Категории населения лишенные избирательных прав. Лишенец

THE JOURHIL OF SOOAL

ИССЛЕДОВАНИЙ СОЦИАЛЬНОЙ

ПОЛИТИКИ

ЛИШЕНЦЫ 1920-Х ГОДОВ: СОВЕТСКОЕ СОСЛОВИЕ ОТВЕРЖЕННЫХ

Н.А. Фёдорова

В статье рассказывается об одном из аспектов социальной политики большевистского режима, направленной на повышение эффективности манипулирования обществом. Для защиты своей власти был введен принцип деления всех людей на «своих» и «чужих», юридически оформленный в избирательной системе. Начиная с первой советской Конституции 1918 года и вплоть до середины 30-х годов ХХ века в стране существовала категория «лишенцев», то есть лиц, лишенных избирательных прав. В статье на конкретно-историческом материале опубликованных и архивных источников рассматриваются социальные характеристики данной группы, нормативные акты, пересматривающие признаки, по которым человек попадал или выходил из этой категории, а также раскрываются социально-экономические последствия ограничения в правах.

Ключевые слова: «лишенцы», избирательная система, социальная политика, дисперсная маргинализация, управление обществом

Стратегии советской социальной политики в течение многих лет в значительной степени вытекали из задач формирования желательной классовой структуры. Этот процесс осуществлялся, с одной стороны, при помощи создания преимуществ для тех социальных групп, которые являлись «прогрессивными» с точки зрения доминирующей идеологии (индустриальных рабочих, в меньшей степени крестьянства), с другой стороны, ограничений, а подчас и физического уничтожения тех групп, которые воспринимались как «неблагонадежные» и отсталые (представители дворянства, купечества, духовенства, подозрительной интеллигенции, «неправильного» крестьянства). Эти преимущества и ограничения имели не только символический, политический и культурный

© Журнал исследований социальной политики, том 5, № 4

характер; существовали различия в доступе к материальным и социальным благам и ресурсам, а политические различия усиливались путем регулирования благополучия. Именно таким образом партия большевиков реализовывала свои принципы социальной справедливости - через возвышение одних и маргинализацию других. Важным элементом этой системы стало конструирование социальной категории «лишенцев», возникшей почти одновременно с созданием Советского государства.

В постсоветской исторической науке проблеме лишения определенных социальных групп избирательных прав уделялось внимание в основном в связи с изучением политических репрессий. В Екатеринбурге был опубликован сборник документов, специально посвященный «лишенцам» [Социальный... 1996. С. 3]. Можно сказать, что это издание, по сути, было первым по вопросу изучения законодательных норм советской социальной селекции. Проблема социального статуса «лишенцев» затрагивается в работах В.Н. Земскова, посвященных спецпоселенцам [Земсков, 2003]. В связи с проблемой массовых репрессий граждан в 1920-1940-х годах В.П. Попов обращает внимание на вопрос лишения определенной части общества избирательных прав в целях их отстранения от активного участия в политике [Попов, 1992]. Интересный подход к изучению советской маргинальности продемонстрирован в статье С.А. Красильникова [Красильников, 2003]. Автор предлагает классификацию маргинальности как социального явления и относит «лишенцев» к представителям повседневной маргинальности на том основании, что они не были физически изолированы от общества. Однако с этой точкой зрения вряд ли можно безоговорочно согласиться. Дело в том, что перечисленные в публикации группы экстремальных маргиналов, к которым С.А. Красильников относит спецпереселенцев, заключенных, ссыльных, тоже были «лишенцами» [Красильников, 2003. С. 6].

Что касается зарубежных исследователей, то можно констатировать большой интерес англо-американской историографии к феномену советского тоталитаризма и истории сталинизма. В частности, можно упомянуть работы специалиста по социальной истории Ш. Фицпатрик. Обращая свое внимание на историю повседневности, обыденной жизни людей в советской системе, она не обходит феномен социального неравенства ^^раМск, 1999]. Феномен «лишенцев», маргинализации отдельных социальных групп так или иначе затрагивается во многих работах, посвященных социальной структуре советского общества. Например, В. Бровкин рассматривает эту группу, исследуя результаты взаимодействия большевиков с обществом в условиях новой экономической политики. Автор затрагивает проблему приспособления населения к новым порядкам, в том числе и в вопросе социальной и политической

идентификации . В работе Н. Бэрона и П. Гатрелла анализируется взаимосвязь понятий «население», «пространство» и «власть». Стремление большевиков структурировать общество в соответствии с классовым подходом приводило к усилению контроля за жизнью социума, а следовательно, к особой роли статистических обследований . Изменению хозяйственной жизни деревни, атакже бесправному положению крестьян в период коллективизации посвящено исследование С. Мерля .

Проблема лишения советских людей гражданских прав при помощи правительственного регулирования включает в себя правовой, социальный, экономический, идеологический, этнический, демографический аспекты и требует глубокого всестороннего исследования. Настоящая статья посвящена скорее историко-правовому анализу, поскольку, не рассмотрев законодательную основу явления, вряд ли возможно говорить о его проявлениях в конкретных исторических обстоятельствах.

В условиях гражданской войны инструментом реструктурирования общества можно считать «красный террор», направленный на физическое уничтожение тех категорий населения страны, которые не вписывались в заданную военно-коммунистической идеологией модель. После установления классового мира происходит переход к новой экономической политике социальных «ножниц», с помощью которых шло перекраивание общества посредством ограничения определенной части населения в гражданских правах, в том числе избирательных.

На законодательном уровне данный подход был закреплен еще в первой советской Конституции, принятой V Всероссийским съездом Советов летом 1918 года. В основном законе страны определяется круг лиц, которые «не избирают и не могут быть избранными» (раздел IV, глава 13, статья 65), лишаются так называемого активного и пассивного избирательного права. По Конституции сюда относились лица: использующие наемный труд с целью извлечения прибыли; живущие на нетрудовые доходы (проценты с капитала, доходы с предприятий, с имущества или чего-либо еще), частные торговцы, торговые и коммерческие посредники; монахи и служители культов; бывшие служащие и агенты полиции, жандармерии, охранных отделений, а также члены царствовавшего дома; признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, находящиеся под опекой; «осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором» [Декреты... 1959. С. 561-562].

Довольно красноречивый собирательный образ врага, которого нельзя допускать к выборам и нельзя пропускать в Совет, нашел отражение на плакате 1919 года (см. ил. 1).

Здесь надо учесть, что выборы всех уровней власти происходили путем открытого голосования, простым поднятием руки на собраниях.

кто против советов

На избирательном собрании могли присутствовать лишь лица, пользующиеся соответствующим правом. О времени и месте проведения такого собрания избирателям сообщалось не позднее суток до созыва, а согласно инструкции 1924 года этот срок был сокращен до 13 часов. Открывая избирательное собрание, председатель обязан был огласить список лиц, не имеющих права участвовать в выборах. При этом избирателям фактически отводилась роль статистов, так как на их рассмотрение представлялся заранее подготовленный безальтернативный кандидат или список, утвержденный партийными органами. Кворум не имел значения; избирательное собрание в случае недостаточного присутствия избирателей откладывалось на два часа, после чего считалось правомочным принимать любые решения, независимо от количественного состава [см. подробнее: Тимофеева, Федорова, 2002. С. 43-53; Тимофеева, Федорова, 2000. С. 43-53].

