но вместе с тем существенно отличается и от естественно-правовой традиции. «Естественность» права он ищет не вне его, а в самом праве. Моральность права не выступает в качестве мегаюридического критерия позитивного права. Фуллер вообще не противопоставляет позитивное и естественное право, он противопоставляет право и неправо. Естественно-правовая традиция v него проявляется в подчеркивании роли разума в праве, в правовом порядке. Право - что разумность, проявляющаяся в человеческих отношениях. 11 В разуме выражаются наиболее фундаментальные естественные законы, обеспечивающие процесс формирования целей и функционирование каналов коммуникаций между людьми. Эти естественные законы связаны с природой человека как существа, стремящегося к общению. Поэтому существуют естественные принципы общения, определяющие групповую жизнь в каждой конкретной ситуации и познаваемые посредством разума. 12 Фуллер склонен рассматривать право как процесс правообразования и правореализации. Его интересуют различные типы правовых отношений (правового процесса), источник их легитимности и внутренняя моральность. Он подчеркивает, что конечные цели права: свобода, безопасность, справедливость, равенство, могут быть достигнуты с помощью определенных средств и, в той или иной форме, правоотношений. Каждой разновидности отношений свойствен свой специфический способ регулирования.

Первая разновидность отношений-это взаимодействие на основе обычая (costomary interaction). Здесь Фуллер близок к социологической школе права, прежде всего к Эрлиху. Нормы обычного права произрастают из специфики отношений, которые они регулируют. Они содержат обязательства сторон, определяемые взаимными ожиданиями. 13 В этих отношениях проявляется глубинная связь между общесоциальным и правовым. Нормы обычного права не утверждаются каким-либо официальным способом: они порождаются в процессе взаимодействия людей. Их легитимность обусловлена, с одной стороны, тем, что они служат достижению определенных целей, которые преследуют стороны данного отношения (инструментальный аспект), с другой - принципом консенсуальной взаимности ожиданий, их относительной долговременности, тем, что никто не несет несправедливого (неравного) бремени и получает ожидаемую выгоду (субстанциональный аспект). В единстве субстанционального и инструментального аспектов заключается внутренняя моральность обычного права.

Вторая разновидность правоотношений - отношения, возникающие на основе договора, или, точнее, контрактные правоотношения. В чем-то они сходны с нормами обычного права, которые Фуллер называет «неартикулированным старшим братом контракта». 14 Но контрактные нормы создаются в более или менее артикулированной, внешне выраженной форме. Нормы контрактного права также должны обладать внутренней моральностью. Ее условия следующие: обе стороны обладают возможностью выбора и свободны от любых форм принуждения; стороны равны и хорошо информированы; честны по отношению друг к другу; контракт заключается на основе взаимного согласия; предмет договора беспорочен. Контрактное право тесно связано с законодательством и судебными решениями, ибо они могут как благоприятствовать, так и препятствовать реализации контрактных правоотношений. 15

Особое место у Фуллера занимает процесс законотворчества. Право, созданное легислатурой, он называет предписывающим. Предписывающее право облегчает, направляет или запрещает те или иные способы поведения. К процессу правотворчества в демократической системе предъявляются следующие требования: законодатели избираются должным образом, решение принимается большинством голосов и после предварительного обсуждения законопроекта. Специфика закона заключается в том, что в отличие от норм обычного и контрактного права оно создается не при участии заинтересованных сторон, а третьей стороной, возлагающей обязательства на субъектов права. Но все же отношения, возникающие на основе статутного права, не являются односторонними. Если законодатели следуют принципам законности, т. е. издают ясные, промульгированные и т. д. законы, они сами накладывают на себя определенные ограничения, и поэтому отношения, возникающие на основе законов, также носят в определенной степени двусторонний характер, связывая и государство и граждан, точно определяя права и обязанности.

Несмотря на то, что за статутным правом стоит сила государства, сфера его влияния ограничена. Многие отношения, считает Фуллер, вообще не могут им регулироваться. Например, семейные отношения, деятельность частных корпораций и т. п. Дело в том, что предписывающее право - слишком грубый инструмент регулирования человеческих отношений, так как оно является внешним по отношению к их участникам. Его главные цели - способствовать обычным, контрактным и другим формам взаимодействия людей, а также обеспечивать социальный контроль через уголовно-правовые нормы. 16

Обычное, контрактное и предписывающее (статутное) право дополняют друг друга. Они имеют хотя и совпадающие, но различные сферы регулирования. при этом Фуллер, следуя англо-американской либеральной традиции, стремится минимизировать cферy действия законодательства. Контрактное право, считает он, наиболее эффективный, целесообразный и справедливый регулятор отношений в условиях смешанной экономики.

Весьма специфичны управленческие правоотношения. суть управленческого процесса состоит в отдаче властного приказа управляющего подчиненному. Посколькууправляющий, так же как и законодатель, выражает в приказе свою волю, управленческие решения, имеющие нормативный характер, должны отвечать многим требованиям законности: быть ясными, свободными от противоречий, исполнимыми. Однако такие требования, как всеобщность, отсутствие обратной силы неприменимы к управленческим нормативным решениям. Что же касается легитимности норм управленческого процесса, то они затрагивают две группы людей: государственных служащих и граждан. В первом случае легитимность основывается на консенсуальной основе служебных отношений (по существу Фуллер следует здесь М. Веберу). Во втором случае легитимность решения производна от легитимности закона, на основании которого оно принято. При этом управленческое решение не может иметь места там, где стоит задача оформления долговременных правоотношений.