На протяжении 1920-х годов инструкции по проведению выборов неоднократно пересматривались. Неизменной оставалась практика составления перед каждыми выборами «Списка лишенных избирательных прав» и его обнародование, чаще всего путем публикации. Списки должны были быть обнародованы за неделю до выборов. Согласно

«Инструкции о перевыборах городских и сельских советов и о созыве волостных, кантонных и съезда Советов ТССР» 1921 года обжаловать решение избирательной комиссии можно в трехдневный срок с момента публикации списков. В избирательной комиссии, составившей данный список и фактически включившей жалобщика в число «лишенцев», были обязаны рассмотреть жалобу «лишенца» в суточный срок и с собственным заключением отправить в вышестоящую инстанцию

Инструкция ВЦИК «О выборах городских и сельских Советов и о созыве съездов Советов» от 13 октября 1925 года возлагала на поселковые и районные (в городах) избирательные комиссии составление, рассмотрение и проверку, а также опубликование списка лиц, лишенных избирательных прав. Специально указывалось, что не лишаются избирательных прав лица, применяющие наемный труд в сельском хозяйстве, если это не влечет за собой расширения хозяйства за рамки трудового. «Основным признаком трудового хозяйства в данном случае является подсобный характер наемного труда и обязательное участие в повседневной работе в хозяйстве наличных трудоспособных его членов» [Собрание. 1926. С. 889]. Не должны были отстраняться от выборов кустари и ремесленники, владельцы и арендаторы мельниц, сложной сельскохозяйственной техники даже при условии наличия в хозяйстве одного наемного работника или двух подмастерьев (учеников), если они «лично участвуют в работах».

Тем не менее Декрет ВЦИК от 26 ноября 1926 года недвусмысленно указывал, что «земледельцы, имеющие наряду с земледельческими хозяйствами собственные или арендованные промысловые и промышленные заведения и предприятия (мельницу, крупорушку, маслобойку), ведущиеся с применением постоянного или сезонного наемного труда» должны быть в списке лишенных избирательных прав [Собрание. 1926. С. 889].

При этом расширялся и уточнялся список лиц, обязательно подлежащих лишению избирательных прав за свое прошлое. Со ссылкой на статью 65 Конституции РСФСР инструкция 1921 года особо выделяла белогвардейцев и лиц, принимавших участие в различных контрреволюционных бандах и восстаниях против советской власти 2. Позднее перечень конкретизировался. Сюда относились

Служащие и агенты бывшей полиции, все служащие бывшего особого корпуса жандармов и охранного отделения, все лица, прямо или косвенно руководившие деятельностью полиции, жандармерии и карательных органов как при царском строе, так и равно на территории, занимавшейся контрреволюционными правительствами, как то: министры и их товарищи, директора департаментов министерств,

1 НАРТ. Ф. 732. Оп. 1. Д. 125. Л. 14-16.

2 НАРТ. Ф. 732. Оп. 1. Д. 125. Л. 14.

генерал-губернаторы, главноначальствующие при чрезвычайной охране, военные и гражданские губернаторы, вице-губернаторы, губернские и уездные предводители дворянства, чиновники для особых поручений, председатели и члены уголовных департаментов, прокуроры и товарищи прокуроров судебных палат, председатели, члены, военные следователи, прокуроры и помощники прокуроров военных судов всех наименований, члены губернских правлений, земские, крестьянские и уездные начальники, классные чины Министерства внутренних дел и классные чины тюремного ведомства... [Социальный... 1996. С. 30].

Документы Национального архива Республики Татарстан позволяют проследить механизм практического применения данных постановлений и инструкций. Рассмотрим конкретный пример выборов в Бу-гульминском кантоне ТАССР. Его территория состояла из 14 волостей. Выборы проходили с 10 декабря 1925 года по 28 января 1926 года. В 510 селениях, согласно официальным данным, постоянно проживало 236 988 жителей, из которых 112 355 могли бы быть потенциальными избирателями, так как на момент избирательной кампании достигли 18-летнего возраста. Этот показатель как базовый примем за 100 %. Подсчет показывает, что от выборов было отстранено 1,72 % или 1 932 человека. Среди них 6 предпринимателей, 458 человек, живущих на нетрудовые доходы, 759 торговцев и их посредников, 513 служителей культа, 127 бывших служащих полиции и жандармерии, 56 осужденных, 7 умалишенных и 6 «прочих» Как видно из приведенных данных основную долю «лишенцев» составляли лица, занимавшиеся торговлей - 39,3 %, и это в условиях, когда в стране проводилась новая экономическая политика, разрешившая частное предпринимательство и легализовавшая рынок. В этом политико-правовом контексте отстранение от участия в выборах за занятие торговлей выглядит как мера защиты интересов военно-коммунистического режима с его командно-административной системой. Ленинский призыв к коммунистам «научиться торговать», чтобы не проиграть экономическое соревнование двух систем - коммунистической и социалистической, - решался не на рынке, а путем применения против частной торговли всей административной мощи государства, в данном случае - в правовой сфере.

Не менее серьезную опасность для власти представляли и священнослужители - 26,6 % «лишенцев». Они могли составить большевикам конкуренцию в идеологической работе. В ряде кантонов духовенство среди лиц, отстраненных от выборов, даже опережало по численности торговцев. Так, например, в Лаишевском кантоне удельный вес служителей культа среди «лишенцев» составлял при выборах 1924 года 35,0 %,

1 НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 925. Л. 28.

в то время как торговцы набрали 27,1 % 1. Что касается «лиц, живущих на нетрудовые доходы», то сюда относились имеющие доход от сдачи имущества в аренду, в найм, живущие на доходы от ценных бумаг или иждивенцы, члены семей «лишенцев», не имевшие собственного, приносящего доход занятия.

В период с 5 по 26 января 1926 года прошли очередные выборы в Бу-гульминский городской Совет. Здесь картина складывается аналогичная, но удельный вес «лишенцев» среди горожан был выше - 8,86 % (609 человек из 6 875 человек старше 18 лет). Распределение по категориям было тем же, что и для сельской местности. Лидировали среди «лишенцев» торговцы и торговые посредники - 41,05 %, на втором месте было духовенство - 23,48 % 2. Часто в документах встречается ссылка на статью 23 Конституции, позволявшую лишать избирательных прав людей, «кои пользовались своими правами в ущерб Революции» 3.

Периодический пересмотр инструкций, противоречия, в них содержащиеся, приводили к определенному произволу на местах, что вызывало необходимость разъяснений со стороны Наркомата юстиции или Прокуратуры условий, по которым можно было не допускать к выборам. Иногда вышестоящие органы отправляли на места письма с грифом «Секретно». Так, в письме ЦИКТАССР от 18 ноября 1929 года № 97/с «О составлении к выборам списков лишенных избирательных прав» указывалось, что «если в распоряжении с/совета имеется какое либо личное заявление данного лица, в котором он признает обстоятельства, дающее основание лишить его избирательных прав, то никаких других документов больше не нада» (орфография сохранена. - Н.Ф.)4. Если же имеются сведения, что данное лицо ведет скрытую торговлю, скупку или иные коммерческие операции, то эти сведения необходимо оформить в виде допроса свидетелей. Полученный документ приложить к делу, а его копию направить в финансовые органы для привлечения данного лица к выборке патента. Однако включение в списки лишенных избирательных прав должно производиться немедленно, не дожидаясь проверки фактов со стороны финансовых органов 5.

Ужесточение режима можно проиллюстрировать данными о выборах 1929 года в Казанский городской Совет. Они проходили с 5 февраля по 11 марта 1929 года. Удельный вес «лишенцев» достиг 14,1 %, или в абсолютных значениях - 16 070 отстраненных от выборов и 98 039 имеющих право голоса. Среди «лишенцев» по-прежнему лидировали по

1 Подсчитано по данным: НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 394. Л. 52.

2 Подсчитано по данным: НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 925. Л. 30.

3 Там же. Д. 394. Л. 52.

численности торговцы - 4 943 человека (30,76 %), близко к ним примыкала группа лиц, не имевших собственного занятия, иждивенцев - 4 694 человека (29,21%), следом за ними шли лица, живущие на нетрудовые доходы, - 3 060 человек (19,04 %). За использование наемного труда в собственном деле были отстранены от выборов 1 268 человек (7,89 %), близко к ним по численности находилась группа священнослужителей - 1 139 человек (7,08 %). Число агентов и служащих бывшей полиции и жандармерии составило 454 человека, в судебном порядке были отстранены от выборов 447 человек, 62 - были признаны недееспособными Под угрозой уголовной ответственности «лишенцы» при смене места жительства должны были регистрироваться в административных отделах местного управления для включения их в списки лишенных избирательных прав к очередным выборам [Социальный. 1996. С. 80].

Какие последствия для благополучия лица, оказавшегося лишенным избирательных прав, имело это решение? Прежде всего, необходимо отметить, что лишение избирательного права автоматически распространялось на членов семьи, находящихся на иждивении у данного лица, зависящих от него экономически. Следовательно, фактическая численность неполноправных граждан примерно в четыре-пять раз больше численности «лиц, лишенных избирательных прав». В сельских местностях этот показатель был несколько выше, чем в городах в связи с большим размером семей. Так, по данным 1924 года, в год принятия Конституции СССР, подтвердившей наличие неполноправных граждан, в Российской Федерации «лишенцы» составили 1,6 % общего числа избирателей. Казалось бы, небольшая величина, но при переводе ее в абсолютные данные она достигает 700 тыс. отстраненных от выборов «по классовому признаку». Только по Уральской области в том же году от выборов было отстранено 39 630 человек [Социальный. 1996. С. 32].

Важнейшим элементом социальной политики советской власти было закрепление в различного рода подзаконных актах, инструкциях последствий лишения избирательных прав. На практике «лишенец» не только не мог избирать и быть избранным в органы государственной власти, но также не мог занимать любую государственную должность, учиться в средних специальных и высших учебных заведениях. Он лишался всех пособий, пенсий, компенсаций, даже карточек (при системе карточного распределения, введенной в СССР в 1928 году). С начала 1929 года законодательно оговариваются категории населения и условия получения «заборных книжек» на хлеб, но статус «лишенцев» никак не оговаривается.

Введение в СССР института прописки, фактически прикрепляющего гражданина к определенному месту жительства, недостаточно

1 НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 1342. Л. 98.

исследовано. В современной литературе пишут о введении паспортной системы, однако еще во второй половине 1920-х годов в городахустанав-ливается правило регистрации документов, удостоверяющих личность по месту жительства. Осуществлялось это на платной основе, и весьма показательно выглядит постановление Президиума Казанского городского совета от 29 ноября 1928 года о введении прописочного сбора в Казани. Этот документ устанавливал твердые ставки за каждую прописку для рабочих, служащих, крестьян, мелких кустарей и ремесленников в 25 к., а для торговцев и лиц с нетрудовыми доходами - 5 р. С членов семей, то есть с иждивенцев плата взималась в том же объеме, как и с лиц, на иждивении которых они живут [Собрание. 1928].

С 1929 года началось очередное наступление на «нетрудовые» элементы в жилищном вопросе. После Постановления ВЦИК и СНК РСФСР № 175 «Об ограничении проживания лиц нетрудовых категорий в муниципализированных и национализированных домах.» было принято постановление Казанского горсовета № 245. Несмотря на указание о том, что «лишение избирательных прав само по себе не служит основанием для выселения», предписывалось «выселять в административном порядке. бывших домовладельцев и лиц, источником существования которых являются занятие торговлей, поставками, посредническими, маклерскими, биржевыми и т. п. операциями, а также и овладение денежными капиталами или процентными бумагами» [Собрание. 1929].

В случае поступления на какую-нибудь работу «лишенцу» назначалась самая низкая заработная плата, при службе в вооруженных силах его направляли либо в штрафную роту, либо в тыловое ополчение. Здесь надо отметить, что в 1930-е годы служба в армии позволяла после демобилизации восстановиться в правах. «Лишенец» и члены его семьи не принимались в колхоз, не могли стать членами кооператива, артели, а при налогообложении им полагалось «твердое задание».

Исполнение перечисленных ограничений неминуемо влекло за собой разобщение городского и сельского населения. Самой массовой категорией «лишенцев» были крестьяне, чье хозяйство позволяло использовать наемный труд. Постепенно сам факт лишения избирательных прав напрямую стал ассоциироваться с принадлежностью к кулацкому слою крестьянства, однако в избирательных инструкциях 1920-х и начала 1930-х годов не было указания на лишение избирательных прав за принадлежность к кулачеству. Впервые подобная установка появится в 1934 году. В то же время инструкции по проведениям выборов в Советы различного уровня содержат перечень экономических характеристик, по которым крестьянина могли не допустить к участию в выборах. Именно эти экономические признаки подготовили почву и легли в основу Постановления СНК СССР от 21 мая 1929 года «О признаках кулацких хозяйств» [Документы. 1989. С. 221-222].

Чтобы быть причисленным к кулацким хозяйствам, достаточно было обладать хотя бы одним из перечисленных показателей:

а) систематическое применение наемного труда. Стоит обратить внимание, что Постановление содержит оговорку о случаях использования наемной рабочей силы в сельском хозяйстве или кустарных промыслах в объемах, не влекущих за собой поражения в правах. Не должны были лишаться избирательных прав крестьяне, имеющие одного наемного работника в силу особых обстоятельств, к которым относились болезнь, уход кормильца на сезонные заработки, мобилизация, избрание на общественную должность. На время уборки урожая допускался найм двух, но не более, работников [Собрание. 1926. С. 890];

б) наличие в хозяйстве мельницы, маслобойки, крупорушки, просорушки, шерстобитки, волокночесалки, терочного заведения, картофельной кладовой или овощной сушилки или другого промышленного предприятия при условии применения механического двигателя, а также если в хозяйстве имеется водяная или ветряная мельница с двумя или более поставами;

в) сдача в наем сложных сельскохозяйственных машин с механическим двигателем;

г) постоянная или сезонная сдача в наем помещений под жилье или предприятие, под склады; наличие отдельно оборудованного дома или дачи;

д) занятия торговлей, ростовщичеством, коммерческим посредничеством, наличие нетрудовых доходов, профессиональная принадлежность к религии.

Кроме того, Постановлением ЦИК и СНК Татреспублики специально оговаривалось, что для признания хозяйства кулацким надо, чтобы размер дохода при налогообложении на одного едока превышал 240 р., но составлял не менее 1200 р. на все хозяйство [Красная Татария. 1929. 2 октября].

Периодически рассылались циркуляры и инструкции, призывавшие усилить бдительность при составлении списков лишенных избирательных прав. В динамических статистических отчетах требовалось объяснять причины сокращения численности «лишенцев». Дошло до того, что при переучете кулацких хозяйств, проводившемся по решению ГПУ в 1932 году, в опросном листке, заполнявшемся на каждого единоличника, признанного кулаком, вопрос о правах был сформулирован следующим образом: «Лишен ли избирательных прав, если нет, то почему?». Работники сельсоветов, заполнявшие эти формуляры, были вынуждены оправдываться, что по их недосмотру кто-то еще имеет избирательные права 1...