Управленческое нормотворчество тесно связано с другими формами права: предписывающим, контрактным и обычным. Предписывающее право определяет компетенцию должностных лиц по принятию решений; контрактное право, например, в сфере трудовых отношений может определять характер взаимоотношений между управляющими и управляемыми; кроме того, многие отношения в системе «начальник - подчиненные» регулируются нормами обычного права. При этом надо отметить, что Фуллер далеко не всегда относит управленческие решения к разновидности правовых, поскольку многие из них имеют односторонний характер. 17

Особое внимание Фуллер уделяет гражданскому судопроизводству, что связано с тем местом, которое занимает суд в системе англо-американского права. Судопроизводство Фуллер определяет как процесс, в рамках которого конфликтующие стороны представляют доказательства своего права третьей беспристрастной стороне, выносящей на основе анализа этих доказательств решение в пользу одной из сторон. В самом широком виде перед судом стоят две задачи: разрешение конкретного спора, возникшего в прошлом, и создание нормы права. Иными словами, решение суда имеет как ретроспективный, так и перспективный характер. Суд создает судейское право, но чтобы создаваемые им нормы были легитимны и моральны, суд обязан строго придерживаться определенных правил. 1. Сторонам должны быть обеспечены равные возможности по предоставлению доказательств и аргументов. 2. В основу решения могут быть положены только те аргументы и доказательства, которые использовались сторонами. 3. Анализируя доказательства и вынося решения, судья должен руководствоваться уже известными сторонам принципами и нормами. В противном случае стороны лишаются возможности предвидеть реакцию судьи на используемые ими доказательства своей правоты. 4. Судья сам не может инициировать судебный процесс. 5. Судья должен быть беспристрастным при рассмотрении спора. 6. Как уже указывалось, решение судьи является ретроспективным, поскольку относится к спору, возникшему в прошлом, и перспективным, поскольку создает норму на будущее. Но - и это очень важно - суд не является законодателем, и сформулированная им норма относится только к сторонам, участвовавшим в процессе.

Фуллер стремится конкретизировать эти правила в смысле легитимности и моральности принимаемых решений. Надо отметить, что четкую границу между легитимностью и моральностью в его теории провести невозможно. Легитимное решение (норма) морально, а моральное легитимно. Легитимность судебного решения Фуллером выводится из принципа назначения судей демократически избранными должностными лицами или лицом, а также из социальной полезности судебного способа разрешения конфликтов. При таком понимании легитимность (моральность) относится к судопроизводству в целом. Что касается легитимности, а значит и моральности каждого конкретного судебного решения, то дело тут обстоит гораздо сложнее. Прежде всего судья может принимать к рассмотрению только те споры, разрешение которых находится в его компетенции и которые уже фактически возникли. Судья не может давать оценку тому спору или конфликту, который, по мнению сторон, может возникнуть в будущем, так как судебное решение должно иметь ретроспективный характер. Но даже в том случае, если конфликт уже возник и его разрешение формально входит в компетенцию суда, последний отнюдь не всегда должен браться за это. Авторитет суда может поддерживаться только тогда, когда принятые им решения реально исполнимы. В этом случае моральность совпадает с эффективностью. Эффективность же может быть обеспечена только тогда, когда стороны представляют свои собственные интересы и не претендуют на представление интересов общества в целом. Фуллер полагает -и этим он отличается от многих англо-американских юристов, - что судья не может действовать как «политический представитель» и обращаться к решению вопросов, по которым существует глубокое разделение в обществе: что дело не суда, а легислатуры как органа, принимающего политические решения. Поэтому эффективность судебных решений, считает Фуллер, резко падает в периоды быстрых социальных изменений. Иными словами, суд должен сторониться политики, и, кроме того, - избегать вмешательства в те споры. при разрешении которых сложно точно определить права и обязанности сторон: это, например, многие аспекты семейных отношений: совместной деятельности, когда стороны должны продолжать ее и после вынесения судебного решения в пользу одной из сторон; это так называемые «полицентрические» проблемы, решение которых вообще не может быть достигнуто правовым путем: определение избирательных округов, установление системы цен или определения места, которое занял спортсмен в соревновании, и т. п.

Итак, авторитет суда связывается прежде всего с эффективным исполнением его решений - и во всех тех случаях, когда суд не имеет абсолютной убежденности в исполнимости его решения, он не должен принимать дело к своему рассмотрению. Схема эта носит, конечно, несколько абстрактный характер; как отмечает и сам Фуллер, она никогда полностью не осуществлялась. 18

Подведем некоторые итоги. Ключевое понятие правовой теории Фуллера - правоотношение, или правовые процессы и процедуры: обычная практика, договорные отношения, законодательство (статутное право), судопроизводство, посреднический и управленческий процессы. В рамках этих процессов и процедур право создается, реализуется и изменяется. В широком социальном смысле они выступают как пути и средства достижения тех или иных целей, а в строго юридическом - как комплекс целей и средств, внутренне присущих праву.