1 НАРТ. Ф. 732. Оп. 4. Д. 1 и др.

К недозволенным занятиям, считавшимся нетрудовыми, было отнесено духовное служение. После отделения церкви от государства духовенство было поставлено вне социальной структуры, служители культа, независимо от конфессиональной принадлежности, считались лицами, живущими на нетрудовые доходы, и даже простое посещение культовых зданий во время проводившейся там службы воспринималось как проявление антигосударственной активности. Весьма красноречивы обращения во власть с просьбой о восстановлении в правах, где граждане раскаивались в том, что долгое время верили в Бога, писали, что эта вера была «по глупости», «ошибкой».

Вообще, проблема борьбы граждан за восстановление в правах может служить отдельной темой исследования. Эту борьбу следует рассматривать как пример мирного сопротивления проводимой политике с использованием правовых методов. «Быть гражданами СССР и не иметь право голоса, значить считать себя заживо погребенными, или еще хуже какими либо животными хрюканье коих ничто», - писал один из лишенцев, обращаясь за восстановлением своих прав (орфография сохранена. - Н. Ф.) [Крестьянские. 2001. С. 149].

Сохранились в архивах и вошли в ряд публикаций обращения «лишенцев» или им сочувствующих к различным властным структурам: от районных (в городах) и поселковых избирательных комиссий до личных писем М.И. Калинину как главе государства. В этом ряду особое место занимают письма в редакции газет с надеждой на «четвертую власть». Однако советская пресса всегда была на стороне государства и независимостью не отличалась. Достаточно привести пример лишения волостным исполкомом права голоса крестьянина, имевшего пять десятин земли на семью, состоящую из шести человек, и мельницу с одним поставом. В ответе заведующего консультацией «Крестьянской газеты» Дунаева и помощника специалиста по земельному вопросу Преображенского сказано, что данного крестьянина «как владельца предприятия, имеющего нетрудовой доход, могли отнести к лицам, лишенным избирательных прав» [Крестьянские. 2001. С. 147].

Можно предположить, что лишение избирательных прав выступало и как средство решения межличностных отношений, как инструмент сведения личных счетов. Так, например, был лишен права голоса председатель сельского совета. Причем, судя по его письму, неоднократно занимавший этот пост, а также работавший на выборных общественных должностях в волости и районе [Крестьянские. 2001. С. 152].

Несмотря на многочисленные случаи вынесения неправомочных решений в народе жила вера в высшую справедливость государства. В ряде писем-обращений во власть люди пытаются ходатайствовать за односельчан, соседей, считая, что тем самым они помогут исправить допущенную случайную ошибку. Так, например, просили рассмотреть

вопрос о восстановлении в правах бывших городовых, указывая, что те в 1917 году сразу перешли на сторону революции, в гражданскую войну были красноармейцами, а сейчас - деревенские бедняки. В некоторых случаях ходатайствовали целые селения [Крестьянские. 2001. С. 138, 154]. Весьма типично в этом плане выглядит письмо Габдулхака Исхако-ва из деревни Старо Аширово Бугурусланского округа Абдуллинского района ТАССР. Оно обращено к «Великому путеводителю тов. Калинину». Письмо начинается с подробного рассказа о себе и своем хозяйстве. С гордостью крестьянин пишет, что его семья совершенно ни в чем не нуждается. Видимо, здесь сказывается старое понимание стыда быть иждивенцем у власти. Г. Исхаков старается подчеркнуть свою трудовую активность, которая позволяет ему все налоги государству платить исправно и даже с опережением срока. Свою лояльность режиму автор определяет фразой о том, что «против государства ничего не говорил, отчего - твердо оберегаюсь».

Из обращения следует, что предвыборная кампания лишила его избирательных прав за то, что он «помогал собирать для мечети вспомоществование. Об оказании. помощи мечети передали два гражданина, имея в виду этим защитить свои интересы» Исхаков обижен еще и тем, что его заявление о неосновательном лишении прав не было рассмотрено в избирательной комиссии потому, что было написано на татарском языке. Он сравнивает работников избиркома с «бывшими чиновниками» и ищет защиты, справедливости у М.И. Калинина как главы государства. К сожалению, нет возможности проследить дальнейшую судьбу крестьянина, но, судя по протоколам рассмотрения подобных обращений в местные органы власти, решение принималось, исходя из «классового принципа» - в восстановлении в правах отказывали кулакам, духовенству, членам семьей духовенства, торговцам.

Ради восстановления в правах, судя по заявлениям, подаваемым в избирательные комиссии, по письмам в адрес центрального и местного руководства люди жертвовали многовековыми моральными принципами - отказывались от членов семьи, от своего прошлого, шли на откровенное вранье, на подкуп должностных лиц, от которых зависело принятие положительного решения. Можно сделать вывод о том, что практика лишения избирательных прав размывала духовные ориентиры общества, лишала его нравственных принципов и позволяла легче им управлять.

По сути дела власть сознательно маргинализировала общество, превращая «граждан» в «население». В ходе социального эксперимента советской власти рождались советские сословия, куда людей определяли правовыми нормами. В этом плане можно согласиться с Ш. Фицпатрик, предложившей сам термин «советские сословия» [подробнее см.: Фиц-

1 НАРТ. Ф. 1150. Оп. 1. Д. 88. Л. 29-30.

патрик, 2001. С. 182,199]. Большевики продемонстрировали себя в этом скорее идеалистами, чем последовательными марксистами, стоящими на позициях исторического материализма.

В этих условиях неугодный системе человек обрекался на вымирание, молодежь лишалась как социальной, так и экономической перспективы, свободного выбора профессии, сферы приложения своих способностей. И жаловаться в государстве диктатуры пролетариата «лишенцу» было некуда. Показательным в этом плане выглядит постановление Президиума ВЦИК «О запрещении государственным учреждениям и организациям требовать от граждан представления справок о наличии избирательных прав». Датируется этот документ 30 октября 1931 года, и в преамбуле перечисляются случаи, «не предусмотренные законом», требования с граждан справок о наличии у них избирательных прав - при прописке, взятии на учет органами труда, поступлении в вузы. Казалось бы постановление направлено на восстановление социальной справедливости и должно запретить эту практику, но далее выясняется, что запрет касается только оформления официальных бумаг, так как «создает излишнюю работу для органов власти по выдаче указанных справок» и не распространяется на требование собственно сведений об избирательных правах. Отныне сам гражданин сообщал о себе необходимые данные и за ложные сведения о наличии или отсутствии избирательных прав, а также за неправомерное пользование этими правами нес уголовную ответственность [Социальный. 1996. С. 95-96].

«Лишенцы» становились изгоями общества, маргиналами, и эта маргинализация носила дисперсный характер, особенно в 1920-е годы. В условиях новой экономической политики существовала «переходная» социальная структура, в которой еще бытовали дореволюционные слои и группы населения. В целях их реструктурирования и проводилась большевиками социальная политика, одним из инструментов которой была практика отстранения от общественной жизни и ущемление в социально-экономическом плане тех категорий населения, которые определялись как политически опасные. Государство на законной основе нейтрализовало недовольство, даже возмущение значительной части «непролетарской» массы населения. Позднее, когда начнется политика массовой коллективизации и раскулачивания, явившихся первой волной массовых репрессий в нашей стране, маргинализация примет экстремальный, концентрированный характер, потребуется особый аппарат контроля и репрессий, появится огромный аппарат ГУЛАГа, спецпоселения и многое другое, что ассоциируется с советской машиной социального регулирования.

Список сокращений

НАРТ - Национальный архив Республики Татарстан.

Список источников

Декреты Советской власти. М.: Политиздат, 1959. Т. 2.

Документы свидетельствуют: из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. М.: Политиздат, 1989.

ЗемсковВ. Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960 гг. М.: Наука, 2003. Красильников С. А. Маргиналы в постреволюционном российском обществе в 1920-30-е годы // Вестник РГНФ. 2003. № 4.

Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах. М.: РОССПЭН, 2001.

Менталитет и аграрное развитие России. М.: РОССПЭН, 1996.

Попов В. П. Государственный террор в Советской России в 1920-40 гг. // Отечественные архивы. 1992. № 2.

Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства РСФСР. 1926. № 75. Отд. 1.

Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства Татреспублики. 1928. № 426.

Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства Татреспублики. 1929. № 25.

Социальный портрет лишенца (на материалах Урала). Екатеринбург: УрГУ, 1996. Тимофеева Л. С., Федорова Н. А. Казанский городской совет в 20-е годы ХХ века // Казанский посад в прошлом и настоящем. Казань: Мастер Лайн, 2002. Тимофеева Л. С. , Федорова Н. А. Советская избирательная система при переходе к НЭП // История государственности Республики Татарстан и современность. Казань: Мастер Лайн, 2000.

Фицпатрик Ш. «Приписывание к классу» как система социальной идентификации // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Советский период. Самара: Самарский ун-т, 2001.

Brovkin V. Russia after Lenin: 1925-1929. London; New York: Routledge, 1998. Baron N., Gatrel P. Population Displacement, State-Building and Social Identity // Kritika. Explorations in Russian and Eurasian and Eurasian History. 2003. Vol. 4. № 1. Bloomington, Indiana. P. 51-100.

Fitzpatrick S. Everyday Stalinism. Ordinary life in extraordinary times: Soviet Russia in the 1930s. New York: Oxford University Press, 1999.

Merl S. Bauern unter Stalin. Die Formierung des sowjetischen Kolchossystems. 1930-1941. Berlin: Duncker & Humblot, 1990.

Наталия Анатольевна Фёдорова канд. ист. наук, доцент кафедры современной отечественной истории Казанского государственного университета электронная почта: [email protected]

1

В статье рассматривается практика применения одной из форм репрессий, как лишение избирательного права, по отношению к мусульманским священнослужителям Урала в 20-30-е годы ХХ века. Показано, что лишение избирательного права было одним направлений из борьбы со служителями религиозного культа в русле общей политики уничтожения религии в стране.

«лишенец»

репрессии

мусульманские священнослужители

лишение избирательного права

Становление гражданского общества в России, растущее влияние конфессий и связанная с этим необходимость выработки эффективной государственной религиозной политики делает особенно актуальным изучение отечественной практики взаимоотношений церкви и государства. Наиболее трагичной страницей в этих отношениях был период 20-30-ых годов ХХ века, когда государство официально проводило политику уничтожения религии, используя политику репрессий, в том числе ограничение общегражданских прав. Отметим, что специально тема священнослужителей - «лишенцев» (лица, лишенные избирательного права) в данном случае «за связь с религиозным культом» в научной литературе мало исследована. Так, В.М.Кириллов исследовал в целом историю репрессий на Урале в 1920-е - начале 50-х годов. Лишение избирательных прав как форма социально-политической дискриминации в 20-30-х годах прошлого века стала предметом рассмотрения М.С. Саламатовой. Следует также отметить сборник документов «Социальный портрет лишенца (на материалах Урала)» .

Однако отдельно данная проблема применительно к священнослужителям на примере Уральского региона нашла освещение только в статье Ю.А. Русиной . Как справедливо отмечает автор, «лишение избирательных прав за связь с религиозным культом являлось одной из мер борьбы против религии и церкви в целом», поскольку складывалась ситуация, «когда сокращалось число священнослужителей, вынужденных оставлять службу в церкви, и прихожан, опасающихся быть уличенными за связи с опальной организацией». Однако в статье Ю.А. Русиной не уделено место мусульманским священнослужителям, которые также подвергались данной форме политической репрессии. И цель нашей статьи - восполнить этот пробел.

По мере расширения масштабов социалистического строительства, укрепления тоталитарного государства советское партийно-государственное руководство переходит к политике массовых политических репрессий по отношению не только к активно сопротивлявшимся, но и к инакомыслящим гражданам. Массовые репрессии 30-х годов не минули ни священнослужителей, ни рядовых верующих.

Репрессии по отношению к духовенству и верующим занимали особое место в общей репрессивной политике Советского государства и преследовали собственную цель и задачи. Стратегической целью была полная ликвидация религиозных пережитков, а тактической задачей - создание условий для такой ликвидации. К концу 1932 года в СССР было закрыто 60 процентов церквей и мечетей, из трех тысяч мулл осталось на свободе не более трехсот .3 Репрессии в большом объеме проходили и на Урале.

Трудно определить в силу скрытости этих противоправных действий, и отсутствия полных документальных подтверждений истинный масштаб репрессий, но даже по самым минимальным подсчетам, проведенными исследователями, они впечатляют. По мнению А.Н. Старостина, 89 процентов имамов Урала были репрессированы. Ровно половина из них - расстреляна. Лишь 11 процентам священнослужителей удалось избежать арестов .. Только по данным авторов «Ислам на Урале: энциклопедический словарь» на Урале было репрессировано 78 мусульманских священнослужителей, 50 приговорены к различным срокам заключения, а 28 были расстреляны.

Конечно, эти цифры никак не могут быть полными, так, например, только в Книге Памяти жертв политических репрессий Челябинской области, работа над которой еще не завершена, публикуются данные на 22 священнослужителей , имена которых не приведены в энциклопедии «Ислам на Урале» в статье «Репрессированные имамы Челябинской области», где указаны данные только на 32 человека. В Пермской области были осуждены 34 служителя мусульманского культа, из них 24 были приговорены к высшей мере наказания - расстрелу .

Однако к служителям культа, кроме физического уничтожения, со стороны органов власти применялись и другие репрессивные формы, например, они облагались высоким налогом, лишались избирательного права.

Особенно распространена была такая мера притеснения как лишение права избирательного голоса. Основополагающим документом, зафиксировавшим лишение избирательных прав, стала Конституция РСФСР, принятая 10 июля 1918 года. В ней были определены категории граждан, которым было отказано в пассивном и в активном избирательном праве.

В статье 65 Конституции РСФСР были перечислены основные категории граждан, не имевшие права избирать и быть избранными:

а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т.п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи и духовные служители религиозных культов;

д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома;

е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой;

ж) лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором .

Положения Конституции 1918 года, а затем Конституции РСФСР 1925 года постоянно детализировались в различных инструкциях о порядке выборов в Советы («О выборах городских и сельских Советов и о созыве съездов советов», принятая Президиумом ВЦИК 13 октября 1925 года, «О выборах городских и сельских Советов и созыве съездов Советов» от 4 ноября 1926 года), где конкретизировались кате-гории лишенцев, уточнялась процедура лишения права голоса .