Для того чтобы норма могла называться правовой, согласно Фуллеру, недостаточно ее эффективности в смысле достижения внешних социальных целей: уменьшения преступности, укрепления семьи и т. п. Должны обеспечиваться внутренние цели права, присущие праву как таковому и отличающие его от прочих социальных норм. Например, внутренняя цель судопроизводства - обеспечение справедливого и равного участия сторон, интересы которых задеты. Все процедурные правила судопроизводства оправдываются только тогда, когда эта цель достигается. Внутренняя цель демократического законодательства - обеспечение самоуправления граждан через свободно избранных законодателей. Внутренняя цель договорного права или контрактных правоотношений - обеспечение свободы выбора и взаимности обязательств сторон. Все те правила, нормы и процедуры, которые обеспечивают достижение этих целей, также являются внутренними, сущностными характеристиками права; они, по сути, конституируют ту или иную форму правоотношений. Внутренние цели права одновременно являются и моральными целями. Судейская справедливость, демократическое самоуправление, контрактная свобода - все это моральные ценности-цели.

На этой основе Фуллер разрабатывает концепцию легитимности правового порядка. Наиболее распространенной точкой зрения является определение легитимности нормы через легитимность ее источника. По Фуллеру, и это кажется совершенно справедливым, подобный вывод имеет отношение только к статутному праву, легитимность которого в демократическом обществе определяется способом его принятия избранным законодательным органом. Однако закон - лишь одна из форм права и для Фуллера отнюдь не самая важная. Процесс законотворчества действительно требует оценки и получает легитимность из принципов политической демократии. Но иные формы права и правоотношений к демократии отношения не имеют и черпают свою легитимность из других источников. Контрактные отношения получают легитимность из их соответствия принципам свободы выбора и взаимности сторон, судопроизводство легитимируется принципом равного участия сторон и т. д.

Каждая разновидность правоотношений имеет свое собственное структурное единство, свой особый внутренний порядок. Судопроизводство предполагает трехсторонность, договор - обмен, демократический процесс законотворчества - голосование и систему подсчета голосов и т. д. Эти обязательные требования Фуллер называет «естественными законами», на основании которых упорядочиваются, организуются отношения между людьми. 19 Каждой разновидности отношений соответствуют те или иные «естественные законы», и их необходимо не изобретать, а открывать. Но все эти «естественные законы» имеют процедурный характер; по существу они идентичны «внутренней моральности права» и отнюдь не обеспечивают в любом случае «хорошего» в социальном смысле результата (нормы права или акта применения права).

Итак, у Фуллера вопрос о том, каким же должно быть «хорошее право» в смысле его социально-политического содержания, остается открытым, вернее, он просто выводится за рамки оассмотрения. Возможно, это и верно с точки зрения формального правоведения. Ведь даже развитая правовая система отнюдь не всегда гарантирует «правильность» политических, социально-экономических и прочих решений. Могут ли оценки такого рода входить в задачу правоведения? Утвердительный ответ на этот вопрос будет означать, что юристы берут на себя непосильную ношу, подменяя собой философов, экономистов, социологов, политологов и практикующих политиков. Все это так. Но поиск критерия «хорошего» права продолжается и, видимо, будет продолжаться всегда, до тех пор пока будут существовать право и правоведение.

* Кандидат юридических наук, доцент С.-Петербургского государственного университета.

1 Fuller L. The Law in Guest of Itself. Boston, 1966.

2 Fuller L. The Morality of Law. 2-d ed. New Haven, 1969. P. 106. 3 Fuller L. American Legal Philosophy//Journal of Legal Education. 1954. N 6. P. 470.

4 Ibid. P. 462-467.

5 Fuller L. The Morality of Law. 2-d ed. New Haven, 1969. P. 106.

6 Ibid. P. 122-193.

7 Ibid. P. 157-159.

8 Hart H. L. A. Positivism and the Separation of Law and Morals//Harvard Law Review. 196R. Vol. 71. N 3. P 607

9 Fuller L. The Morality of Law. P. 40-41.

10 Ibid. P. 200-224.

11 Fuller L. Anatomy of Law. P. 163.

12 Fuller L. Reason and Fiat in Case Law//Harvard Law Review. 1946. N 9 P. 378.

13 Fuller L. 1) Anatomy of Law. P. 64-75; 2) The Principles of Social Order. Durham 1961. P. 212-224.

14 Fuller L. Anatomy of Law. P. 108.

15 Fuller L. The Morality of Law. Ch. 5.

16 Fuller L.: 1) The Morality of Law. Ch. 5; 2) Anatomy of Law. P. 126-158.

17 Fuller L. The Principles of Social Order. P. 189-210.

18 Ibid. P. 86-124.

19 Fuller L. American Legal Philosophy. P. 476.

Информация обновлена :29.11.1999

Сопутствующие материалы:
| Персоны | Книги, статьи, документы

Просмотров