Советские органы широко использовали данную репрессивную меру, как лишение избирательных прав для неблагонадежных граждан. По данным Урализбиркома, в избирательную кампанию 1924-1925 гг. общее число лишенных избирательных прав по Уральской области составило 39630 чел. в 1925-1926 гг. - 19622 чел. в избирательную кампанию 1929 года - 125969 чел. По данным по Челябинскому округу можно представить удельный вес «лишенцев» по основанию - служители религиозного культа и монахи в общем количестве. Из сводки окружной избирательной комиссии по итогам выборов в 1927 году следует, что по округу были лишены избирательных прав всего 7656 человек, из них религиозных служителей и монахов - 547, или 7,1 процента . По Троицкому округу на 7 декабря 1925 года лишены были избирательного права 18 служителей религиозного культа, в том числе 6 служителей ислама. Среди них были Габдрахман Расулев, Габдулкадир Расулев, Габдрахман Рахманкулов, Зиятдин Рахманкулов, Валей Рахманкулов . Со временем список расширился, по состоянию на 1 декабря 1934 года в него вошло уже 122 религиозных деятеля, в том числе 45 мусульманских служителей и членов их семей .

Следует отметить, что согласно закона совершеннолетние (старше 18 лет) члены семей «лишенцев» также не имели права голоса.

Лишение избирательного права сразу ставило человека в разряд отверженных, он становился «лишенцем», постоянно находился под подозрением властей. Лишенные избирательного права были обязаны регистрироваться в административном отделе местных органов власти, а проживающие в спецпоселениях не могли покидать данную территорию, они не могли учиться в средних специальных и высших учебных заведениях, служить в армии, «лишенцы» призывались на службу лишь в тыловое ополчение, они не имели права получать пособие по безработице и пенсию.

Клеймо «лишенца» было формой психологического давления на человека. Например, житель Усть-Мангажского сельского Совета, Мангажского района Свердловского округа Гильмиян Валиев был лишен права голоса. Он обратился с заявлением о восстановлении избирательных прав. В заявлении пишет: «муллой не был, был только азанчеем до 1924 года, с декабря 1924 года я отказался от этой службы и занимаюсь исключительно сельским хозяйством». К заявлению был приложен протокол общего собрания религиозного общества Биткинской от 8 декабря 1924 года, подтверждающий отказ Валиева быть азанчеем. Однако Президиум Уралоблисполкома своим решением от 10 марта 1931 года отказал Валиеву в его просьбе .

Восстановление в гражданских правах возможно было лишь при наличии пятилетнего стажа работы после лишения прав, но работу «лишенцам» не предоставляли, и круг замыкался. Для служителей религиозного культа было установлено дополнительное условие - отречение от сана и оно должно было произойти публично, например, через помещение заявления об отречении в газету.

В некоторых случаях властные органы, принимая во внимание ходатайства с мест, восстанавливали в правах «лишенцев». Так, в марте 1927 года был лишен права голоса азанчи (мечетный служитель, читающий азан - призыв на молитву) Галим Апсатаров и его жена из поселка Теренкульский Подовинного района. В сентябре 1931 года Г. Апсатаров был восстановлен в правах .

Аханаф Абубакиров, 1898 года рождения, житель деревни Аджитарово Ялано-Катайского района исполнял должность азанчи местной мечети с 1926 по 1929 год, но затем бросил службу, объявив об этом через газету. Имеется положительная характеристика председателя избиркома «Опасности со стороны Абубакирова не замечается. Поэтому ходатайство Абубакирова поддерживаем. Имеет одну лошадь и одну корову, одну десятину овса». Президиум Уралоблисполкома своим постановлением от 31 августа 1931 года восстановил в правах Абубакирова .

В результате социальной политики «лишенчества» рушились нравственные и семейные традиции. Священнослужители и приравненные к ним миряне устранялись из общества, становились изгоями. К священнослужителям применяли самые жесткие меры, они лишались не только работы, но дома. В 1928 году была закрыта 4-ая соборная мечеть в Троицке. Имама Мухаммед-Габдулахада Яруллина, 1880 года рождения, лишили избирательного права, затем заставили оставить дом, он вынужден был приспособить для жилья баню во дворе своего тестя Халиля-хальфы и там жить с семьей. Лишенный избирательных прав, ГАСО.Ф.Р-88. Оп.6. Д.233. Л.Л.1-5. работы, униженный, невостребованный для того, чтобы содержать семью, Яруллин нанимался в городе на случайные работы, в 1938 году он был арестован и пропал без вести в заключении.

Исключение из списков избирателей вело к ущемлению прав человека во всех сферах, «лишенцы» начинали испытывать на себе ограничения.

Среди них следует отметить: увольнение с работы; исключение из профсоюзов и кооперативов, что влекло за собой невозможность получать товары и продукты в условиях карточной системы в 1929-1935 гг.; значительное повышение налогового бремени и даже введение особых налогов, например военного, поскольку детей «лишенцев» не призывали в кадровую Красную Армию, исключение детей из старших классов средних школ, из техникумов и вузов и т. д. Лишение избирательных прав священнослужителей и лиц, приравненных к ним, не давало им возможности адаптироваться в новом обществе.

С принятием Конституции СССР 5 декабря 1936 года ограничение в избирательных правах граждан было ликвидировано. Однако к этому времени государству своей репрессивной политикой, в том числе и лишением избирательных прав, удалось добиться выполнения поставленных задач - проведения коллективизации, устранения не только противников, но и вообще инакомыслия, насаждения коммунистической идеологии, фактического уничтожения религии и ее носителей - священнослужителей.

В первых конституциях советских республик (в России принята в июле 1918 года, в Украине - в марте 1919 года) были статьи, предусматривающие лишение избирательных прав представителей определенных классов и социальных групп населения.

ДОЛОЙ ЭКСПЛУАТАТОРОВ!

Так, в соответствии с «Основными законами» того времени, избирательным правом не могли пользоваться многочисленные «эксплуататоры»: лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли; лица, живущие на нетрудовые доходы (проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. д.); частные торговцы, торговые и коммерческие посредники; монахи и духовные служители различных религиозных культов; служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделов, карательных отрядов, белогвардейской милиции, а также члены царствующего в России дома. Кроме того, поражались в правах осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором, и признанные в установленном порядке душевнобольными и умалишенными, а равно состоящие под опекой.

Заодно права голоса лишали всевозможных «контрреволюционеров» и «оппозиционеров» - практически всех, кто так или иначе не соглашался с линией большевиков, включая их вчерашних единомышленников. В послереволюционное время избирательного права были лишены до 20% населения.

Современному человеку на первый взгляд может показаться, что за таким недоверием молодого государства (вернее, нового государственного строя) к своим гражданам ничего особенного не стоит. Лишили права приходить на избирательный участок, и что особенного? А то, что лишение права опускать в урну бюллетень или подымать руку на собрании влекло за собой серьезные ущемления других гражданских прав, в результате чего под вопросом оказывалось само человеческое существование.

Уголовный кодекс 1922 года в числе наказаний предусматривал также поражение прав. В статье 40 этого документа разъяснялось, что под поражением гражданских прав подразумевается лишение на срок не свыше 5 лет активного и пассивного избирательного права, включая выборы в профсоюзных и других организациях. Лишенцы не имели возможности «занимать ответственные должности, а равно быть заседателем в народном суде, защитником на суде, поручителем, опекуном».

В октябре 1929 года постановлениями ЦИК и СНК СССР в перечень поражения включили право носить почетные звания и даже - родительские права. Затем была отобрана возможность получать пенсию и пособие по безработице (в те годы она официально существовала).

Постоянной работы, независимо от образования и опыта, эти люди не имели. Жилья зачастую также. В 20-е годы по стране прокатилась кампания по выселению лишенцев из коммунальных квартир, а также исключению их детей из школ. Возможность учиться в старших классах и получать образование в вузах у отпрысков «эксплуататоров» и «нетрудовых» классов (ремесленники, кустари, торговцы, зажиточные крестьяне, практикующие частным образом врачи и т. д.) отобрали. После призыва в армию сын лишенца попадал в штрафную роту.

Пораженных в правах граждан и их семьи попросту не включали в систему государственного социального обеспечения продовольствием и потребительскими товарами (карточная система в СССР существовала до середины 30-х годов). Лишенцы - люди, как правило, образованные, способные, предприимчивые, умеющие и желающие работать - по сути превратились в изгоев общества.

Доктор исторических наук, профессор Новосибирского госуниверситета Сергей Красильников в своей монографии «На изломах социальной структуры: маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917-конец 1930-х гг.)» приводит любопытную статистику.

По итогам Всесоюзной переписи 1926 года население в СССР составляло 93 млн. человек. Лишенных права голоса в стране было 1040894 человека (1,63% от общего количества избирателей). Основную массу пораженных в правах (43,3%) составляли торговцы и посредники. Затем следовали священнослужители и монахи - 15,2%; живущие на нетрудовые доходы - 13,8%; бывшие царские офицеры и другие чины - 9%. Совершеннолетние (свыше 18 лет) члены семей лишенцев также не имели права голоса. Таковых было 6,4%.

Интересно, что в 1927 году не имели права голоса уже 3038739 человек (4,27% избирателей). К этому времени среди лишенцев заметно сократилось количество торговцев (до 24,8%) и священнослужителей (до 8,3%). Зато резко возросло число членов семей пораженных в правах - до 38,5%

В 1929 году количество лишенных избирательного права составляло 3716855 человек (4,89% избирателей). В их числе 43,9% членов семей лишенцев; 21,7% - торговцы; 7,6% священнослужители и монахи.

Поражение гражданских прав по классовому и социальному признаку было отменено Конституцией СССР, принятой 5 декабря 1936 года. Но и после того свыше 20 лет существовало поражение прав для осужденных.

СВИДЕТЕЛИ ИСТОРИИ

Советские лишенцы 20-30-х годов - это одна из трагических страниц в жизни ушедшей в историю страны. Людей, которых непосредственно коснулась эта трагедия, уже практически не отыскать. Не только потому, что они сейчас по возрасту должны быть глубокими стариками. Лишенцы были первыми «кандидатами» для политических репрессий, в результате которых выжить удавалось немногим. Но страх перед тем, что их могут лишить элементарного, сохранился в памяти следующих поколений.

Девяностолетнему жителю Славянска Кузьме Колесникову (он - почетный председатель городского общества жертв политических репрессий) удалось избежать участи быть членом семьи раскулаченного (и заодно - лишенца) только потому, что глава семейства вовремя сориентировался.

Я родом из села Денисковичи Брянской губернии - сейчас Гомельская область, - рассказывает Кузьма Михайлович. - Мой отец - сельский каменщик, которому во время раздела земли также досталось семь десятин. Отец был человеком грамотным (окончил церковно-приходскую школу) и трудолюбивым. Вел хозяйство культурно, выписывал сельскохозяйственные журналы. Работали все: я стал пастушком, едва научился ходить. Под конец 20-х годов нашу семью зачислили в «кулаки» и обложили непосильным налогом. Выплатить его отец не смог. Был суд, налог снова увеличили. Чтобы избежать высылки в Сибирь, родители решили покинуть село. Отвезли меня и троих сестер (старший брат тогда уже работал в Москве) к бабушке и теткам в дальнюю деревню, а сами поехали к родственникам в Славянск. У отца сохранилась справка о том, что он каменщик. Это помогло ему устроиться на работу. Через год мать приехала за нами. В сельсовете за самогон купила справку о нашем «пролетарском происхождении», и мы оказались в Славянске.

В селах свои «лишенцы» появились одновременно с раскулачиванием и коллективизацией, - вспоминает Кузьма Колесников. - На сельских сходах, где коммунисты (главным образом из присланных городских рабочих) агитировали за колхоз, крестьяне-середняки выступали против, в частности, обобществления скота. Из-за отсутствия кормов и надлежащего ухода на колхозных дворах скот подыхал. Крестьяне поддерживали такие заявления, и тогда выступающих начали лишать голоса - права высказываться на сельских сходках. «Горлопанов», а также тех, кто их слушал, обвиняли в том, что они против Советской власти. Такого обвинения боялись, как огня.

В 30-е годы прошлого века в народе бытовал анекдот. Тонет в реке мужик, барахтается, но не зовет на помощь. Прохожий бросается в воду, спасает тонущего, а тогда спрашивает его: «Почему не кричал, не звал на помощь?» А спасенный на это отвечает: «А я голоса лишен!»

В этом анекдоте, - говорит Кузьма Михайлович, - отражена судьба всех лишенцев: взывать о помощи было бесполезно. Лишенцу никто не имел права помогать. Даже за случайную помочь можно было жестоко поплатиться, самому став лишенцем.

Кузьма Колесников не стал сыном пораженного в правах, но лично он испытал, что это такое. Перед войной, после окончания полковой школы младших командиров, он служил в 6-м мотострелковом полку Московской пролетарской дивизии, с которой побывал в Прибалтике. Как рассказывает Кузьма Михайлович, во время службы он вел дневник, куда записывал стихи, а также свои впечатления от увиденного за рубежом. Он был мыслящим парнем, его выводы часто были не в пользу советской действительности. Не без помощи сослуживцев записки молодого командира попали «куда надо».

Кузьма Колесников был осужден по статье 58 пункт 10 (антисоветская агитация) к 7 годам исправительно-трудовых лагерей и 3 годам поражения в правах. Ему повезло выжить на лесоповалах УНЖлага. В 1948 году он приехал к родителям в Славянск. В кармане у него был «волчий билет», согласно которому он не мог жить ни в столицах, ни в областных центрах. Ему также были «заказаны» многие другие крупные города. В Донбасс, постоянно нуждающийся в рабочих руках, въезд был разрешен. Пораженный в правах мог устроиться только на неквалифицированную работу, например, грузчиком, чернорабочим. Кузьма Михайлович пошел помогать отцу-каменщику. Вскоре они семейно взялись строить колхозную «цегельню» возле Шидловки. Мать, Анна Степановна, от своего отца знала технологию обжига кирпича. Работа была очень тяжелой, но 7 лет ИТЛ с обжигом кирпича было не сравнить. К тому же колхоз, остро нуждавшийся в стройматериалах, хорошо платил. Получали продукты питания (сало, мясо, молоко, овощи, фрукты), которые в те годы мало кто видел.

Какие-то выборы в те годы проходили, но мне, понятно, приглашения на них не приносили, - рассказывает Кузьма Михайлович. - Именно от этого факта особого ущемления не испытывал.

Старший брат Кузьмы Колесникова, Иван Михайлович, во время войны вместе с семьей попал в Германию, а после перебрался в Канаду. Поехать в гости к родственникам Кузьме Михайловичу разрешили только в декабре 1972 года. Стоит понимать, что к этому времени государство «простило» его окончательно.

СТО ЛЕТ НАЗАД

Учреждая своеобразный «институт лишенцев», Советская власть вовсе не выступала в этом деле пионером. В царской России, в краткий период ее демократических перемен, «право голоса» также имели далеко не все граждане. Например, обнародованное в августе 1905 года «Положение о выборах в Думу» отстраняло от участия в них женщин, рабочих, прислугу, учащихся и студентов (и в целом молодежь до 25 лет), военнослужащих, лиц иудейского вероисповедания, представителей кочевых народов Крайнего Севера и Средней Азии. Правда, массовые выступления привели к тому, что к участию в выборах допустили рабочих крупных фабрик, заводов, горных предприятий и железнодорожных мастерских.

Но выборы оставались многоступенчатыми и неравными. То есть изначальное звено (собрание) выдвигало представителя для участия в выборах следующего представителя, на которого уже возлагалась окончательная миссия голосования за будущего члена Думы. При этом дворяне имели право выдвинуть одно количество представителей, «торговый люд» - другое (меньшее), рабочие - еще меньшее. Так называемый «имущественный ценз» играл значительную роль.

С приходом Советской власти все оказалось повернуто «наоборот».

Устанавливала , что:

Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они входили в одну из вышеперечисленных категорий:
а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;
б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;
в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;
г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов;
д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома;
е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишёнными, а равно лица, состоящие под опекой;
ж) лица, осуждённые за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором.

В 1920-е годы началась кампания по выселению лишенцев из коммунальных квартир , а также исключению их детей из школ. Детям «лишенцев» было крайне затруднительно получить образование выше начального. То есть формально не запрещалось учиться в школах и даже в ВУЗах, но при этом заявлялось, что на всех мест не хватает, и поэтому Советская власть в первую очередь будет обеспечивать возможность образования для детей трудящихся, а дети эксплуататоров - в последнюю очередь . Вместо призыва в армию сыновья лишенцев зачислялись в так называемое «тыловое ополчение ».

Упоминание в художественной литературе

Термин упоминается, в частности, в романе Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» : «Решительно вздохнув, Бендер втиснулся в толпу. - Пардон, - говорил он, - еще пардон! Простите, мадам, это не вы потеряли на углу талон на повидло? Скорей бегите, он еще там лежит. Пропустите экспертов, вы, мужчины! Пусти, тебе говорят, лишенец!».

О жизни лишенцев в СССР рассказывается в романе Айн Рэнд «Мы - живые » (англ. We the Living).

В фильме «Джентльмены удачи» ночью в тюрьме Трошкин, изображающий Доцента, спрашивая Косого про шлем, обращается к нему: «Ты куда шлем дел, лишенец?»

См. также

Напишите отзыв о статье "Лишенец"

Примечания

Ссылки

• ()
• . В 2 ч. Ч. 1. С. 192-200.]

Отрывок, характеризующий Лишенец

Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.

Особый подход у властей был к тем, кто жил на нетрудовые доходы и демонстрировал враждебные намерения относительно политики советского правительства. В 1921 году был принят декрет, согласно которому ущемлению в правах подлежали лица, выехавшие после Октябрьской революции за рубеж. Никаких исключений для тех, кто покинул Россию не по своей воле, не делалось.

Под поражением в гражданских правах новое законодательство подразумевало лишение отмеченной категории лиц пассивного либо активного избирательного права, то есть они не могли ни голосовать, ни быть избранными в профессиональные организации. Таким гражданам запрещалось занимать ответственные должности, заседать в народном суде, быть защитником, поручителем и опекуном. По закону пораженные в правах лица в недельный срок могли обжаловать причисление их к статусу «лишенца» в суде, однако на практике их шансы были равны нулю.

Значительную часть «лишенцев» составляли сельские жители. Их число стало расти по мере раскулачивания и коллективизации. Бывший «лишенец» Кузьма Колесников, родом из села Денисовичи Брянской губернии, рассказывал, как можно было попасть в касту «отщепенцев». Это обычно происходило на деревенских сходах, где большевики проводили агитацию за вступление в колхоз. Крестьяне-середняки пытались отстоять свою правду, в частности, убеждая власти, что обобществление скота из-за дефицита кормов и отсутствия надлежащего ухода лишь приведет к его падежу. Сначала выскочек лишали права голоса на сходах, а затем и вовсе ущемляли в правах, после обвинения в контрреволюционной пропаганде.

В то время в народе даже ходил анекдот. Тонет в реке мужчина, барахтается, выбивается из сил, но на помощь не зовет. Заметивший его прохожий бросается в воду и спасает утопающего. На вопрос: «Почему не кричал, не звал на помощь?» тот отвечает: «А я голоса лишен!».

Кроме крестьянства, категория «лишенцев» активно пополнялась за счет предпринимателей, торговцев, кустарей, ремесленников, старателей, священников. Такая политика помогала большевикам решать две задачи: оправдывать массовые репрессии наличием большого числа противников советской власти и изымать деньги у наиболее работоспособной и зажиточной части населения на нужды партии, а позднее на финансирование индустриализации.

Вторая Конституция РСФСР 1925 года сохранила список категорий граждан, которые поражались в правах, однако давала возможность быть в таких правах восстановленным. В инструкции о выборах сообщалось, что это было возможно, если «лишенец» в настоящее время занимается общественно-полезной работой и демонстрирует лояльность к советской власти.

В 1926 году прошла первая перепись населения в СССР, которая показала реальную картину соотношения числа «лишенцев» и «полноценных» граждан страны. По данным всесоюзной переписи население страны составляло 147 027 915 человек, лишенных гражданских прав из них оказалось 1 040 894 человека. Больше всего среди таковых было коммерсантов, служителей культа, бывших царских чинов и живших на нетрудовые доходы. К 1927 году число «лишенцев» возросло в три раза – до 3 038 739 человек, но при этом наблюдалась тенденция к сокращению количества священнослужителей и торговцев.

В октябре 1929 выходит новый указ, который добавляет к перечню поражений еще ряд пунктов. Теперь «лишенцам» запрещено вступать в профсоюзы, носить почетные звания, получать пенсию и пособие по безработице. Многих даже лишали продовольственных карточек, либо выдавали их со значительными ограничениями. А вот налогообложение для них было существенно выше, чем для обычных граждан.

Грустно было видеть, как «лишенцы», далеко не худшая, а возможно наиболее образованная и предприимчивая часть советского общества, постепенно превращались в изгоев в родной стране. Иностранные корреспонденты, которые посетили СССР в конце 1920-х годов, с недоумением констатировали присутствие даже в крупных советских городах «побирушек», которые обращались к заграничным гостям на французском, английском и немецком языках.

В 20-е годы набирала обороты еще одна печальная тенденция. «Лишенцев» стали массово выселять из коммунальных квартир, мотивируя тем, что жилплощадь нужна «рабочему классу». Тяжело приходилось и детям «лишенцев»: их, пользуясь любым поводом, могли исключить из школы, а о том, чтобы получить высшее образование и речи быть не могло. Формально поступить в ВУЗ они, конечно, могли, однако при подаче заявления их часто ждал один ответ: «мест нет».

Юрий Елагин в книге «Укрощение искусств» писал, что положение «лишенцев» во многом напоминало ситуацию с евреями в гитлеровской Германии. Как и немецких евреев их советских собратьев по несчастью можно было смело отнести к категории неполноценных граждан – они были главными кандидатами на отправку в тюрьмы и концлагеря.

Ситуация изменилась лишь с появлением новой Конституции РСФСР в 1937 году, которая гарантировала избирательные права всем без исключения гражданам. Правда, при устройстве на работу бывший «лишенец» обязан был написать в анкете за что и когда был лишен права голоса. Кроме того, вплоть до 1961 года часть населения страны все еще могла быть лишена отдельных гражданских и политических прав.